Смутцер провел Рэя к окошку, где дежурный сделал запись в регистрационной книге и присвоил Лэмферу номер – 4140. Потом осужденного отвели в душ, сфотографировали, в специальном помещении провели антропометрические измерения по Бертильону и выдали серую тюремную робу.
Отправляясь в камеру, Рэй поблагодарил шерифа Смутцера за «прекрасное обращение» в те шесть месяцев, которые он провел в окружной тюрьме. Лэмфер попросил замолвить за него словечко, когда через два года придет время подавать прошение об условно-досрочном освобождении.
Как писали газеты, «не успев провести первую ночь в этой мрачной цитадели, Рэй Лэмфер уже мечтал, отбыв минимальный срок, выйти на свободу»13.
Заключение
Тайна никогда не будет раскрыта
Глава 40
Признание
Соперничество редакторов за самый «горячий» материал не утихало, и в воскресных приложениях к газетам появилось множество самых невероятных и в большинстве случаев сфабрикованных историй. Чаще всего ссылались на «признание», которое печально знаменитый убийца сделал одной из ведущих газет, и почти все «откровения» были беззастенчивыми фальшивками, состряпанными некими неназванными сотрудниками редакций. Рэю иногда даже платили за подтверждение опубликованных сведений, но, как правило, их печатали и распространяли без ведома того, кто их якобы предоставил.
Девятого мая 1909 года в воскресном приложении к «Сент-Луис пост-диспэтч» Джозефа Пулитцера появился типичный образец такой наглой мистификации. Сенсационная статья называлась «Признание Рэя Лэмфера». В ней утверждалось, что Лэмфер – «этот сфинкс дела Ганнесс» – с самого ареста хранил молчание. С момента обнаружения человеческих захоронений на ее ферме терзаемый ночными кошмарами Рэй воздерживался от каких-либо заявлений, а совсем недавно – по какой причине, газета не объясняла – решил «открыться» корреспонденту «Санди пост-диспэтч».
Снабженная черно-белой иллюстрацией – Рэй спускается в жуткий подвал, увешанный то ли кусками мясных туш и окороками, то ли человеческими останками, – статья представляла собой пересказ уже известных фактов. Правда, автор приправил ее некоторыми пикантными выдумками. К ним относится обещание Белль, если ее работник получит страховку, стать его женой, и описание той ночи, когда, вернувшись с Джоном Раем из Мичиган-Сити, Лэмфер отправился на ферму Ганнесс:
Я обогнул дом и спустился в подвал. Наверху, в гостиной, находились Ганнесс и Хельгелейн. Я слышал их голоса, даже различал какие-то слова, а понять, о чем говорили, не мог. Мне показалось, что Хельгелейн пьян или болен.
Тогда я не понял, а теперь не сомневаюсь: на него начал действовать яд, который она подмешала ему в пиво. У нее всегда было в запасе несколько бутылок пива, а добавить отраву в стакан труда не составляло. Я просидел в подвале минут тридцать-сорок и слышал, что Хельгелейну становилось все хуже. На следующее утро Эндрю не появился. Ганнесс сказала, что он уехал домой, и у меня не возникло никаких подозрений.
«Это первое подтверждение, – трубила газета, – что Ганнесс расправлялась со своими жертвами с помощью яда». Потрясающий репортерский успех. Конечно, если считать предъявленное читателям признание подлинным1.
Однако Рэю не пришлось отбывать в заключении минимальный двухлетний срок. Как и предсказывал врач, случившееся во второй день суда кровотечение оказалось признаком начальной стадии туберкулеза. И уже через год, в октябре 1909 года, стало ясно, что дни Лэмфера сочтены.
Его зять Финли, в надежде добиться освобождения умирающего, поехал в Индианаполис для встречи с губернатором Томасом Маршаллом. Секретарь губернатора Марк Тислуэйт, однако, сообщил, что комиссия по условно-досрочному освобождению соберется не раньше декабря.
– Тогда он вернется домой уже в гробу, – мрачно заметил Финли.
Он подал прошение губернатору о безотлагательном освобождении. Маршалл связался с начальником тюрьмы Джеймсом Ридом и Энтиссом, ставшим к тому времени шерифом Ла-Порта. Рид посчитал, что в тюрьме Лэмфер содержится в гораздо лучших условиях, чем дома, поэтому отпускать его не стоит. Энтисс вообще сказал, что Рэй не заслуживает условно-досрочного освобождения, «поскольку не дал никаких показаний по делу Ганнесс»2. По мнению Энтисса, заключенный должен оставаться в камере, пока не заговорит.
Как сообщали газеты, власти, включая прокурора Смита, надеялись, что, «оказавшись у последней черты, осужденный раскроет наконец все страшные секреты фермы Ганнесс»3.
Однако надежды властей не сбылись. 30 декабря Рэю стало совсем плохо, и его сестра, миссис Финли, которой немедленно позвонили, приехав из Ла-Порта, живым брата уже не застала. Ему было тридцать восемь.
В пятницу «Индианаполис ньюс», озаглавив публикацию «Он унес в могилу тайну Ганнесс», написала:
Все, что было известно Лэмферу о пожаре, он унес с собой в могилу. Даже перед смертью он так ничего и не сказал, что пролило бы свет на дело Ганнесс. Те, кто рассчитывал на предсмертное признание заключенного, как и те, кто надеялся, что в последний момент он докажет свою невиновность, были крайне разочарованы4.
Хотя суд виновным в убийстве Лэмфера не признал и ни одно его преступление доказано не было, некоторые газеты в некрологах назвали его «убийцей миссис Ганнесс и ее детей»5.
Прощание с Рэем состоялось 2 января 1910 года. На церемонии не было никого, кроме престарелой матери, брата и четы Финли. Похоронили Лэмфера на кладбище в Россвилле. Для погребального обряда священник Паркер выбрал из Книги Бытия восемнадцатую главу, повествующую о гневе Господнем, покаравшем Содом и Гоморру6.
Еще один священнослужитель – преподобный Эдвин Шелл, бывший пастор Первой методистской церкви Ла-Порта, – регулярно посещал заключенного. Сорокавосьмилетний Шелл, уроженец Дир-Крик, окончив Северо-Западный университет Чикаго, сделал блестящую карьеру церковного администратора и автора популярных журналов. Через неделю после пожара на ферме Ганнесс он был назначен президентом колледжа Объединенной методистской церкви в Маунт-Плезант, штат Айова7. Шелл одним из первых побеседовал с арестованным и позже, отвечая на многочисленные вопросы репортеров, назвал его безопасным для общества.
По словам бывшего пастора, освоивший азы плотницкого дела сын простого фермера – человек недалекий, но не убийца. «Ничего из его прошлой жизни не указывает, что он способен поджечь дом с четырьмя обитателями. Рэй Лэмфер, конечно, пьяница, его отношения с женщинами заслуживают осуждения, и все-таки он не преступник»8.
Преподобный стал часто приходить к Рэю в камеру. Шелл вызывал заключенного на откровенность, их задушевные беседы длились иногда по нескольку часов. После одного из таких разговоров, отвечая на вопросы журналистов, Шелл отказался поделиться его содержанием: «Я не обману доверие Лэмфера и ничего не скажу»9.
