* * *
Чудом мне удалось вернуться домой с небольшим количеством денег после первого этапа турне по США 1968 года. Я вернулся к Хизер восьмого апреля, измученный и лишенный сна, но в моем кармане лежала драгоценная штука баксов. Достаточно для взноса за наш первый дом. Проблема заключалась в том, что у меня все еще был кривой «Астон», который до смерти меня достал. Поэтому я принес драгоценную штуку баксов на автомобильный аукцион и купил прекрасный старый «Ягуар-Марк-10». Хизер, мягко говоря, вышла из себя и велела мне отогнать «Ягуар» обратно. Я пытался объяснить, что нельзя вернуть машину на аукцион, но спустя десять весьма стрессовых минут я уже направлялся обратно. Я позвонил Джорджу Сварщику, и мы вместе прошлись по контракту на машину. Мы обнаружили достаточно нестыковок, чтобы вернуть деньги.
Хизер сменила гнев на милость, но следующие несколько месяцев мне пришлось разъезжать в «Мини». Я чуть хребет себе не сломал, особенно после одного концерта в шотландском Инвернессе. Но радовало, что Хизер больше не кричала на меня. Между прочим, следующей машиной, которую мне удалось выпросить, стала «Вольво». У Кита и Джона были свои «Бентли» с шофером. У Пита были всевозможные спортивные машины. А мне просто нужно было что-то, на чем я мог доехать из пункта А в пункт Б, доставив в целости и сохранности мою прекрасную американку с шотландскими корнями. На деньги, оставшиеся от покупки «Мини», мне удалось получить ипотеку, и тем летом, пока я был на втором этапе нашего долгого турне по США, Хизер переехала в наш первый дом в Херсте, Беркшир.
Сегодня загородные домики сплошь заселены стареющими рок-звездами. Они все уехали из города в поисках тишины, покоя и места для хранения своей коллекции гитар. Но тогда все было иначе. Наш коттедж находился всего в тридцати милях от Лондона, однако для меня это была колоссальная разница. Все наши знакомые жили в городе, а в Беркшире нас никто не знал. Рядом поселился Элвин Ли, а за ним последовал Джимми Пейдж, но когда мы приехали, казалось, что мы были первыми. Но я не задумывался об этом. Я хотел жить за городом. Мне кажется, что у меня всегда было это желание. Это была глубокая психологическая потребность. Одними из самых счастливых моментов моего детства были вылазки к речке и находка заросшего бомбардировщика, идеально подходящего для игр. Это была дикая местность. Заброшенные подвалы наполнились водой и стали домом для лягушек и жаб, а также для меня и моих товарищей. Все возвращалось в лоно природы, образуя вереницу естественных тоннелей и укрытий. Став взрослее и несчастнее, я прогуливал уроки, прячась в парке Дьюкс Медоус из-за отчаянного желания скрыться от школьных кошмаров. Именно благодаря спокойствию и тишине реки я впервые почувствовал почву под ногами. В детстве мне приходилось искать природу в западном Лондоне, а теперь у меня была возможность обрести ее по-настоящему.
В деревне было классно. Мясник, пекарь, почта – там было все для повседневных нужд. Паб «Зеленый человек» был сердцем и душой этого места с 1600-х годов. Мы распахнули двери, и нас приняли. Более-менее. Все городские жители, разодетые в свои полосатые костюмы и в шляпах-котелках, приезжали на поезде в Твайфорд и заходили в паб, чтобы посмотреть на шоу уродцев. Я только что вернулся, проведя все лето в Америке. Я был за рулем совершенно нового «Шевроле-Стингрей», купленного мной в Детройте, который стал настоящим аттракционом для местных жителей. Но в Калифорнии я видел, как исчезала мода стиляг, уступая место хиппи. Сюртуки и рубашки с рюшами выходили из моды, и денди вместе с ними. Я отрастил вьющиеся волосы. Я не стеснялся и был горд собой. Вдобавок я начал заимствовать всю модную одежду Хизер. Я взял ее ботинки в турне, я носил ее белую кожаную куртку. Мы придумывали все на ходу, и это было потрясающе. Мода становилась все ярче в Хейт-Эшбери, Сан-Франциско, но Хейт-Эшбери был далеко от Херста. Те городские завсегдатаи думали, что наша одежда была смехотворной, но вскоре они узнали нас получше и мы подружились.
Питу бы не понравилось, что мы якшаемся с этими биржевыми маклерами, но мне было плевать. Это был паб. Пабы хороши настолько, насколько хороши их хозяева, а Джим и Анна из «Зеленого человека» были лучшими. Там не было никакой фоновой музыки. Во главе угла разговор, и это было потрясающе. Мы жили в коттедже XV века с очень низкими потолками. Хизер и ее подруге Девон приходилось наклоняться, чтобы войти внутрь, но я был как раз подходящего роста. Это было романтично.
Мне было двадцать четыре года, и, казалось, я остепенился. Мы все остепенились. Кит женился на своей девушке-серфере из Лестера, Ким, и у них уже был ребенок. Джон женился на Элисон, своей любви из детства, и они наслаждались семейной жизнью в доме в Актоне (адрес которого Джон сразу изменил на «Бастилию»). Пит женился на Карен год назад. Я не присутствовал на свадьбе. Хизер хотела сходить, но слегла с бронхитом, а на праздновании должно было быть слишком много людей, которым предстояло выступать. Мы не могли взять на себя ответственность за выведение из строя половины вокалистов Великобритании, поэтому я вызвался остаться дома и присмотреть за ней. Это не было оправданием – она действительно была очень больна. Но, по правде говоря, я не любил свадьбы. У меня с ними связано достаточно плохого опыта. Я предпочитаю похороны. Люди ходят на свадьбы, их что-то бесит, они начинают ссориться, и все заканчивается мордобоем. На похоронах все рады видеть друг друга, все говорят только хорошее о мертвом парне, а затем счастливые отправляются домой.
В любом случае, мы уже не были подростками. Мы больше не вели жизнь диких богемных рок-звезд, устраивающих вечеринку за вечеринкой. Во всяком случае пока мы были дома. Как группа мы тоже не тусовались вместе. Когда я не гастролировал, то большую часть времени проводил в Беркшире. Один год жизни рок-звезды длится столько же, сколько семь лет обычного человека. Рок-музыка отняла у нас немало лет. Ежедневно я добирался до студии IBC и чаще всего возвращался обратно. Мы начали записывать Tommy в сентябре 1968 года и должны были закончить работу над альбомом к Рождеству. Как бы не так. В марте мы только-только заканчивали работу над последними штрихами. Итого на все про все у нас ушло семь месяцев. Наш рекорд по времени, которое мы провели вместе в студии, но Tommy не был похож на альбомы, которые мы записывали раньше. В природе вообще не существовало второго такого альбома, и точка.
Первое, что я помню, – мне понравилась идея, причем сразу же, как только я ее услышал. Я не могу точно вспомнить, когда Пит впервые поделился ей с нами. Он делал пометки во время бесконечных поездок на автобусах по Америке и рассказал еженедельнику «Melody Maker», что работает над рок-оперой «Путешествие в космос». Еще он много чего рассказал «Rolling Stone», все одним залпом. К сентябрю у него уже был схематичный план. Томми был глухим, немым и слепым пареньком, который воспринимал окружающий мир только благодаря вибрации. Я влюбился в эту концепцию. Музыка это и есть вибрация. В этом весь смысл. Это была абстрактная идея, но я знал, что в этом что-то есть, и поддержал Пита. Поначалу мы планировали один альбом. По ходу того, как звучали песни, Кит Ламберт вплел их в связную историю. Люди часто забывают, что Пит не писал Tommy целиком. Он был вдохновителем, но это был коллективный труд, как и все, что мы делали. Поначалу все выглядело довольно расплывчато. Каждое утро Пит приносил демозаписи. Они были великолепны, но к тому моменту, когда они проходили через студию, они становились чем-то большим. История продолжала меняться. Фрагменты песен переросли в целые сюжетные линии. Это было все равно что сложить пазл без картинки, без ровных краев, не имея половины деталей, но это было невероятно захватывающе.
