Я стал дельцом. Я отправился на поиски места, где можно было бы давать концерты. Я просмотрел анонсы концертов в местной газете для групп, а затем проштудировал телефонную книгу в поисках номера паба, где они играли. Я нес всякую патриотическую чушь про Англию, но нельзя было избежать ужасной правды, которая пришла с вопросом: «У вас есть демо-запись?»
Конечно же, у нас ее не было. Хотя на самом деле мы сделали одну, но она в любом случае была ужасна. Кажется, мы просто поставили в одном из углов гаража кассетный магнитофон и сыграли все одним слоем.
Так или иначе, мы все же сумели получить заказ на выступление в пабе под названием «Броудфилд» и даже смогли дать там еще один концерт. Подписав квитанцию, мы получили три фунта стерлингов, а также один гамбургер, из которого, как собачьи уши, свисала начинка, и по бутылке пива Newcastle Brown на каждого.
Затем был спонсируемый городским советом развлекательный вечер, организованный университетом и проходивший неподалеку от Королевской больницы Халламшир. Там присутствовал местный диджей с радио «Шеффилд», но он весь вечер провел в баре и, похоже, был под кислотой.
Группа-хедлайнер называлась Greensleeper, и у них был вид беззаботных скучающих пижонов, проистекавший из того, что они были самыми крутыми музыкантами во всем округе и выступали каждые выходные. У них была куча преданных фанатов, которые появились, как только группа вышла на сцену, и ушли, как только она ее покинула.
Мы должны были расположиться на маленькой сцене, под ярким солнцем. Там было несколько зеленых складных стульев, а в партере группа детей ели мороженое и, щурясь, глядели на нас. Мы начали играть. Ударная установка шаталась, и, поскольку сцена была собрана наспех и не закреплена, барабаны начали расползаться. В этот момент на сцену выскочил какой-то неприятный человек и закричал: «Заткнитесь, я пытаюсь спать!» Он толкнул гитарный усилитель к краю сцены – еще пара футов, и тот упал бы на землю. Я схватил один из складных стульев и ударил им этого мужика. Тот отшатнулся назад, а затем просто побрел вниз по склону, прямо между пустыми рядами стульев, на которых обычно сидели пожилые дамы, чтобы быть поближе к сцене.
«Черт побери, – подумал я. – Это прямо как The Who». Но на самом деле это было не так, и тем же вечером подозреваемый в употреблении кислоты диджей рассказал об этом в своей радиопередаче.
Тем не менее, с нашей вновь обретенной известностью, я начал настаивать на том, чтобы мы стали играть собственный материал и сменили название. Слово Paradox было слишком невыразительным; нам было нужно что-то легендарное.
– Как насчет Styx? – предложил я.
– Разве так еще никто не называл группу?
– О, никто не заметит, – уверенно заявил я.
Наше второе выступление в «Броудфилде» стало также нашей лебединой песней, но первым концертом под названием Styx. У нас даже были плохо скопированные промоматериалы, которые мы раздавали зрителям – с извилистыми надписями, сделанными путем приклеивания отдельных букв к бумаге, но не совсем ровно. Бубен у меня теперь был из полированного алюминия, и он был вращающимся, но нужно было быть осторожным, чтобы не повредить кровеносные сосуды у основания пальца.
Я пытался быть крутым. Представьте себе: рубашка дровосека (потому что Рори Галахер носил такую), жилет со множеством значков и ботинки Hush Puppies. Прячьте своих дочек, родители Южного Йоркшира!
У нас была одна собственная песня под названием «Samurai». Текст был не мой, а поэта из шестого класса, который ухитрился свести вместе самурая и стервятников и зарифмовать «плоть» (flesh) с «яслями» (creche) в одной и той же строчке.
– Круто, – сказал я. – Так, а что такое «ясли»?
Мы решили расстаться на пике, сославшись на коммерческое давление, плюс на тот факт, что два наших гитариста имели летние подработки: обув деревянные башмаки, они чистили сталеплавильные печи, что оплачивалось намного лучше, чем три фунта, которые мы получили за свое финальное выступление.
Среди всего этого было легко забыть, что я должен был сдавать выпускные экзамены. Я мало учился; на самом деле мне было нечему учиться. У меня была коробка с заметками по истории; экономика, как я думал, была кучей мусора, придуманного учеными, чтобы создавать рабочие места для самих себя; английский же был интересен в плане собственного творчества, но, Боже мой, необходимость прочесть что-нибудь из Джейн Остин заставляла меня испытывать желание съесть собственную ногу вместо того, чтобы продираться сквозь этот бред.
В любом случае, я сдал свои экзамены уровня А, не прочитав ни одной книги для сдачи английского языка и не открыв ни одной книги по экономике. Насколько помню, с историей я смог справиться хорошо, поскольку по-настоящему интересовался ею – что само по себе было здорово, поскольку мне предстояло провести три года в университете, делая вид, что я ее изучаю. Не помню, что именно я написал, но – невероятно – я прошел все три с минимальной проходной оценкой: «Е». Что еще более невероятно, у меня было предложение от одного из лондонских университетов, который хотел заполучить меня настолько сильно, что им требовалась оценка «Е» только по двум из трех предметов. Таким образом, без лишних усилий я вошел в зал академической славы: колледж королевы Марии, Лондонский университет.
Первый прорыв
Я был в Лондоне, у меня были мечты и цели, но не было плана, зато был правительственный грант, который положил в мой карман реальные деньги. Моей первой проблемой стало пережить день, когда я приехал. Меня сразу вызвали к руководителю исторического факультета, профессору Лесли. Он взглянул на листок с моими оценками с экзаменов уровня А.
– Что это значит? – вопросил он.
– А, ну да. У меня была небольшая проблема.
– Что за проблема?
– Ну, понимаете, меня выгнали из школы, и мне пришлось доучиваться дома.
– Почему? За что тебя выгнали?
– Э… за выпивку, – слукавил я.
Он уставился на меня, и его глаза были похожи на два гигантских гобелена, спрятанных за телевизионными экранами, которые были его очками. Он также был пугающе похож на Мистера Жабу из «Ветра в ивах».
– Я буду приглядывать за тобой, – заявил он. – Мои шпионы будут следить за тобой. Студенту нужны только кровать, стул, письменный стол и надлежащее освещение.
– Ну, спасибо вам большое, – ответил я и, вздохнув с облегчением, направился прямо в бар студенческого союза, где меня ждала фантастическая пинта пива Bass, стоившая там всего четверть цены такого же пива в любом из пабов. Счастливые деньки.
У меня был план, хитроумно замаскированный от моих родителей, да, говоря откровенно, и от меня самого. Они были озадачены тем, что я решил изучать именно историю.
– Какая в этом польза? – спросили они.
– Пригодится в армии, – ответил я. Но комиксовые мысли-облачка вокруг моей головы рассказывали совсем другую историю.
