– Не так уж это и просто, а? – усмехнулся он. – У Ронни Дио была такая же проблема с «Heaven and Hell».
У меня болела голова и болели глаза, но я обратил внимание на эту фразу.
– Например, как?
– Ну, он пришел с тем же настроем: давай-ка врежем. А я сказал ему: «Нет. Ты должен подвести итог всей своей жизни в первой строчке. Пока что я такого от тебя не услышал».
Конечно, я знаю эту песню. Открывающая строчка.
– Вся твоя жизнь должна быть в этой строчке, – сказал Мартин. – Твоя идентичность как вокалиста.
Хоть и смутно, но я начал видеть разницу между тем, чтобы пропевать строчку и жить в ней.
Я пошел гулять по остальной части студии. Там стояла смертельная тишина, вокруг не было музыкантов. Замолкшая барабанная установка, лежащие вокруг нее гитары и слабый запах пыли, поджаривающейся на клапанах, которые все еще были подключены к электрической сети.
«Я остался один, мой разум был пуст. Мне нужно было время, чтобы подумать и извлечь воспоминания из моего разума»
[11]…
И вот кем я был, когда вернулся к микрофонной стойке. «Просто все то, что я видел в моих давних снах…», и так продолжалось. Как будто Мартин был консервным ножом, а я – банкой с фасолью.
Как только в моей собственноручно возведенной плотине возникла брешь, начался потоп. Стена, которую я построил, была моим эго, моей защитной прослойкой. Она нужна всем – особенно если вы хотите иметь 100 000 фанатов рок-музыки, но не приносите ее в студию. В студии вам нужна песня, похожая на фильм, который разворачивается прямо перед вашими глазами. Все, что я делаю – это пропеваю слова, которые рисуют картину. Я думал, что это я изобрел театр разума, но оказалось, что Мартин Берч делал это годами.
Все это происходило на очень интенсивном уровне, и, разумеется, Мартин тоже испытывал сильный стресс и давление. Ему помогал инженер – очень дружелюбный парень по имени Найджел Грин, который выполнял свою последнюю миссию в качестве инженера, прежде чем самому стать продюсером. По причинам, затерянным в глубине веков, Найджел получил прозвище «Хьюитт».
Где-то в два часа ночи Хьюитту отдавали команду достать ящики с пивом. Он совмещал в себе высококвалифицированного технического инженера и консьержа, промышляющего нелегальными делишками.
Мы, музыканты, могли позволить себе расслабиться с пинтой пива после того, как наше дело было сделано. Но для Мартина все было не так. Он работал каждый день, без перерывов, а потом неожиданно звонил нам, чтобы объявить: «У меня завтра выходной».
Эти слова, как я понял впоследствии, были, возможно, тем, что доктор Джекилл говорил самому себе, глядя в зеркало, незадолго до встречи со своим альтер-эго, мистером Хайдом.
У Мартина было альтер-эго. Мы называли его Марвином. За эти годы Марвин подарил нам часы развлечений и щекочущих нервы переживаний. Когда я впервые встретил Марвина, то был в замешательстве. На самом деле я тогда еще был в Samson, и нас однажды позвали послушать некоторые готовые миксы альбома Maiden «Killers», которые недавно были закончены. Марвин был в ударе, в центре внимания, громкий и гордый. По глупости я назвал свое имя и был в тот вечер трезв. А вот Марвин не был.
– Присядь, мальчик, – сказал он.
Он элегантно крутанул продюсерское кресло на колесиках, чтобы оно, отскочив, отъехало от стены и втолкнул меня в это кресло. Я начал чувствовать лишь легкую тень испуга.
– Теперь, мальчик, – сказал он, – послушай вот это.
Он прижал кресло к микшерному пульту, прижав меня так, чтобы удерживать на месте, и проигрывал альбом «Killers» до тех пор, пока мои уши не начали кровоточить.
– Ну и как тебе это?! – спросил он, едва слышный поверх кохлеарного катаклизма, которому подвергалось мое внутреннее ухо.
– Это… э… это очень хорошо, – промямлил я.
– Хе-хе-хе. Да-да – очень хорошо, – и он ушел, что-то бормоча себе под нос, оставив меня одного в студии вместе с лентами, предназначенными для нового альбома Iron Maiden.
Под конец рекорд-сессии «The Number of the Beast» Мартин проиграл сведенный альбом на очень большой громкости. «Завтра у меня выходной», – объявил он, и из-за его глаз на нас посмотрел безумец, и Марвин взял на себя ответственность.
– Хьюитт, – вопросил он, – сколько лет этому пульту?
– Не знаю, Мартин, – ответил Хьюитт, и выглядел он при этом слегка нервным.
Марвин схватил гибкий металлический стул, которым к пульту крепился студийный микрофон. Это было похоже на несчастный тюльпан, вырванный с корнем из земли, поскольку в нижней части остались торчать электрические провода.
– Он сломан, Хьюитт! – продюсер бросил микрофон на поверхность пульта.
Хьюитт заметно поморщился.
– А какой канал не работает, Хьюитт?
– Эээ… канал 22, – ответил Хьюитт.
Марвин встал и открутил канал, кусок монтажной платы длиной около трех футов, до того момента, вероятно, представлявший немалую ценность.
– Кусок дерьма, – пробормотал Марвин и разломил его пополам.
Хьюитт видел, что его карьерные перспективы сходят на нет, но сохранял хладнокровие и лишь нервно улыбался. Думаю, он начинал входить в дух этого безумного развлечения.
– Так, а что еще сломано, Хьюитт?
Так и закончил свои дни тот микшерный пульт – его отправил на помойку Мартин Берч при мастерском содействии человека по прозвищу Хьюитт.
На следующий день Мартин нас покинул. Zomba Records велели ему лететь в Лос-Анджелес, чтобы начать записывать очередной альбом с Sabbath, Whitesnake или кем-то еще. Я видел, сколько он вкладывает в создание каждого альбома, сколько его психики всякий раз уходит в мясорубку. Мне было интересно, как долго он сможет поддерживать этот темп.
Тем не менее, для нас темп начал ускоряться – и пути назад уже не было.
Большая Медведица
Быть участником группы, пользующейся мировым спросом с альбомом номер один, было похоже на американские горки. Разница в нашем случае заключалась в том, что наши американские горки не останавливались и даже не замедлялись в течение следующих пяти лет. Мы понеслись вверх по изогнутой железной дороге, а потом очутились на пороге падения. Мы перевалиливась через край и оказывались на пороге обрыва и летели прямо вниз, крича, со вставшими дыбом волосами, с венами, полными адреналина. Пять лет такого образа жизни могут серьезно пошатнуть любые внутренние гироскопы, на которые вы могли бы положиться. Однако на тот момент мы просто наслаждались скоростной поездкой.
Почти сразу же по окончании сведения альбома был выпущен сингл «Run to the Hills», который продался в Великобритании тиражом почти в 250 000 экземпляров. Накануне выхода альбома мы находились в середине британского турне, и вот тогда у нас впервые случилась одна из тех ссор, что иногда происходили за годы совместной работы.
