У нас был совершенно нелепый график: восемь концертов, выходной, еще семь концертов, выходной, и так далее. Это были двухчасовые шоу, и пропеть их было не самым легким делом в мире. Трения начались уже с того, кто где должен стоять на сцене. Я был довольно традиционен в этом плане и придерживался основ сценического искусства: эй, если я пою, то я должен стоять впереди. Если ты играешь соло, то ты должен стоять впереди. Что-то в этом роде.
Но у Стива Харриса были другие представления об этих вещах. Он хотел находиться впереди всех и бегать по всей сцене. Мне это пришлось не по нраву. Я не хотел петь в затылок басисту.
Клиновидные мониторы, которые мы использовали, были равномерно распределены по передней части сцены, и это означало, что там не было точки фокуса, когда я пел.
Мы провели саундчек, потом начался концерт. Первое, что я сделал – это переместил свои клиновидные мониторы вперед и в центр сцены. Стив стал ругаться, и грузчики отодвинули их назад. Поэтому я снова вернул их в центр.
Когда я пел, мне в нос вдруг врезался гриф бас-гитары, поскольку там явно была какая-то демаркационная линия, которую я нарушил. Я ответил на это, встав на основание микрофонной стойки. Оно теперь было похоже на телевизионную антенну, и своим периферийным зрением я мог видеть, когда Стив несется по направлению ко мне. У меня до сих пор очень много сколов на зубах из-за того, что он врезался в меня на сцене, когда бежал, наклонив голову и не видя ничего перед собой.
Конфликт достиг своего апогея, когда мы играли в ратуше Ньюкасла.
Мы приехали из Эдинбурга, в неподобающее утреннее время, поскольку Род посчитал хорошей идеей снимать там весь день клип на «The Number of the Beast», непосредственно перед концертом. В качестве массовки мы привлекли бальных танцоров, на спинах у которых висели таблички, образовывавшие число 666. Думаю, возможно, это была даже моя идея.
В любом случае, двери зала должны были оставаться открытыми, потому что мы продолжали снимать клип еще за полчаса до того, как в зале должна была появиться публика. Конечно, все мы были измотаны. Мы вышли на сцену, которая была довольно маленькой и узкой, и мы со Стивом сцепились, как два оленя, желающих опробовать в деле свои отросшие рога.
Род растащил нас за кулисами. Мы уже закатывали рукава, чтобы выйти на улицу и разобраться друг с другом, как следует. Стив кричал Роду, когда тот нас разнимал: «Всё! Ему пора валить из группы на хер!».
Что ж… Я не пошёл на хер. Не могу сказать, что я не предупреждал вас, ребята – теперь все будет немножко по-другому. Привыкайте к этому.
Мы пришли к компромиссу насчет расположения микрофонов и мониторов и пришли к выводу, что в вопросе, кто перед кем должен стоять, хорошие манеры важнее, чем безудержный энтузиазм. Это был небольшой прорыв, но он вывел нас на новый уровень театральности и сценического искусства.
Нам сообщили, что наш альбом стал номером один, когда мы выезжали из дешевого отеля в швейцарском городе Винтертур. Празднование было слегка омрачено необходимостью толкать здоровенный туровый автобус вниз по склону, чтобы он завелся. Водитель объяснил это совершенно ненужной нам подробностью, что экстренные тормоза истощают аккумулятор, короче, вон из-за той хреновины перестала работать эта хреновина. На самом деле он мог бы просто сознаться, что оставил фары включенными.
Мы играли во всех странах, про которые я слышал и в которых никогда не был. У меня появилась возможность попрактиковаться в моем вертлявом французском, который был намного лучше, чем мой несуществующий испанский. На концерте в Мадриде я попытался придумать фразу на испанском, которую можно было бы перевести как «Вы лучшие певцы в мире» – так я хотел похвалить подпевающих фанатов. Что ж… была газета El Mundo, и это означало «мир». С пением, насколько я знал, было как-то связано слово «cantante». Что ж… кто сказал, что это будет трудно?
Что бы я ни сказал, я сказал это смело, и они встретили меня приветственными криками.
Поэтому я сказал это снова, и в этот раз их приветствия были несколько менее бодрыми.
Думая, что во второй раз они меня неправильно расслышали, я произнес фразу медленно и, как мне показалось, очень напористо и отчетливо.
Воцарилась почти полная тишина.
После шоу я поинтересовался в нашей звукозаписывающей компании, что же произошло.
– Ну… Ты сказал, что ты лучший певец в мире.
Хм. Громкое заявление. Самоуверенное. И неправда, конечно.
Мы вышли за пределы Европы, проложив себе путь куда угодно, в любую страну, правительство которой достойно упоминания. Мы были в Соединенных Штатах, месте настолько невероятно экзотическом, что я неделю не мог уснуть, вспоминая все, что там видел.
Однажды летом мы приземлились в Детройте, штат Мичиган. Следующей остановкой был город Флинт, затем прочие места, о которых я раньше даже не слышал. Мы побывали в самом сердце автомобильной индустрии США, еще до того, как водопроводные скандалы и банкротства компаний вырвали это сердце. В начале своего наступления на США мы оказались на третьей позиции на афише, в компании самой необычной пары, которую только можно было себе представить: Rainbow и 38 Special.
В последний раз, когда я гастролировал с Rainbow, в группе еще был Грэм Боннет. Он отличался своим чудовищным хриплым тенором, а также весьма витиеватым вкусом в том, что касалось сценической одежды, в сочетании со стрижкой, которая больше подошла бы Джеймсу Дину, а не товарищу «Человека в Черном», Ричи Блэкмора.
Я был и остаюсь большим поклонником Блэкмора. Я понимаю его склонность носить остроконечные колдовские шляпы и наряжать музыкантов как бродячих менестрелей. Тот тур, однако, не был таким. Вокалистом был теперь Джо Линн Тернер, американец, который, как надеялся Ронни, стал бы «голосом радио» и дал Rainbow ту опору, которая была необходима им в США. Ирония, однако, заключается в том, что если бы Rainbow остались с Ронни Дио, в конце концов мир мог бы повернуться к ним лицом – но это все, конечно, предположения, а история не знает сослагательных наклонений.
В любом случае это был Ронни, с его легендарными ныне кудрями и пышной шевелюрой, и это был Джо, с такой же пышной шевелюрой, но менее сложной структурой волос – словно в большом парике.
С другой стороны, в состав 38 Special входили три вокалиста, один из которых был, главным образом, талисманом группы. Гитарист являлся основным автором песен и главным мужским голосом, но в группе был Ван Зант – король южного рока, носивший характерную для этого стиля шляпу-трилби. Были еще два или, возможно, три бэк-вокалиста, и все они носили потрясающие кри-нолиновые костюмы, лучше подходившие для прогулки на лодке по Миссисипи в начале 1900-х годов.
И еще там были мы. Пять английских терьеров, которые хватают всех за пятки и заставляют испуганно вытягиваться лица американцев, думающих, что они пришли посмотреть на какой-то ориентированный на взрослых рок, но вместо этого получивших 20 минут Вест-Хэма, наотмашь бьющих по их шокированным мозгам, как железный прут.
