Что ж, я рад, что мы с этим разобрались, поскольку этот вопрос занимал меня на протяжении многих лет, всякий раз, когда ботинки появлялись на сцене. В Канаде, впрочем, у меня были другие поводы для беспокойства. Я практически полностью потерял способность пользоваться своей левой рукой.
Эта проблема началась еще парой месяцев ранее, в европейском туре. Каждый вечер на сцене я размахивал головой вверх-вниз. К тому времени у меня отросла густая грива волос, и в этом был важный нюанс – они взлетали в воздух, разлетались и развевались, покуда я так и сяк тряс своей шеей. Это называется хедбэнгинг – и это очень хороший способ потерять всякое ощущение времени и пространства, чтобы раскачивать свой мозг в такт музыке.
Из-за этого в моей шее произошло смещение позвонков, и я не мог пошевелиться, чтобы не испытать сильнейшую боль. Меня отправили к немецкому доктору, который сделал мне пару уколов и на полчаса положил меня под две огромные грелки. Затем он отправил меня восвояси, мои движения были слегка скованными, но в целом все выглядело неплохо.
Тем не менее, травма, которую яростный хедбэнгинг нанес межпозвоночным дискам в моей шее, не исчезла, только ее симптомы были временно смягчены. Потом они вернулись, и все стало намного хуже. В Канаде я едва мог двигать левой рукой, которую сотрясали судороги и спазмы, отдававшиеся в левую часть моей шеи. Боль была нарастающей и беспощадной, и я потерял способность шевелить большим, указательным и средним пальцами на левой руке.
Я попробовал пакеты со льдом. От массажа стало еще хуже. От прогревания – еще хуже. Я не мог спать. Меня отправили к местному врачу в Оттаве.
– У вас мышечные спазмы, – сказал он.
«Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю», – подумал я.
– Почему у меня мышечные спазмы?
Он уже вовсю писал рецепт:
– Возьмите это.
Мне назначили либриум, флексерил и бутазолидин. Я продержался на них лишь один день, после которого понял, что потерял способность разговаривать и не могу чувствовать свои десны, когда чищу зубы.
Концерты возобновились, и мы приехали в Монреаль. Я отправился в больницу. Там меня просвечивали рентгеном и вставляли булавки в мой большой палец.
– Вы можете почувствовать боль?
Я сказал, что могу.
– Хм. С неврологической точки зрения все нормально, – написал врач у себя в блокноте. Он развернул свое кресло, чтобы прикрепить на стену рентгеновские снимки.
– Ага! – с торжественным видом сказал он.
– Что такое?
– Видите это? – он указал кончиком своей ручки на замутненные области вокруг моей лопатки. – Это – мышечные спазмы!
– Элементарно, Шерлок! – пробормотал я.
Он не сказал мне ничего такого, чего бы я уже не знал. Разве что объяснил насчет таблеток, которые мне дали.
– О Боже, кто дал вам это? – спросил он.
– Канадский врач.
– А он проводил с вами тест на функциональность печени?
Я не стал качать головой, потому что это причиняло мне боль. Мои глаза ответили вместо этого.
Я выбросил все таблетки в мусорное ведро. Следующей остановкой был Нью-Йорк. Уж там-то должен был найтись кто-то, кто понимал, о чем говорит. Я заплатил сто долларов за пятиминутный прием у спортивного врача. Он работал с Мохаммедом Али, балетными танцорами и игроками в американский футбол. Он придавил мое больное место пальцами.
– Здесь?
– Больно!
Затем он сжал мою голову и осторожно поднял ее вверх, снимая давление с позвоночника.
– А если так?
Он сделал рентген. Все выглядело очень уродливо.
– У вас грыжа межпозвоночного диска в верхней части шеи, С4 и С5. Я могу назначить вам операцию на понедельник.
– Так, стоп, док. Какая еще операция?
– Ну, я извлекаю хрящ и вставляю вместо него кусок пластмассы.
– У меня концерт в Чикаго накануне понедельника.
– Что ж, в таком случае нужно будет сделать тракцию позвоночника.
– Как много времени это займет?
– Восемь недель.
– Ну, это тоже не сработает? Еще какие-нибудь варианты есть?
Он вздохнул. Я чувствовал, что доктору хочется пойти поиграть в гольф, а я его задерживаю.
– Хорошо. Домашний тяговый блок и воротник на шею. Лучшее, что я могу сделать в такой ситуации.
Домашний тяговый блок представлял собой плохо спроектированную виселицу, которая помещалась поверх дверцы шкафа. С одной стороны была подвешена бутылка с водой, с другой располагалась моя приподнятая голова. Все это выглядело довольно глупо.
Наконец мне на помощь пришел Тони Виггенс, наш тур-менеджер. Его американская подруга порекомендовала мануального терапевта.
– Как-как это называется? Хиропрактик? Это как предсказатель, который трупы потрошит?
– Нет, это некромант.
Терапевт смог по-настоящему хорошо объяснить моему мертвому телу, что именно происходит. Он дал мне много полезных советов, лучший из которых заключался в том, чтобы перестать мотать головой с такой скоростью, словно я хочу, чтобы она оторвалась от тела и улетела в зрительный зал. Носи шейный воротник, а остальную часть аппарата можешь выбросить на помойку, сказал он мне. Также он рассказал, как мне изменить свои привычки в движении, еде и питье, чтобы дать моей шее больше шансов на выздоровление, даже в условиях изматывающего графика.
В будущем нас поджидал серебристый туровый автобус American Eagle, на котором мы совершили серию долгих ночных поездок по США, следуя за Scorpions. Мы были специальными гостями в шоу, состоявшем из трех групп, и у нас было много времени, чтобы наработать связь с аудиторией, которую нам предстояло подмять под себя.
Европейским туровым автобусам потребовалось некоторое время, чтобы догнать своих американских двоюродных братьев, а уж в далеком 1982 году их просто невозможно было сравнивать. American Eagle был очень похож на публичный дом на колесах.
Жизнь в автобусе скоро установила свои порядки. Его передняя часть была проникнута атмосферой печали, где Род играл в карты и брюзжал, а Стив часами смотрел видео. В задней части царил дух бунтарства – там Клайв, Дэйви и Эдриан уничтожали огромные количества водки. Я бродил из одного отсека в другой и скоро понял, что весь процесс немного разочаровывает.
Во время тура «Number of the Beast» мы сделали большую часть вещей в дороге впервые в жизни. Со временем я понял, что новизна быстро приедается. Радость от того, что я безмозгло трясу хаером каждую ночь, чтобы следом прожить бессмысленные 18 часов, скоро превратилась в безнадежное оцепенение, продолжавшееся до тех пор, пока очередной концерт не приносил в наш мир свет и жизнь.
Главный фактор, который меняет ситуацию «тусим по субботам с ребятами из группы» на «каждую субботу проводим в реабилитации или у терапевта» – это деньги и наркотики. Свободный доступ к любой из этих вещей может серьезно повредить вашему психическому здоровью. На самом деле, денег-то у нас было не так уж много – не думаю, что кто-то из группы был владельцем кредитной карты – но все хотели дать нам наркотики, этих людей было много, и они давали нам все бесплатно.
