Когда мы решили, что будем снимать клип на песню «2 Minutes to Midnight», режиссер захотел продемонстрировать нам, насколько кинематографична его раскадровка, поэтому он встретился с нами, чтобы показать полароидные снимки локаций.
Одной из них был Гринвичский пешеходный тоннель. Это заставило меня вспомнить о том, как я учился в колледже и шел под рекой, чтобы добраться до паба «Зеленый человек» в Пламстеде. Затем режиссер создал серию рисунков, изображающих логово наемников.
– Мы нашли просто фантастическое место, – сказал он. – Оно поистине отвратительно выглядит, там полно крыс и мочи.
– А ведь я там жил когда-то, – пробормотал я. Это действительно были те самые апартаменты, которые я арендовал в студенческие времена. Все-таки Земля круглая.
За железным занавесом
Возвращение на Багамы для записи «Powerslave» было для нас как возвращение домой. Конечно, у всех у нас были собственные дома, но никто из нас не провел там сколько-нибудь значительного времени в течение более чем двух лет. Никто из нас не мог по-настоящему понять, что пройдет еще два года, прежде чем в наших жизнях начнут появляться какие-либо признаки обычного человеческого существования – но даже и тогда совсем ненадолго.
Мы сводили альбом в городе, который никогда не спит, который так хорош, что его называют дважды: Нью-Йорк, Нью-Йорк.
Я люблю Нью-Йорк, и за долгие годы город не раз платил мне добром за это. Это фантастический город кинематографических масштабов, и это раскрывается даже в мельчайших деталях. Разговаривающие скороговорками полицейские, суета и дерзкая пошлость, которые в любом другом городе мира казались бы грубыми… но в Нью-Йорке все это граничит с вдохновением. Ранним утром зимнего дня из твоего картонного стаканчика с кофе поднимается пар, а по выбоинам тротуаров скрипят мусоросборочные тележки, и ты чувствуешь себя так, словно находишься внутри фильма «Французский связной», и его главный герой, Попай Дойл, вот-вот выйдет из расположенного напротив офисного здания. А может, и не выйдет…
Я нашел фехтовальный зал (так по-английски называется клуб), управлял которым мастер мирового класса, перебежчик из Украины. Стэн был спортивным героем Советского Союза и тренером сборной Украины. Он нелегально приехал в США и смог добраться до Нью-Йорка. Он был эксцентричным и трудолюбивым человеком, и, помимо управления фехтовальной школой, у него был также бизнес по производству фехтовальной формы и импорту ее во все страны мира.
Я тренировался часами, каждую неделю. Около 11 утра я запрыгивал в поезд метро на 23-й улице вместе со своей тренировочной сумкой, приезжал в зал, разминался и брал урок один на один, продолжавшийся 45 минут. Потом, обессилевший и пропотевший, я шел в местный гастроном, покупал себе что-нибудь поесть и возвращался обратно, чтобы наблюдать, как он дает уроки следующей партии современных мушкетеров. Пара часов спарринга, и я был заряжен энергией на весь остаток дня.
Студия Electric Ladyland, в которой сводилась пластинка, располагалась в подвале в Гринвич-Виллидж, добраться до которого можно было, проехав всего пару остановок или просто пройдясь по улице, наслаждаясь окружающей обстановкой. Нужно было внимательно все прослушать, сделать выводы и позволить ребятам покончить с этим. Стиву понравился процесс микширования, а я предпочел оставить все на усмотрение саунд-инженеров и внести лишь небольшие коррективы. Музыкант слишком плотно срастается со своей музыкой, чтобы иметь способность вынести объективное суждение.
Позднее, когда была в самом разгаре моя сольная карьера, мне пришлось более активно участвовать в процессе сведения. Тем не менее, я лишь давал общие руководящие указания и всегда сознательно оставлял команду в покое, чтобы позволить ребятам работать над миксом так, как они сами посчитают нужным. Вы не сможете нарисовать картину, если видите только то, что находится на кончике кисти. Также очень легко увязнуть в технических подробностях, творческом эквиваленте зыбучих песков.
После того, как все было готово, мы отрепетировали программу грядущего тура в на удивление аляповатом ночном клубе в Форт-Лодердейле и остановились в кишащем тараканами приморском мотеле.
Довольно скоро наши каникулы закончились. Настало время отправляться в «Империю Зла», за «железный занавес», как это называлось в 1984 году, чтобы открыть тур в поддержку альбома «Powerslave» выступлением в Польше. Самолет Туполева Ту-134 – небольшой двухмоторный авиалайнер, и именно он был выбран в качестве транспортного средства, которое должно было доставить нас в Польшу. Авиакомпания LOT Airlines использовала технику только советского производства, а у модели, на которой мы летели, имелся в носовой части отсек для хранения бомб, что было весьма волнующим опытом.
Мы сидели в тесном фюзеляже, где вместо полок для багажа висели какие-то гирлянды из сетки, а бортпроводники, моральных дух которых лучше всего можно было охарактеризовать как жажда убийства, подносили нам нераспознаваемые мясные продукты и вареные сладости.
Варшава была запретным плодом. Нас принимали так, что это заставило вспомнить о сценах из биографии The Beatles, когда они вернулись обратно в Великобританию после того, как отыграли на нью-йоркском стадионе Ши. Когда мы сошли с самолета, то сперва не заметили сотен поляков, осаждавших аэропорт, держа в руках баннеры, плакаты и пластинки.
Люди из приветственного комитета были сердечными, легкими и полностью развенчивали любое предвзятое мнение, которое мы могли иметь о сталинских аппаратчиках или злодеях в духе германской разведки «Штази», организовавших эту поездку, чтобы заманить нас в свое логово.
Мы спустились по трапу самолета и пожали руку представителю компании-организатора. Повсюду были улыбки. Мы улыбались, он улыбался, светило солнце, и воздух вокруг бетонного козырька плавился от жары.
– Где Род? – спросил представитель. Род Смоллвуд выбрал этот момент, чтобы сделать смелое заявление. Перед этой поездкой он купил белый костюм (хотя Род до сих пор настаивает, что он бежевый) и темные очки. Когда дверь самолета открылась, он посмотрел на приемную комиссию, которая его проигнорировала. Мы спустились на землю и поболтали со всеми, но Род стоял на отшибе, в костюме и солнцезащитных очках.
Перед этим, когда загрузились в самолет, мы спросили его про выбор одежды.
– Я должен показать им, кто в доме хозяин, – был его ответ. Кажется, никто из нас не был уверен в том, что белый костюм будет способен произвести какой-то фурор в Варшаве.
К тому времени, как мы прошли таможню и иммиграционный контроль, стало ясно, что весь государственный аппарат Польши поражен эпидемией фанатизма по отношению к Iron Maiden. Любой человек, у которого было при себе оружие, желал взять автограф, а когда мы попытались сесть в автобус возле терминала, мне понадобились все мои навыки игры в регби, чтобы пробиться сквозь толпу.
В автобусе обсуждалась тема белого костюма. Роду было слегка не по себе, поскольку он оказался в центре внимания не по той причине, по которой хотел бы. Признаюсь честно, я решил его подразнить.
