Когда мы вылетали из Ле-Бурже, никто даже не подозревал, насколько скверной будет погода на подлете к Гатвику. Турбулентность зашкаливала, и данные приборов читались с трудом. Обычный для Гатвика встречный ветер сменился на 50-узловой попутный. Несчастный турбовинтовой двигатель Fly be был на последнем издыхании, когда диспетчер сообщил нам, что скоро станет еще хуже. Пилот не выглядел счастливым, как, стоит отметить, и пассажиры. Наш самолет находился в эпицентре урагана. Я сидел, как паук, в переплетении зловещих красных огоньков, что мерцали на экране радара.
С юго-запада внезапно пошла полоса невероятно сильных шквальных ветров, и когда лайнер пересекал ее, кабина тряслась, как вагонетка, едущая по склону в парке развлечений. Но моих пассажиров происходящее вовсе не развлекало.
Гатвик был закрыт, все самолеты стояли на земле. Сдвиг ветра – очень опасное погодное явление, способное разрушить авиалайнеры. Это внезапное и зачастую очень сильное изменение направления ветра, настолько мощное, что под его воздействием крылья самолета теряют подъемную силу. Над нами пролетел одинокий самолет British Airways. Его экипаж связался по рации с командным пунктом: «Сообщаем, что на высоте 1000 футов у нас была нулевая подъемная скорость при полной мощности».
Обычно скорость набора высоты составляет две-три тысячи футов в минуту при сниженной мощности, и это означало крайнюю опасность ситуации. Мы выждали около 20 минут, пока буря не утихла, после чего наконец приземлились. Многие пассажиры буквально валились с ног, когда выходили из самолета, их лица были бледны или имели зеленоватый оттенок. Двадцать пять пакетов для рвоты были наполнены доверху.
В течение некоторого времени я занимался своей мини-чартерной экскурсией «АэроБрюс», а затем обсудил с Родом идею создания Ed Force One. К моему изумлению, он посчитал это перспективной затеей. Она сводила воедино несколько важных аспектов – это был беспроигрышный вариант как для авиакомпании, так и для Iron Maiden. Для меня же это была не просто возможность продолжать летать, а способ завладеть мыслями и воображением жителей всего мира.
На Ed Force One работали три пилота, включая меня. Так было нужно не только для того, чтобы каждый имел возможность время от времени отдохнуть, но и для подмены на случай, если кто-нибудь заболеет. Все пилоты имели капитанский статус.
Нашей первой остановкой была Индия, и на пути в Мумбай мы дозаправились в азербайджанском Баку. Единственной проблемой на тот момент было то, что на борту слишком быстро закончились запасы пива.
Мумбай – очаровательное место, и мы остановились там в превосходном отеле. Пока все шло хорошо. Из Мумбай мы должны были полететь в Перт с дозаправкой на западе Сингапура. Я отдыхал – только что отыграл концерт, – расслабляясь в салоне вместе с остальными. Сидя в первом ряду в футболке и шортах, я отказался от бокала белого вина, предпочтя ему кружку кофе с молоком и одной ложкой сахара.
Дежурный капитан того рейса, Алан Хейл, был как обычно бодр и весел. Я на пять минут заглянул в кабину, после чего оставил их в покое. Через два часа полета меня хлопнул по плечу старший пилот: «Ты не мог бы заглянуть к нам?»
Проблема была не в том, что какая-то недружественная страна выпустила по нам зенитную ракету или же нужно было экстренно снижаться из-за отказа двигателя. Капитан Хейл выглядел неважно. Казалось, он серел прямо на глазах. Тут его вывернуло: он съел слишком много мумбайской колбасы, и она не усвоилась в организме. Я сказал, что поведу самолет вместо него.
Поначалу он запротестовал: «Нет-нет, я в порядке».
Я ждал.
– На самом деле нет. Я не в порядке, – он вскочил и бросился в туалет, а потом ушел в дальний конец салона. После этого я не видел его три дня.
«Вот почему у нас три пилота», – подумал я, садясь в кресло и пристегиваясь.
Это была долгая ночь. Мы заправились в индонезийском Банда-Ачехе, и я в жизни не видел столько кораблей разом, как когда мы летели над Сингапуром. Заправка затянулась, поскольку мы спорили о том, кто будет оплачивать счет (который, как предполагалось, должен был быть оплачен заранее). В конце концов, кто-то из местных нашел факс об оплате под кучей бумаг в офисе аэропорта.
Мы приземлились в Перте как раз в тот момент, когда солнце всходило, знаменуя начало нового дня. Австралийцы никогда раньше не работали с «Боинг 757», у них не было буксирных крюков для таких машин, поэтому мы припарковались как вышло.
Разгрузка этой машины, как и загрузка, была уникальным процессом. Нужно было объяснить грузчикам все тонкости, особо подчеркивая, что с главной дверью в задней части самолета следует обращаться очень осторожно и ни в коем случае не повредить ее. Все оборудование должно было пройти через эту дверь, и неуклюжий грузчик мог запросто повредить дверную обшивку или стекла, что сделало бы невозможным взлет.
К тому моменту, как самолет опустел, в небе ярко светило солнце. Нас с другим капитаном бросили на произвол судьбы. Транспорт уехал, а местные, похоже, еще спали. Просто замечательно. К счастью, таможенник оказался очень компанейским парнем.
– Привет, ребята, – сказал он. – Я пну наших, чтобы выделили вам VIP-люкс. По крайней мере, сможете самолет закрыть.
Австралийское гостеприимство как оно есть. По крайней мере, я так думал.
В VIP-люксе были несколько удобных диванов и хорошо укомплектованный бар. По правде говоря, мы заслужили пару глотков хорошего пива. Хвала тебе, о Victoria Bitter! Когда мы сидели, уставшие, как собаки, и смаковали пиво, в коридоре загремел голос, принадлежавший, казалось, персонажу австралийского юмориста Барри Хамфриса:
– Никакого крепкого алкоголя, только пиво! И никаких чертовых музыкантов!
В дверях появился смотритель VIP-люкса, и он был настроен крайне враждебно. Прищурившись, он посмотрел на меня. На мне были кроссовки, шорты и светоотражающая летная куртка.
– Эй! Ты часом не чертов музыкант?
– Я? Господь с вами. Мы оба пилоты.
– Да? Черт побери, терпеть не могу музыкантов. Однажды тут гостил этот хренов Стинг… Вся эта экологическая возня с премьер-министром… В любом случае, никакого чертова бухла!
Добро пожаловать в Австралию! Снова…
Мы не столько путешествовали по самой Австралии, сколько по ее бесчисленным туалетам. Индийская стряпня в той или иной степени подкосила каждого из нас. Стив, у которого и так всегда были проблемы с желудком, пострадал больше всех – гримерки иногда становились похожи на палаты в дизентерийном отделении.
График гастролей был напряженным. Это было нужно, чтобы отбить вложенные деньги, – и результаты впечатляли. По сути, мы давали концерты с той же регулярностью, что и в Европе, только вот вместо Лондона и Антверпена выступали в Токио и Лос-Анджелесе. Большой проблемой было расстройство суточных биоритмов, и сильнее всех страдал Эдриан. Поскольку мы путешествовали по миру «неправильными» маршрутами, то постоянно теряли связь с реальным временем.
