Филдс специально приехал в Анн-Арбор подписать контракт с MC5, и сумма аванса обсуждалась с Синклером в субботу вечером. В понедельник Филдс позвонил Хольцману и сказал, что MC5 полностью оправдали его ожидания, но он нашел еще один состав, с которым хотелось бы заключить контракт. По словам Филдса, Хольцман ответил: «Попробуй подписать большую группу за двадцать тысяч, а маленькую за пять».
Ни Сильвер, ни музыканты совершенно не удивились, что в самом начале карьеры им уже предлагают контракт. «Мои надежды были столь несбыточны, что ничего особенного я в этом не увидел. Правда, из-за размеров аванса они чувствовали себя гражданами второго сорта – но при этом общее настроение было: “Мы вам всем еще покажем!”»
В следующий четверг Синклер объявил в журнале 5th Estate, что обе команды заключили контракт с «Электрой», но никаких бумаг подписано не было, пока Джек Хольцман и вице-президент компании Билл Харви не увидели их вживую в «Пятом измерении» (“The Fifth Dimension”) – модном хип-клубе в помещении бывшего боулинга. По словам Джима, за неделю перед прослушиванием он донервничался до обострения астмы, так что «специально к концерту» The Stooges сочинили две песни: “I’m Sick” («Я болен») и “Asthma Attack” («Астматический приступ»). «Мы сыграли эти две песни, я поизвивался на сцене, и договор был подписан. Они подумали: ну психи, народу нравятся психи, вроде у этого парня есть харизма или что-то такое, берем».
Филдс говорит, что Хольцман и Харви «совершенно остолбенели. MC5 они еще могли понять, это было что-то более предсказуемое и вписывалось в какие-то рамки».
Сам Хольцман с готовностью признает, что подписал контракт с целью подбодрить Филдса. «Дэнни страшно торчал от The Stooges, и я просто согласился. Мне всегда нравились какие-то странные, но интересные вещи, и они как раз были из этой серии. Но для “Электры”, конечно, имели второстепенное значение». Хольцман был культурный, сравнительно скромный человек, на удивление молод и в теме для босса рекорд-компании, носил слаксы и свитер, но никогда не пытался сойти за своего – это он оставлял штатным фрикам типа Дэнни. Контракт был подписан 4 октября 1968 года. В нем группа именовалась просто The Stooges, хотя на афишах и в других бумагах слово “Psychedelic” держалось еще около месяца. «По-моему, Джек Хольцман сказал нам, что это слово уже не в моде», – смеется Джимми Сильвер.
Договор с «Электрой» вызвал бурную деятельность в стане MC5; 30 и 31 октября в «Гранде» был записан живьем их первый альбом, а в начале ноября Синклер объявил о создании «Партии Белых пантер» – по аналогии с «Черными пантерами», радикальной формацией Хьюи Ньютона. В это время, по словам Джимми Сильвера, его собственные питомцы вели себя куда расслабленнее. «Они вообще не напрягались. В основном что-то обдумывали и вели разговоры. Вместо того чтобы приложить какие-то усилия к совершенствованию своей способности показать то, что хотелось показать… по-моему, они не то что ленились, но как-то разменивались по мелочам».
Сильвер на них не давил, следил, чтоб не уставали. Репетировали каждый вечер по двадцать минут, неизменно на смертоубийственной громкости. Основное внимание уделялось разработке групповой ментальности, внутреннего словаря и так называемого “O-Mind” – коллективной вибрации (или наркотического ступора). Скоро у них появился собственный жаргон, порой раздражавший Джимми и Сьюзен, при всей их толерантности и уравновешенности. «Кто работает в больнице, может рассказать вам про полнолуние, когда происходит всякая фигня. Я присоединяюсь. Скоро я заметил, что каждое полнолуние они начинают повышенно хотеть того, что они называли “три в одном: торки, тутки и коголь” – наркотики, девки и алкоголь. С регулярностью прилива они начинали хотеть денег, чтоб вырубить кайф и все остальное. Меня это, в общем, доставало. На самом деле страшно доставало… Четыре таких бодрых чувака».
Временами Джим Остерберг бывал весьма вменяем и объяснял, что медленное продвижение оптимально, по крайней мере оно выносимо для его товарищей: если торопить и подталкивать, все распадется. Но в принципе он был не менее иррациональным ленивцем, чем они, и курил очень много травы, что провоцировало астму, которая становилась главной заботой Джимми и Сьюзен. Тогда они сажали его на макробиотическую диету, лечили чаем из корня лотоса и писали Дэнни Филдсу, прося отложить запись до выздоровления Игги.
После первого же аванса жизнь в «Фан-хаусе» стала сравнительно роскошной. Поделили территорию: Джим угнездился на чердаке, Джимми, Сьюзен и малютка Рэйчел, она же Банчи, в отдельной квартире на верхнем этаже, Скотт в соседней комнате, Рон и Дэйв на нижнем этаже, а рядом – общая гостиная с телевизором, украшенная портретами: Малкольм Икс, Элдридж Кливер, Брайан Джонс, Элвис Пресли и Адольф Гитлер, плюс постер прежней группы Рона The Chosen Few.
Осенью в подвале появился новый жилец: Джон Адамс, приятель Джимми Сильвера по Иллинойскому университету. Адамс происходил из богатой чикагской семьи, поднявшейся на железных дорогах; он был фанатом Дэймона Раньона, считал себя завзятым бильярдистом и восхищался всяческим «дном». «Как у [Джозефа] Конрада в “Сердце тьмы” – “чарующая сила в отвратительном”, – Джон был весь в этом», – говорит Джимми Сильвер. Он обнаружил, что со студенческих времен его друг успел подсесть на героин и слезть с него. Адамс был «весьма неглуп, чрезвычайно лоялен и очень хотел работать», так что ему было предоставлено пристанище и должность роуди – дорожного менеджера. Связавшись с группой, он отрастил рыжую проволочную гриву, за что получил кличку Кучерявый. «Я вообще никогда не видел, чтоб у человека было столько кличек, – замечает Билл Читэм, который тоже вскоре стал их роуди. – Мы называли его еще Хиппи-Гангстер, Гривенник, Арахис, Сфинкс, Голди и Приятель». К тому времени заработал дополнительную кличку и Джим – Скотт, Рон и Дэйв окрестили его Попом (никто из музыкантов, кстати, никогда не называл его Игги, разве что говоря о сценических выступлениях), когда он сбрил брови и стал якобы похож на одного анн-арборского персонажа по имени Джим Попп, у которого выпали волосы. Но как артист Джим чаще всего именовался Игги Студж.
В противоположность своим протеже, Филдс развил бешеную деятельность по технической подготовке записи MC5 и поискам продюсера для первого альбома The Stooges. Скоро ему на ум пришел Джон Кейл, только что создавший сногсшибательные аранжировки для The Marble Index, пластинки Нико: они оба когда-то подвизались в The Velvet Underground и оба покинули эту группу. Не понаслышке знакомый как с авангардом, так и с высокоэлектризованным рок-н-роллом, он казался самой подходящей кандидатурой, так что Филдс позвонил и пригласил его на запись MC5 в «Гранде». Через несколько дней Кейл был уже в Детройте и воочию увидел обе команды.
«Я возненавидел MC5! – восклицает он сегодня своим глубоким валлийским тоном. – От всей души! Не потому что это обычный рок-н-ролл, а потому что насилие. Нюрнбергская демонстрация какая-то! Вот они, блядь, ебаные нацисты, живы-здоровы». Другое дело разогрев: «Там в центре был этот вертлявый чувачок, грандиозное чувство юмора, на самом деле очень тонко, но агрессивно, – плюс самопародия, очень веселая!»
Как и надеялся Филдс, Кейл «врубился». Высокий нью-йоркский гость «врубился» в музыку The Stooges, хотя и был несколько шокирован их стилем жизни. Явившись в Анн-Арбор обсудить проект, он осмотрел «Фан-хаус», открыл холодильник и увидел «десятки бутылок пива “Bud”. Еды ноль. Я говорю: вы что вообще, блядь, едите? Да так, говорит Игги, что попало». Кейл был впечатлен их протопанковским обиходом; анн-арборскую команду, в свою очередь, поразили его интеллектуальные замашки и то, что он носил черные плавки и пил вино; обе детали подчеркивали, какая он столичная штучка. «С одной стороны, авторитет и умник, а с другой – эксцентрик и раздолбай, – говорит Сильвер. – У него была жена, [дизайнер] Бетси Джонсон, но он ухлестывал за девками, он пил и торчал, но точно так же мог не пить и не торчать, ему было все равно». Кейл распознал в молодом вокалисте родственную душу, особенно когда взял в руки гавайскую гитару, которая участвовала в дебютном концерте на Хеллоуин, и обнаружил, что все шесть струн настроены одинаково – техника, с которой «Вельветы» экспериментировали в ранней песне “The Ostrich”. Узнав, что Игги играл на ней обдолбанный, подключив к мощным «Маршаллам», темный князь нью-йоркского авангарда подумал: «Должно быть, звучало ужасающе!» И в то же время решил: «Да, вот это настоящая вещь. Поехали!»
