По большей части отношения Джима и Бетси казались идиллическими, и счастье от них распространялось по всему «Веселому дому». Жильцы дома не делились на фракции – что редко для рок-группы, – хотя роуди по неписаным правилам составляли более низкую касту. Джон Адамс по прозвищу Приятель возглавлял «подвальный» контингент – в английском доме он, без сомнения, был бы дворецким, – и полномочия его расширились, когда Джимми Сильвер, Сьюзен и Рэйчел в конце 1969 года переехали из своей квартирки на втором этаже в отдельный дом на Бруквуде, чтобы освободить место (и сбежать от оглушительных репетиций). Что касается основного населения, то Джим – или Поп, как прозвали его музыканты, – считался номинальным главой, а Рон, получивший кличку Каммингс, – независимым помощником, который мог устраивать репетиции независимо от Джима. Скотти, он же Рок Экшн, и Дэйв Александер, он же Дюд Арнет, были менее заметны, а с течением времени Александер, который всегда был застенчив, становился все более нелюдимым. Даже его подруга, Эстер Корински, признавала, что Дэйв «очень, очень замкнутый», – ему нравилось разводить вокруг себя таинственность, и он запрещал ей заглядывать в свои книги по оккультизму. Но музыкальный вклад его был ценен, особенно рифф к песне, которая превратилась в “Dirt”, а также кольцевая, повторяющаяся басовая линия, которая легла в основу песни “Fun House”.
Вообще, если над материалом для дебютного альбома The Stooges пришлось попотеть, то теперь песни полились широким потоком. И было зачем: «Мы поняли, что надо делать следующий альбом, – говорит Джим, – и я написал их подряд, одну за другой». “Down On The Beach”, изначально любовная песня для Венди, после ее ухода была переделана в “Down On The Street”, а бешеный гитарный рифф для “1970”, как и для “Loose”, принадлежит Рону. В наполеоновские моменты Игги, конечно, утверждал, что все до последней ноты написал сам, но позже признавал, что материал построен главным образом на «вариациях роновских тем». Хотя в тот период все композиции, как и стиль жизни в целом, были у них общие. Даже роуди Билл Читэм был вовлечен в музыкальную деятельность в качестве подмастерья Рона. Они вдвоем занимались на гитарах в помещении, перешедшем к Рону от Сильверов, где теперь красовались нацистские униформы, шлемы и штыки. Среди этих артефактов Третьего рейха они на пару разрабатывали замысловатые гитарные партии для будущего второго альбома.
С выпуском первой пластинки «Электра» не торопилась; теперь же, с потерей MC5, Джек Хольцман и Билл Харви стали уделять немного больше внимания их «младшим братцам» и запланировали запись на январь 1970 года. Продюсера найти было не так-то просто – Кейла вся группа во главе с Игги, что характерно для них, уже поносила за первый альбом, и первые две кандидатуры, предложенные «Электрой», после беглого рассмотрения тоже были отвергнуты: Джексон Браун и клавишник Стива Миллера Джим Питермэн. Третьим претендентом был недавно нанятый Хольцманом в отделение лейбла на Западном побережье Дон Галлуччи, который только что спродюсировал первый хит с группой Crabby Appleton. Дон, обаятельный маленький итальянец, носил дорогие костюмы и впечатлял словарным запасом, особенно если учесть, что начинал он в качестве клавишника на той самой классической протопанковской записи The Kingsmen “Louie Louie”.
В феврале 1970 года группа подписалась на два концерта в клубе “Ungano’s” на 70-й Западной улице, названном в честь его основателей, Арни и Ника Унгано. Это был первый концерт в Нью-Йорке с августа 69-го, но тогда в “State Pavilion” они выступали на вторых ролях, в тени MC5. Накануне, буквально за несколько дней, Джек Хольцман выслал Галлуччи билет на самолет, сообщив, что он должен посмотреть на один ансамбль. Никаких уточнений пока не поступило.
Ни Галлуччи, ни большая часть публики не представляли себе, что им предстоит. Были многие из “Max’s Kansas City” – пришли посмотреть на парня, которого встречали в задних комнатах. Всем им, и мальчикам, и девочкам, хотелось знать, каково было бы трахнуть это экзотическое существо. «Разве не здорово, что многим из них это удалось!» – смеется Лии Блэк Чайлдерс.
Вышли The Stooges, и Галлуччи был поражен стеной звука. До сих пор все группы, которые он слышал, украшали свою музыку разнообразием аккордов и виртуозными соло. Но это, думал он, звучит как «механическая музыка» – неделимый, минималистичный звуковой монолит. За последние четыре месяца команда сильно отточила свои навыки благодаря интенсивному концертному расписанию, которым занималось их новое детройтское агентство DMA, и инструментальный натиск Рона, Дэйва и Скотта был неумолим.
Игги в своем недавно устоявшемся сценическом костюме (потертые «левиса», черные сапоги и серебристые перчатки по локоть) с первых же минут вступил в конфликт с аудиторией. Когда группа завела “Loose”, пригласив толпу насладиться «чудесной музыкой», многих шокировала рискованность текста – “I’ll stick it deep inside”. Пока Игги танцевал спиной к публике, сексуальное напряжение росло; как писала потом журналистка East Village Other Карин Берг: можно наслаждаться представлением, наблюдая лишь игру мускулов на спине вокалиста. Не все критики, однако, были так благосклонны. Журналист Billboard с пивным брюхом, в костюме и очках, безучастно сидел напротив сцены; Игги подошел к нему, пощекотал под подбородком и уселся на колени, интимно положив голову на плечо. Через минуту он уже медленно тащил за ногу из публики какую-то девушку, потом схватил ее за голову, снова пустился в танец на столах, повисел на трубах под низким потолком, задним сальто соскочил со стола и запрыгнул обратно на сцену. Музыка то замолкала, то превращалась в сопровождение импровизированной мантры Игги: “I am you”. Атмосфера становилась то пугающей, то интенсивно-эротичной, и тут же скатывалась в фарс, когда Игги случайно разбил губу об микрофон и со смехом спел: “My pretty face is going to hell”.
Мнения публики разделились. Кому-то шумиха вокруг группы казалась отвратительной. Другие, как Берг, радовались, что она взрывает «тоску и скуку» белой Америки; Рита Редд и Джеки Кертис опубликовали в Gay Power восхищенную беседу по поводу концерта и заключили: «Рока больше нет… Доказательство тому – выступление Игги». Галлуччи был под большим впечатлением от живого концерта, но когда на следующий день Хольцман позвонил спросить, будет ли он их продюсировать, отказался с типичным для рекорд-компаний клише: «Здорово играют, но записать на пленку невозможно».
Ответ Хольцмана был прост: «Давайте сделаем». Поскольку Галлуччи состоял в штате «Электры», это означало, что хочет он или нет, а делать будет. К счастью, «студжи», будучи фанатами телевидения, отнеслись к этому с энтузиазмом, так как видели Галлуччи с его группой Don and the Good Times в шоу Дика Кларка Where The Action Is. К марту, постепенно добавляя новые песни, они уже располагали материалом на целую пластинку. «И наконец, – говорит Джим, – в “The Armoury” в Джексоне [Мичиган] мы сыграли все эти песни. Пару вещей, правда, залажали, но в принципе все выстроилось».
Джим подошел к предстоящей записи с почти мессианским рвением, тем более что они как раз сыграли несколько мощнейших концертов. 26 марта в Цинциннати группа вписалась в мощный лайн-ап (Джо Кокер, Mountain и другие) и должна была выходить сразу после MC5. Детройтский музыкант и друг Каб Кода болтал с ними перед выходом и видел, как они нервничают, а потом – как вышли и «всех порвали». Тогда Игги впервые прыгнул в публику, был поднят и в буквальном смысле пошел по рукам.
