Несколько дней провел с группой Дэйв Марш, который писал о них статью для журнала Creem; драйв вокалиста показался ему поразительным. Иногда это была настоящая ментальная манипуляция: Игги оборачивал интервью против Марша и сам начинал задавать вопросы. Словесная стычка превратилась в целое представление, в котором Джим продемонстрировал гибкость ума и виртуозное умение общаться с людьми. Джим то становился отзывчивым и ранимым и в деталях рассказывал, как бессмысленна была его жизнь до встречи со «студжами», когда все «расцвело», то негодовал, клеймя тех, кто не понимает его дерзких амбиций. Марш был то растроган, то впечатлен, то полностью дезориентирован – по мере совместного потребления гашиша ощущения обострялись. Нет сомнений, что Игги отчасти мифологизировал свою историю, – «Но дело в том, что за все наши интервью я никогда не чувствовал, что он искажает факты, во всяком случае, это не имело значения, – отмечает Марш. – На каком-то уровне это всегда правда».
В марте 1970 года, когда Марш гостил в «Фан-хаусе», в орбиту Остерберга был втянут еще один анн-арборский музыкант. Это был Стив Маккей – самый востребованный саксофонист в городе. Он выступал с Биллом Кирхеном и Commander Cody, с Charging Rhinoceros of Soul Вивьен Шевитц, а еще у него был собственный авангардный дуэт Carnal Kitchen, где периодически играл бывший участник The Prime Movers и будущий «студж» Боб Шефф. Однажды, выступая на «Балу изящных искусств», он заметил в публике вокалиста The Stooges. Через несколько недель Джим пришел в “Discount Records”, где работал Маккей, и пригласил его на чашку кофе. «У него в голове уже был написан Fun House, он знал, где там нужен саксофон, и знал, что берет меня на запись в Лос-Анджелес, но я узнал об этом последним».
Маккей сыграл с ними один концерт и получил в обязательном порядке положенное прозвище: Стэн Сакс. В середине апреля Джим позвонил сказать, что через два дня они едут в Лос-Анджелес. Стив отложил экзамены в колледже, уверенный, что через пару недель вернется.
Для The Stooges, их окружения и пресс-агента запись Fun House была самым благословенным временем за все существование группы. В Лос-Анджелес полетели на двадцать третий день рождения Джима Остерберга, 21 апреля, и тут же заселились в «Тропикану» – вселенную секса, драгза и рок-н-ролла в виде дешевого мотеля.
Отель «Тропикана», или сокращенно «Троп», на бульваре Санта-Моника в самом сердце Сансет-Стрипа, принадлежал легендарному питчеру бейсбольной команды «Лос-Анджелес Доджерс» Сэнди Куфэксу. Это была главная из недорогих рок-н-ролльных гостиниц города. Там регулярно останавливался Энди Уорхол (в июле 1971 года он будет снимать там фильм Heat), только что, прожив два года, съехал Джим Моррисон, а в момент появления «студжей» Эд Сэндерс писал там книгу The Family – страшную, шокирующе подробную историю мэнсоновской «Семьи», прошлым летом взбудоражившей убийствами весь Лос-Анджелес. Четыре главных «студжа» заказали себе по номеру вокруг бассейна, где Джим работал по утрам над впечатляющим загаром. Остальные, то есть новичок Маккей, роуд-менеджер Джон Адамс и другие роуди, Билл Читэм, Лео Битти и Зик Зеттнер, ютились в дешевых шестидолларовых комнатах в конце мотеля. В первую ночь Скотти обнаружил у себя в комнате слэппер
[12]; Джимми Сильвер нашел в арендованной машине пистолет. По вечерам, покончив с очередной утомительной сессией, бродили по неоновому Сансет-Стрипу или спускались на Лонг-Бич (где Скотти набил себе татуировку), сидели в забегаловках и снимали актрис, которые мечтали о голливудской славе, а пока платили за квартиру, снимаясь в порно. Однажды зашел поздороваться Энди Уорхол – Джим поддержал знакомство, хотя большая часть команды считала Энди стремным и старалась избегать. Кишмя кишели «групи», а также люди с хорошими (и «плохими») наркотиками. Кого ни встретишь, мальчика или девочку, – возможности неограниченные. «Выходишь на бульвар Санта-Моника кого-нибудь снять, говоришь: “У меня полно любого кайфа, пошли к тебе”, – с удовольствием вспоминает Дэнни Филдс, который продолжал помогать The Stooges как журналист, хотя и перешел в “Атлантик”. – Весь город был таким. Никакого напряга».
Каждый день группа брала под мышку гитары, палочки и саксофон и шагала за несколько кварталов в Западное отделение «Электры» на бульваре Ла-Сьенега. Дон Галлуччи, который сперва отказался писать The Stooges, работал с ними на совесть, начиная с подготовительных репетиций в студии SIR на Санта-Монике. А потом, вместе со звукоинженером Брайаном Росс-Майрингом, проявил героическую самоотверженность, выполняя миссию: записать незаписываемое.
Студия звукозаписи «Электры» внутри Западного отделения компании, уютное, отделанное выбеленным деревом помещение, отлично подходила задумчивым «электровским» фолк-трубадурам. Но для жесткого, грязного рок-н-ролла она не подходила совсем. На полу изящные коврики, на стенах специальные панели, чтобы звук не летал и можно было записать акустические инструменты с максимальной четкостью. Интерес Хольцмана к аудиофильским технологиям выразился также в том, что микшерский пульт представлял собой суперсовременное транзисторное устройство “Neve”, позволяющее добиться клинически чистого звука. Как только группа выставила свои «маршаллы» и грянула, Галлуччи содрогнулся и понял: «Какой кошмар!»
Галлуччи, разговорчивый, подвижный человек, сегодня говорит о своей «наивности»: «Я начал молодым и многое упустил в эмоциональном плане». Кроме того, он имел дело с крайне упертой, неподатливой компанией. Если обычно проводником между группой и окружающим миром выступал Джим Остерберг, то во время этих сессий Галлуччи общался главным образом с Роном Эштоном, а вокалист казался нервным и дерганым. Объяснение простое: Игги решил отмечать начало каждого дня записи таблеткой кислоты.
Интересно, что при таком недостатке взаимопонимания Галлуччи принял решение выкинуть в окно своды правил, а из студии – коврики и звукопоглощающие панели. После пары дней проб и ошибок он позволил команде составить все оборудование в одну комнату, чтобы они могли подпитываться друг от друга. И наконец, Галлуччи и Росс-Майринг пошли на беспрецедентный шаг: решили записывать всю банду разом, живьем, чтобы Игги пел, держа в руке микрофон, выведенный в колонки. В другом случае для Галлуччи и Росс-Майринга, уважаемого британского звукоинженера, только что закончившего запись Барбры Стрейзанд, это было бы недопустимо, но если бы они попытались записать эту группу обычным путем, «звучало бы просто глупо. Иначе не объяснишь». К этому моменту, по словам Джимми Сильвера, связь уже стала налаживаться благодаря жене Дона Галлуччи – «белой колдунье готического вида, раза в два выше Донни», – которая повела группу смотреть бывший дом Белы Лугоши. К 11 мая наблюдался прогресс – записали ряд многообещающих демо: грязный саунд способствовал возрастающей интенсивности звуковой атаки, при этом голос Игги стал просто электрическим, искаженным и пламенным, как чикагская блюзовая гармошка. После этого Галлуччи велел им записывать всем вместе по песне в день, как в джазе, в том же порядке, что на концерте.
Через пару дней после начала записи The Stooges поехали на выходные в Сан-Франциско сыграть два концерта в знаменитом зале “The New Old Fillmore” при поддержке Элиса Купера и The Flamin’ Groovies. Слух об Игги уже пошел по голубой тусовке, и в пятницу, 15 мая, зал заполнили участники скандальной театральной труппы «Кокетки». Они уселись на пол и как зачарованные смотрели на Игги в тесных джинсах и серебристых перчатках. Он, в свою очередь, был поражен их видом; как говорит основатель труппы Руми Миссабу, «играл только для нас, не сводил с нас глаз». После захватывающего выступления вокалист подошел познакомиться, правда, скоро выяснилось, что интерес его отчасти вызван спутницей Руми, Тиной Фантузи. Тина, царственная четырнадцатилетняя красавица смешанных скандинавско-латиноамериканских кровей, поселилась в доме «Кокеток» год назад. Восхищение Игги встретило взаимность: «Я впервые видела мужика, к которому меня бы так тянуло физически, – абсолютно прекрасное тело». Игги попытался увести Тину к себе в гостиницу, но старшие товарищи возразили: «Никак нельзя. Можешь быть с ней, но только у нас».
