Задним числом эта встреча многим казалась заранее просчитанной: сотрудничество через взаимное использование. Ей суждено было глубоко повлиять на жизнь обоих: и Дэвида Джонса, и Джима Остерберга. На деле два двадцатичетырехлетних человека встретились совершенно без задней мысли – одного, казалось, постиг крах, другой шел в гору. У Боуи был почти наивный энтузиазм, восхищение рок-н-роллом и театром – а Игги успешно объединял в себе то и другое. Самого его привлекала прежде всего возможность «убежать с цирком» и посмотреть, что из этого выйдет. Так что когда Дефриз и Боуи пригласили его на завтрашний завтрак в номер на десятом этаже отеля «Уорвик», он с готовностью согласился. (Знаменитый такими постояльцами, как Элизабет Тейлор и Кэри Грант, «Уорвик» был выбран Дефризом еще и символически: там останавливались «Битлз» во время своего первого американского тура.)
Наутро, во время обычного своего растянутого английского завтрака – он сидел полуодетый, курил сигары, разговаривал одновременно по нескольким телефонам – Дефриз сделал ход. Игги выступал классически, не хуже, чем в “Ungano’s” или в “The Electric Circus”. Дефриз был башней силы, он свое дело знал туго и никому не позволил бы в этом усомниться; Игги был интересным человеком, он инстинктивно понимал, как сыграть на интересе Боуи и Дефриза к «американе», рассказывал про детство в трейлерном парке, в деталях описывал, как лечился метадоном. Боуи, в свою очередь, говорил о музыке и о том, что может найти в Лондоне новый сопровождающий состав для Игги. Не успев даже полностью одеться, Дефриз гарантировал, что займется новой пластинкой, и Игги согласился на контракт с Gem, менеджмент-компанией, с которой тот сотрудничал. Дефриз велел Джиму возвращаться в Анн-Арбор и продолжать метадоновое лечение, а когда придет пора, его «вызовут».
Связываться с Боуи и Дефризом было рискованно: в Англии у Боуи был всего один и довольно причудливый хитовый сингл – “Space Oddity”, и в Америке звездный статус такому нестандартному артисту был далеко не гарантирован. Но в Дефризе была такая неотразимая энергичность, он так любил шоуменство, так верил, что может опрокинуть систему… А шоумен шоумена видит издалека.
По иронии судьбы, в конце сентября Джим Остерберг через Дэнни Филдса получил письмо от Билла Харви, где говорилось, что «Электра» намеревается продолжать работать с ним как с соло-артистом. Возможно, это была реакция на интерес Дефриза, но к тому моменту, как Дэнни получил письмо, оно было уже не актуально. Джим уже был в Анн-Арборе и делился планами с Джеймсом Уильямсоном. Рон Эштон узнал новости уже через несколько дней, когда поехал в город на фильм Феллини, однако вместо этого оказался на вечеринке SRC. Были там и его друзья Джеймс и Джим, но говорить с ним избегали. Позже тем вечером он услышал, что у Игги новый контракт с людьми Дэвида Боуи, и сказал на это: «Возьмите кто-нибудь ружье и отстрелите мне голову». И всю дорогу домой плакал.
Для Рона и многих его анн-арборских приятелей это было хладнокровное предательство, обида на десятки лет вперед. С этого момента Игги из участника группы превратился в соло-артиста. Отчасти это было спровоцировано Тони Дефризом, который занимался только соло-артистами; он планировал создать студию звезд вроде MGM, где музыканты были бы заменяемыми и выполняли бы чисто техническую роль. Для Игги уход от Эштонов был чисто прагматическим решением; ему нужно было продвигать собственный музыкальный манифест. Есть тут, конечно, и отголосок школьных лет, когда амбициозный паренек отказывался от приятелей с истекшим сроком годности. При этом Джим объединился с Джеймсом; на том сентябрьском завтраке Игги Уильямсона не упоминал, но они вдвоем решили, что Игги должен уговорить Дефриза кооптировать его как соавтора.
К концу осени Дефриз подыскал Игги издателя: лучшей кандидатурой оказался Клайв Дэвис из «Коламбии». Дэвис постепенно становился легендой американской музыкальной индустрии. Он удвоил рыночную долю «Коламбии» с помощью ряда новых контрактов, в том числе с Сантаной и Дженис Джоплин, а в дальнейшем ему предстояло основать лейбл Arista Records. Продать Игги было легко: он был хорошо известен в Нью-Йорке, а идея (возможно, закинутая Дефризом) насчет того, что у Клайва Дэвиса может получиться то, что не получилось у Джека Хольцмана, апеллировала к амбициям босса «Коламбии». Дефриз прислал Джиму билет на самолет в Нью-Йорк, чтобы Дэвис мог встретиться с ним лично. Игги потом часто рассказывал, как он покорил Дэвиса. А именно:
Дэвис: «Будете петь Саймона и Гарфанкела?»
Поп: «Нет, не буду».
Дэвис: «Будете мелодичнее?»
Поп: «Нет, не буду».
Дэвис: «Будете делать, что попросят?»
Поп: «Нет, не буду… но я умею петь, хотите, спою?»
С этими словами он растянулся на столе и замурлыкал “The Shadow Of Your Smile”. Игги утверждал, что в этот момент Дэвис кликнул агентов и велел подготовить бумаги, но, по словам присутствовавшего там Занетты, «встреча была чистой формальностью. Никаких особых деловых качеств Игги проявлять не пришлось. Когда мы вошли, ощущение было такое, что все уже готово, Дефриз с Клайвом Дэвисом все уже решили заранее». Сумма аванса от «Коламбии» – для одного Игги Попа лично, без упоминания The Stooges – составила 100 000 долларов, и это широко разглашалось, но было типичным для Дефриза преувеличением: речь, конечно, шла об авансе за несколько альбомов.
Пару дней Занетта был ответственным за Игги в «Уорвике», пока Дефриз занимался другими делами; не особо заинтересованный его музыкой, Дефриз решил подчеркнуть его звездность и выдал Занетте 500 долларов на серебряные кожаные штаны для Игги, которые заметил в витрине на Норт-бич. Пару дней они вдвоем сидели в отеле и ждали, пока Дефриз покончит с делами и найдет время на Игги. Видимо, тогда он и убедил менеджера, что Джеймса Уильямсона («это единственный, кто меня понимает») тоже надо взять в Лондон в начале будущего года.
Лондон весной 1972 года был восхитителен, блистателен, гламурен, обдолбан «мандраксом» и обкурен гашишом. Дэвид Боуи и Марк Болан наводили последние штрихи марафета на то, что станет называться «глэмом», чарты наводняла помпезная эксцентрика для студентов вроде Jethro Tull, в клубах бурлил «триповый», но крутой хиппи-рок типа The Pink Fairies и Hawkwind. Новичок Игги Поп ходил по улицам, уверенный, что он лучше их всех. Журналист New Musical Express Ник Кент, ярый поклонник The Stooges с тех самых пор, как услышал их первый альбом в программе Джона Пила на «Радио 1» ВВС, добился знакомства и заключил, что вера в себя у него «небывалая. Вот он ходит по Лондону, строя планы захвата вселенной. Он из таких. Он верит, что ему суждено отбросить тень поперек всего мира на самом серьезном уровне».
Ясное дело, что именно Джеймс Уильямсон, в отличие от славных увальней Эштонов, мог стать компаньоном в этой новой атаке на ничего не подозревающую музыкальную индустрию. Подобно Игги, в последние дни The Stooges он стал только энергичнее и твердо вознамерился оставить след в истории. Высокий худой брюнет, с шрамами от подростковых угрей на бледном лице, Джеймс кое-кому казался двойником Кита Ричардса, только еще маниакальнее и порочнее. Он вырос далеко не в тепличных условиях и хотел взять реванш. У него не было послужного списка, но он был полон адской решимости его создать.
