Когда-то Биндон был гангстером, потом подвизался как актер и одно время работал телохранителем у Led Zeppelin. Жизнь у него была весьма яркая, и Дэвид травил байку за байкой: например, однажды Биндон, работавший тогда на близнецов Крэй, прямо в пабе отрезал голову какому-то бандиту; в другой раз спас утопающего и получил медаль за отвагу – штука в том, что он сам же перед этим скинул беднягу в Темзу. Но главное – у Биндона был самый большой болт во всем Лондоне, каковое достоинство особенно ценила принцесса Маргарет: она устраивала им поездки на остров Мюстик и свидания в Кенсингтонском дворце.
Все музыканты хохотали над этими удивительными подвигами – все, кроме Джеймса Уильямсона, который сидел мрачнее тучи. Зашла речь о том, как круто быть уголовником, – лучше, чем музыкантом, особенно если есть связи в королевской семье. Все острили наперебой, а Игги, ухватившись за рассказ Дэвида, на ходу сочинил целую историю о Джонни Биндоне и принцессе Маргарет. Полные энтузиазма, все направились в студию.
Внезапно дело оживилось. Джеймс Уильямсон словно держал в голове инструкцию по изготовлению хитов, а теперь Боуи показал, как это делается по-настоящему: выбрасываешь к чертям инструкцию и создаешь творческую обстановку. Не надувая щек, как бы говоря обезоруживающе: «Можно с вами?», он взял дело в свои руки. Трогательное зрелище – Дэвид и Джим столько пережили вместе, а теперь Дэвид наслаждался творческой силой товарища, «как бывает у действительно одаренных людей: если чужой талант для тебя не угроза, им можно восхищаться», – говорит Эндрюс. Тем временем Джеймса Уильямсона бесило это вторжение и выпендреж непрошеного гостя; из мести он щелкнул каким-то рычажком на пульте и запустил Дэвиду в наушники пронзительный вой фидбэка. Несмотря на противодействие Уильямсона, скоро получилась песня: простой синтезаторный аккомпанемент, напористые барабаны, припев “I wanna be a criminal” («Хочу быть уголовником») и текст, родившийся из комического монолога Игги, типа: «хочу я быть как Джонни Биндон, ему завидует весь Лондон, отличные доходы и никакой работы…» (“I wish I was Johnny Bindon with the biggest fuckin’ dick in London and a private income…”). Увы, в окончательную версию “Play It Safe” эти строчки не попали.
Эндрюс впервые почувствовал, что получается достойная пластинка, которой можно будет гордиться; он уже размечтался, как было бы здорово, если бы Боуи остался и спродюсировал весь альбом, и тут между Игги и Джеймсом вспыхнула ссора. Джеймс объяснял, что его работа – сделать материал, который возьмут на радио, а непристойные стишки про принцессу Маргарет до эфира точно не допустят. И вот он произнес роковую фразу: «Оставь это для столовой, Джим».
«Пошел на хуй со своей столовой, Джеймс, – был ответ. – И, по-моему, ты здесь лишний».
Боуи сидел с отсутствующим видом, типа «я тут ни при чем». Обескураженные музыканты потихоньку расползлись по комнатам. На следующий день ни Джеймса Уильямсона, ни Дэвида Боуи с таинственной Коко Шваб в «Рокфилде» уже не было. «Как в театре: гаснет свет, а когда загорается снова, за столом три места пустуют, – говорит Эндрюс. – И ты думаешь: что же будет дальше?»
А дальше был, что называется, «кризисный менеджмент». На помощь незадачливому артисту прибыл в Уэльс Чарльз Левисон. Приехал и Тарквин Готч на казенном «форде-гранада»; заодно он заглянул к Simple Minds, у которых тоже были проблемы. Согласно тогдашнему кодексу общения с «кураторами», Simple Minds ему нахамили, а после забрались в машину и заляпали сиденья сырыми яйцами и навозом. (Интересно, что именно Готч позже обеспечил Simple Minds их первый всемирный хит, включив песню “Don’t You Forget About Me” в саундтрек знаменитого фильма Джона Хьюза «Клуб “Завтрак”».) Тем временем Питер Дэвис бегал вокруг с видом: «следующим уволят меня». Закончить запись помог звукорежиссер «Рокфилда» Пэт Моран. Игги растерял весь кураж, никак не мог нормально спеть, он даже во двор выходил записываться, чтобы поймать волну. Айвен Крал добавил несколько огнедышащих соло к перегруженным эффектами а-ля «новая волна» гитарам Стива Нью. Иногда на Игги находило вдохновение, и тогда он мог похерить готовую вокальную партию и переделать ее на корню, а вообще запись все длилась и длилась; разнообразие внесла только стычка между Игги и Стивом Нью, который отказался ехать на гастроли. Барри Эндрюсу было так скучно, что он иногда подъезжал к местной школе для девочек и стоял у ограды, просто чтобы посмотреть на радостные юные лица. Наконец было решено, что запись окончена, – правда, сведение отложили на потом. Джули Хукер так извелась за это время, что ей было уже все равно, хорош ли новый альбом: «Главное, закончили – уже хорошо».
История альбома Soldier напоминает классическую историю неудачного голливудского фильма: множество соавторов, и никто из них не берет на себя ответственность за получившуюся белиберду. И на этом история еще не закончилась. Первая из оставшихся коллизий случилась через пару месяцев, когда Айвен Крал и Игги тусовались в клубе “Mudd” в Нью-Йорке. К Айвену подошел Дэвид Боуи, они немного поболтали, и тут Боуи серьезно сказал: «Айвен, ты знаешь, британцы очень уважают королевскую семью и корону. У вас получилась отличная песня, но не могли бы вы сделать мне одолжение и не выпускать “Play It Safe”?»
Когда во время рождественских каникул Том Панунцио сводил Soldier, все упоминания Джонни Биндона и принцессы Маргарет, ставшие причиной окончательной ссоры между Джимом Остербергом и его другом Джеймсом Уильямсоном, были вырезаны. Самое странное, что из микса исчезли и лихие гитарные партии Стива Нью, отчего альбом зазвучал бессвязно и ущербно. Глен Мэтлок отдал Игги лучшую из своих новых композиций – “Ambition”, – и, с его точки зрения, Игги нарочно запорол микс в отместку Стиву Нью, который отказался поехать в тур. «Я страшно рассердился насчет “Ambition”, – заявляет Мэтлок. – [Игги] был зол на Стива и за это убрал его партию. Но при этом испортил мою песню – выкинул из нее самое главное. Так что я больше не хотел иметь с ним никаких дел».
Трудно сказать, мог ли более удачный микс спасти пластинку: Soldier оказался первым студийным альбомом Игги, сделанным на холостых оборотах. Попадаются занятные строчки, есть россыпь интересных идей, но в связное целое они не складываются. Без гитары Стива Нью местами кажется, что барабаны Крюгера и невыразительный бас Мэтлока играют две разные песни. Некоторые брейки – хотя бы на той же “Ambition” – звучат так, будто ребенок со злости сбросил с лестницы ударную установку. Где хваленый ум и остроумие Джима Остерберга? – вместо них маниакальное бульканье, отчаянные попытки что-то придумать: не нравится эта идея – вот вам другая, еще похлеще! Хуже всего, что куда-то девался великолепный горделивый голос Игги Попа – в “Loco Mosquito” или “Dog Food” это какой-то визг, в “I’m A Conservative” – коровье мычание. Только в лукавом чириканье клавишных Барри Эндрюса есть признаки музыкального воображения – они рассыпаны по альбому, как шоколадная стружка по коровьей лепешке.
Рецензии были доброжелательные, на что Игги при своем статусе мог рассчитывать. В них часто встречаются слова «причудливый» и «интересный». О радиоротации, естественно, не было и речи, и пластинка в Великобритании еле доползла до 62-й строчки чартов (в музыкальном бизнесе абсурд – норма жизни, и потому Клайв Дэвис решил не медлить с выпуском Soldier в США, и там он мелькнул в хит-парадах на 125-м месте). Но самую точную оценку Soldier дал Барри Эндрюс, который в конце концов, весной, вынужден был сам приобрести себе эту пластинку (что, опять же, типично для музыкального бизнеса). «Я был польщен, мои партии явно пригодились, – говорит он. – Но очень скоро понял: там нет ничего, что бывает на хорошей пластинке Игги Попа». С тех пор, если друзья, узнав, что он играл на альбоме Игги, с жадным интересом спрашивали, на каком именно, он отвечал: «На том, который вышел после хороших альбомов».
