Это было спокойное, респектабельное время, и Джим с Дэвидом записали спокойный, респектабельный альбом. За пару месяцев до записи Эрдал с женой, Джим с Сути и Дэвид с Коко устроили совместный ужин, за которым Дэвид сообщил Эрдалу, что хочет доверить ему почти всю музыку. Эрдалу понравился Джим и его шутки – например, когда он бахвалился тем, сколько мешков картошки сможет унести за раз. Кевин Армстронг познакомился с Джимом во время прогулки на лодке по Женевскому озеру. Джим был в очках, с короткой студенческой стрижкой, часто говорил «класс» и показал ему виллу Байрона «Диодати», где у него гостили Перси и Мэри Шелли: они рассказывали всякие истории, стараясь перещеголять друг друга, и именно тогда Мэри Шелли придумала сюжет «Франкенштейна». Такой европейской утонченности и светскости Армстронг совершенно не ожидал от Игги, чьи пластинки покупал в юности. Его сбивала с толку и манера Джима – он был умен и образован, а выправка чуть ли не офицерская. Армстронгу недавно пришлось работать с группой Alien Sex Fiend, и это был совсем другой коленкор. Впрочем, было даже приятно смотреть на то, как Джим и Дэвид повзрослели, навели в своей жизни порядок и радовались, что уцелели.
Дэвид трогательно заботился о друге и управлял рабочим процессом, вооружившись канцелярским планшетом со списком партий, которые предстояло записать, – сделанное отмечал галочками. Он был всецело поглощен работой и, как обычно, полон нервной энергии. В свою очередь, Джим был спокоен и сосредоточен: ему явно очень нравилось в этом замкнутом пузыре творчества. Дэвид к тому времени успел, по-видимому, полностью отказаться от кокаина и не позволял себе ни понюшки, но, как вспоминает Кевин Армстронг, все равно был на взводе: выкуривал от шестидесяти до восьмидесяти сигарет в день и повсюду таскал с собой небольшую кофемашину и пачку яванского кофе. «Он постоянно пил кофе и дымил как паровоз, и обстановка рядом с ним складывалась какая-то нервная и сумасшедшая. И вообще – когда попадаешь в орбиту таких знаменитых людей, в воздухе как будто электричество потрескивает, потому что такие люди и ведут себя по-особенному, да?»
Кевин Армстронг проработает с Игги еще полтора года, а позже будет играть в группе Tin Machine вместе с Боуи и братьями Сэйлс. Ему хорошо знакомы эгоизм, невротичность и нарциссизм, которые царят в индустрии развлечений. И все же, с самого близкого расстояния наблюдая за тем, как Боуи и Игги работают вместе, никакого эгоизма он не заметил. «Я думаю, у [Дэвида] действительно не было никакой задней мысли. Конечно, дружба с Игги всегда была ему выгодна для репутации, но я думаю, что он просто искренне помогал другу. Он на самом деле решил: кажется, Игги требуется помощь – и я могу это сделать; я уже делал это раньше и сделаю снова».
Это бескорыстие хорошо видно в песне “Shades” («Солнечные очки»), которую Дэвид написал, увидев, как Джим вручает Сути подарок. «Он перевернул ситуацию, – вспоминает Джим, – сделал из этого песню в жанре “исповедь образумившегося человека”». Песня написана от лица человека, получившего подарок («Я никогда не думал, что многого стою, что кто-нибудь будет ко мне так добр»), а мелодия построена на тех же пяти нотах, что и “Cry For Love”: эмоциональная перекличка в музыке. “Shades” – идеальная метафора помощи, оказанной Дэвидом другу, которого музыкальная индустрия числила в неприкасаемых. Не считая “Absolute Beginners”, “Shades” – лучшая баллада, написанная Боуи в 80-х. Его синглы тогда уже не имели большого успеха в чартах, но одну из своих лучших песен он просто взял и подарил товарищу.
Даже в менее ярких песнях, написанных Дэвидом для Джима, вроде “Hideaway” с ее скромными тремя аккордами и сухим битом драм-машины “Linn Drum”, было больше живости и изящества, чем на его собственном перепродюсированном альбоме Tonight. Сам Игги тоже не сплоховал и написал “Cry For Love” – сделанную по всем правилам, можно даже сказать, элегантную исповедальную балладу: по ней заметно, что в мастерстве сочинения песен он уже не уступает Боуи. При всей формальной выверенности песня получилась трогательная и искренняя, и там даже есть гитара застрявшего в Лос-Анджелесе Стива Джонса: в финальную версию вмонтировали его соло из сентябрьской демозаписи. Даже старый товарищ Игги, Джим Маклафлин из The Iguanas, заметил, что в “Cry For Love” всегда амбициозный и самоуверенный Игги поднялся на новый уровень, признав свою уязвимость: «Он говорит, что у него ранимая душа и ранимое сердце, что он позволяет себя использовать, лишь бы не остаться в одиночестве. Я увидел его с совершенно новой стороны и после этого полностью поверил в его музыку».
В альбоме, получившем название Blah-Blah-Blah, на место неистовству пришел профессионализм, а вместо хаоса воцарился порядок: многие даже прозвали его «альбомом Боуи со вкусом Игги». Но если даже называть Blah-Blah-Blah альбомом Боуи, то это его лучший альбом тех времен, далеко превосходящий по энергичности и качеству материала и Tonight, и следующий за ним Never Let Me Down. Неясно было одно: сможет ли Игги Поп, не имевший тогда контракта с лейблом, стать благодаря этому альбому нормальным востребованным артистом?
Ответа не пришлось долго ждать: запись разослали по разным нью-йоркским фирмам, и буквально через пару недель Ричард Брэнсон, который тогда планировал открыть новое американское отделение своего лейбла Virgin, сам позвонил Игги и предложил ему контракт. Но у Брэнсона появился конкурент, когда записью заинтересовалась Нэнси Джеффрис, работавшая на фирме A&M: «Мне очень понравился этот альбом. Он, в общем, был уже полностью готов и похож на некий альбом Дэвида Боуи, которого не было, но давно хотелось».
Джеффрис, в свое время открывшая Сюзан Вега и ставшая в результате одним из самых уважаемых агентов в Нью-Йорке, была не просто поклонницей Боуи. В 60-е она сама пела в культовой группе The Insect Trust и очень хорошо представляла себе прошлое Игги: однажды в Анн-Арборе они со своей необычной, эклектичной музыкой выступали на разогреве у The Stooges. В новом альбоме Игги раскрылся с неожиданной стороны, и это ее обрадовало: «Для меня – и, наверное, я говорю именно как женщина – было просто чудо, что этот человек может писать такие прекрасные песни, и трогательные, и умные». К тому же Нэнси Джеффрис не сомневалась, что новые песни Игги возьмут на радио. Но приобрести альбом стоило немало – примерно полмиллиона долларов, включая гонорар Боуи за продюсирование, и для этого требовалось одобрение основателя A&M Джерри Мосса. Кончилось тем, что Джим предпочел A&M: хотелось иметь дело с фирмой, у которой уже прочное положение на американском рынке. «Это стоило больших денег, – вспоминает Нэнси Джеффрис, – но участие Дэвида Боуи решило множество проблем. Им было на что опереться, они как будто говорили: вот мы, мы сделали эту вещь, мы круче всех на свете – и вот альбом, который вы сможете продать, и можете использовать наши имена».
Все, что не получилось с Party, в случае с Blah-Blah-Blah прошло как по маслу: Джим легко очаровал сотрудников A&M и выглядел настоящим серьезным профессионалом – не без помощи Сути (которая неизменно его поддерживала и хорошо запоминала имена новых знакомых), а также нового менеджера, толкового и обаятельного Арта Коллинза. Но ключом к успеху альбома стало то, что маркетингом в лондонском офисе A&M занимался преданный поклонник Игги – Джейсон Гай. Гай был из того поколения английских ребят, которые на прослушиваниях играли “Search And Destroy”, и, ознакомившись с готовым к выпуску альбомом, обратил внимание на первую песню, напористую и прямую как шпала “Real Wild Child (Wild One)” – кавер на единственный всемирный хит австралийского рок-н-ролльщика 50-х Джонни О’Кифа; эту песню в свое время записывали американцы Джерри Эллисон и Джерри Ли Льюис. «Я нутром почуял, что “Real Wild Child” – это сингл, будущий хит всех рождественских корпоративов, – говорит Гай. – Все думают, что правильная музыка для вечеринок это поп и R&B, но посмотрите на бухгалтеров повнимательнее: они обожают рок-н-ролл. Именно под такую музыку они напиваются и дрыгаются на танцполе». Того же мнения были коллеги Гая по лондонскому офису: арт-директор Джез Пирс, пресс-агент Крис Пул и Алан Джонс, занимавшийся радиоротацией, – все они тоже были фанатами Игги. «Прессе и радио мы так и заявили: эта песня может оказаться неожиданным хитом. Мы знали, что она может сработать на рождественском рынке как темная лошадка, и не ошиблись. Песня прогремела, и мы сварганили видео, бросили все силы на эту песню и пропихнули ее. Бывают моменты, когда звезды встают как надо».
