– Я сказал: «Нет, я просто здесь чувствую, что я – это не я, и хочу вернуться в свою прежнюю группу». Тогда он сказал: «Ну, хорошо, можешь хотя бы сняться с нами в фильме?»
Это был фильм «Рок-н-ролльный цирк Rolling Stones», который вскоре приобрел почти мифический статус. Концерты для него снимались на студии «Интертел» в Теддингтоне в течение двух дней – 11 и 12 декабря, и все группы выступали под большим цирковым шатром, отсюда и название. Хедлайнерами были сами The Rolling Stones, с которыми выступали такие звезды шестидесятых, как The Who, Марианна Фейтфулл, Джон Леннон с невестой Йоко Оно и «супергруппа» под названием The Dirty Mac, в которую вошли Кит Ричардс, вездесущий Джон Леннон, Эрик Клэптон и барабанщик Хендрикса Митч Митчелл; Jethro Tull представляли «новое поколение» рок-звезд. Фильм должны были показать в эфире BBC2 – первого европейского телеканала, который стал показывать цветные программы, – в начале 1969 года. Но после того как The Who, приехавшие в отличной форме сразу после американских гастролей, затмили всех остальных – в том числе и Stones, которые к тому времени почти два года не выступали, Мик Джаггер отказался выпускать фильм. Запись осталась в запасниках и почти тридцать лет считалась утерянной, лишь в 1996 году ее выпустили на DVD и все-таки показали по телеканалу BBC.
Это было последнее публичное выступление Брайана Джонса с The Rolling Stones, а также первый и единственный концерт Тони Айомми в составе Jethro Tull; они исполнили под фонограмму свой сингл A Song For Jeffrey. Выступление должно было быть живым, но съемки шли настолько неорганизованно, что у них не осталось времени на прогон, и Джаггер сказал, чтобы они играли под фонограмму, и только Андерсон пел вживую. Кроме того, Tull сыграли (тоже под фонограмму) новую песню Fat Man, но в фильм она не вошла – опять-таки чтобы сэкономить время. Ощущение от концерта было каким-то совсем уж бесславным, а Тони еще и заставили надеть ковбойскую шляпу. «Дурацкую белую шляпу а-ля Хопалонг Кэссиди». Брошенный в самое пекло, не имевший никакого опыта киносъемок и уж тем более встреч с людьми, которых, по его выражению, он «раньше видел только по телику», Тони признается:
– Я просто обосрался! Я был в полнейшем ужасе. Потому что я был один, никого не знал и ходил в гребаной шляпе, которой до этого в жизни не надевал. Я нашел ее в отделе бутафории, где-то в кладовке, и мне сказали: «О, может быть, наденешь?» Ну, я надел эту шляпу и очень обрадовался, потому что она закрывала мое лицо. Я мог спокойно опустить голову – так мне было чуть спокойнее, я не нервничал.
Работа с Яном Андерсоном и Jethro Tull по-настоящему открыла глаза молодому гитаристу, не очень хорошо адаптированному к обществу, а выступление в одном помещении с Ленноном, Джаггером и Клэптоном и вовсе стало откровением. Без веселых моментов тоже не обошлось.
– Мы все сидели, и тут они вдруг начали спорить о чем-то – по-моему, Брайан Джонс и Кит Ричардс. Помню, Мик Джаггер сказал мне что-то типа «О, б*я! Опять они за свое!» И я поверить не мог, наблюдая за этим! Мимо проходил Джон Леннон, а за рукав его держала Йоко. Куда он, туда и она. Он вообще не мог без нее никуда пойти. Потом он вышел на сцену, а она села у его ног, а потом и вовсе стала подпевать! И, если честно, это был е*аный стыд. Абсолютно ужасно. Никогда не забуду, как Ян Андерсон повернулся ко мне и сказал: «Ну, что ты теперь думаешь о своих героях?»
Тони признался, что, приняв участие в этом действе, он всерьез задумался, правильно ли поступает, возвращаясь в Бирмингем к Earth, перспективы которой были весьма туманны.
– Я серьезно тогда подумал: «Ну и долбо*б же я!» Если честно, я подумал, что вот, наконец-то я одной ногой стою в дверях чего-то очень крутого. Только-только что-то начало происходить, и тут я решил уйти. Но меня слишком сильно тянуло обратно. Я уехал. И вот что тебе скажу – это изменило всю нашу карьеру. Это изменило все…
Если Оззи Осборн и побаивался Тони Айомми и его крепких кулаков до отъезда в Лондон, то вернувшийся оттуда жесткий, целеустремленный человек, который не стеснялся «размахивать кнутом», чтобы наконец превратить Earth во что-то серьезное, привел его в совершеннейший ужас. В микроавтобусе по пути обратно в Бирмингем 13 декабря 1968 года Тони сказал Гизеру: «Давай вернемся и начнем реально серьезно работать, репетировать, чтобы у нас все получилось. Мы можем стать крутыми как Jethro Tull, но надо вкалывать».
После этого Тони стал единоличным лидером. По словам Джима Симпсона, «Тони твердо решил стать звездой. Именно он больше всех говорил». Он был не только автором риффов, ставших их самой узнаваемой чертой как музыкантов: он вел остальных вперед, приказывал им и манипулировал ими. Иногда он был немногословен, но никогда не давал забыть, что пожертвовал возможностью прославиться и стать звездой ради того, чтобы вернуться и спасти их. Он вернулся на собственных условиях. А остальные просто радовались, что он снова играет с ними. И вскоре, когда они все же начали пожинать плоды своих возобновившихся, более профессиональных трудов, они стали во всем полагаться на него. Слово Тони было законом.
– Это и хорошо, и плохо, – размышлял он много лет спустя. – Хорошо – потому, что мы стали серьезно работать, кто-то, в конце концов, должен был нас заставить. И, как мне кажется, они ждали, что я стану их лидером. Но в то же время из-за этого я немного отдалился от остальных. Потому что мне пришлось, если хочешь, изображать отца. Человека, который говорит «Даже не думай так делать, слышишь?» В общем, я вернулся другим человеком. Я собрал всех и сказал: «Слушайте, давайте репетировать с девяти утра. Хватит заниматься фигней». Всему этому я, по сути, научился у Яна Андерсона, потому что он был лидером Jethro Tull. И я понял, что именно это нам и нужно. Стать организованнее, неустанно репетировать и начать по-настоящему серьезно относиться к музыке. Мы стали писать собственные песни. А еще все были рады, что мы снова собрались, и даже только из-за этого стали стараться больше. Это сработало!
Не обошлось и без участия Джима Симпсона, он договорился с местным общественным центром на Астон-Парк-роуд, чтобы Earth разрешили репетировать в главном зале. Поскольку приходили они туда с утра, обычную цену в десять шиллингов в час (50 пенсов в нынешней десятичной валюте) скостили до пяти. Джим, фактически ставший их менеджером, организовал для них серию выступлений на разогреве у других своих групп, в том числе Locomotive и Bakerloo Blues Band, в клубе «Генрис». А иногда они даже играли хедлайнерами – например, в «Бэй-Отеле» в Сандерленде при поддержке Van Der Graaf Generator и диджея Radio One Джона Пила. Кроме всего прочего, благодаря Симпсону они снова поехали в Лондон и выступили в престижном клубе «Марки» на разогреве у Colosseum Джона Хайсмана, дебютный альбом которых вскоре вошел в Топ-20, а также сыграли с John Mayall’s Bluesbreakers. Тони и Гизер настолько стеснялись выступать перед своими кумирами, что практически не смотрели в зал.
– Никаких особенных эмоций не было, с моих глаз не спадали шоры, ничего такого, – рассказывает Джим о том, как постепенно превратился в менеджера группы. – Мы как-то медленно во все это погрузились. Я устраивал им концерты с ребятами, которые достаточно мне доверяли, чтобы согласиться выступить с неизвестной командой.
