– А потом я отошел, а сзади меня стоял какой-то незнакомый парень с огромным кинжалом! Он собирался меня пырнуть! Он пробрался мимо охранников, был одет во все черное. Оказалось, что это какой-то не то сатанист, не то религиозный фрик, и, в общем, он собирался меня пырнуть. Я его даже не видел. Я отошел, охранники накинулись на него, свалили на пол, а я все равно его не увидел! А после концерта я пришел в гримерку, а мне говорят: «П*здец!» Я такой: «Что?» Я действительно как-то немного испугался, но, по-моему, мы тогда принимали столько наркотиков, что в целом было по фигу, понимаешь? «О, кто-то пытался меня зарезать? Да ох*еть теперь! Дайте-ка еще дорожку!»
Со дна колодца послышались еще несколько смешков.
Группа пыталась как-то рационально объяснить воздействие, которое их музыка оказывала на аудиторию. В разговоре с Майком Сандерсом из журнала Circular за неделю до выхода нового альбома Гизер заявил: «Люди чувствуют зло, но никто и никогда не поет о страхе и зле. Ну, в мире сейчас вообще полнейший, блин, бардак. Так или иначе, все поют только о хорошем… Мы пытаемся облегчить напряжение у тех, кто слушает нас. Вывести из их организма все зло». Судя по всему, злодеи никуда уходить не собирались. В другой раз Тони вспоминал с совершенно серьезным лицом:
– К нам на концерты приходили всякие сатанисты, ведьмы и прочие, а потом шли в нашу гостиницу. Мы в ту пору всегда бронировали для группы целый этаж. Приходили в гостиницу, а там двадцать человек сидят в коридоре, все в черном, все держат черные свечи и поют что-то непонятное. Они все стояли прямо перед нашими номерами, и мы такие: «Охренеть, что делать-то?» В общем, мы сказали друг другу «спокойной ночи», а потом пошли в номера – ну, знаешь, наклонились над ними, перешагнули и заперли двери, – и позвонили друг другу. «Что нам делать с этой толпой снаружи?» В общем, мы синхронизировали часы, а потом одновременно вышли из номеров, задули им свечи и спели «С днем рождения». Они были в таком шоке, что просто встали и ушли! Да так быстро! Но выбор был небольшой: либо так, либо охрану вызывать».
Вечные аутсайдеры, слишком нервные и напряженные, чтобы завести настоящих друзей, типичные недоучки-англичане из рабочего класса, так и не разобравшиеся, в какую спину какой нож надо тыкать, – они просто принимали все больше наркотиков, чтобы пережить все эти скучные мучения.
– Мы просто были не из таких групп – ну, знаешь, «о, мы идем ужинать с гребаным президентом Такого-то лейбла». Но, конечно, нам все равно приходилось ходить на такие мероприятия, и в половине случаев нам вовсе не хотелось этого, – говорил Тони. – Мы закидывались наркотиками и шли туда. И, конечно, все остальные их тоже принимали, мы в то время об этом не знали, но это было так! Мы знакомились с самыми разными людьми, а позже узнавали, что они тоже принимают, просто поверить не могли.
Они чувствовали себя намного уютнее, пуская фейерверки в коридорах гостиницы или просто напиваясь и накачиваясь наркотиками до беспамятства. Тем не менее даже среди четверки наметилось четкое разделение. Когда им еще приходилось делить комнаты на гастролях, Билл и Гизер жили в одной комнате, а Тони и Оззи – в другой. Теперь же, когда все могли позволить себе отдельные номера, ближе всех сошлись Билл и Оззи, главные торчки группы. А Тони и Гизер, основные авторы песен, сформировали собственный особый союз.
– Все потому, что мы с Биллом оба были обдолбанные, пьяные е*анаты, которые постоянно творили всякую х*йню.
Тони и Гизер, по его словам, «тоже принимали наркоту и бухали, но у них была своя атмосфера. Не, я серьезно, я мог бы написать целую книгу о похождениях Оззи Осборна и Билла Уорда. Он тыщу раз спас меня от удушья», – сказал он, имея в виду их новейшую тогда гастрольную моду – поедание горстями популярных тогда «красненьких», мощного барбитурата под названием «Секонал».
– Они были просто чудесными, – саркастически добавил он. – Принимаешь «красненьких», и… – Он резко опустил голову, притворяясь, что потерял сознание. – Ждешь, пока не стукнешься головой. Ты бухаешь, кто-нибудь к тебе подходит и говорит: «Хочешь красненького?» И, конечно, ты отвечаешь: «О, круто!» А потом через тридцать минут отрубаешься часов на двенадцать. Я принимал от четырех до шести этих хреновин зараз. Большие, 100-миллиграммовые пилюли.
«Метроспан», известный в 70-х антидепрессант, Оззи тоже стал пить горстями всякий раз, когда у него портилось настроение – обычно сразу после концерта. «Они реально бьют тебя по башке, – объяснял он одному американскому журналисту. – Врач прописал мне их от депрессии несколько дней назад. И они сводят меня с ума. – Он помрачнел. – Со мной будет все в порядке, пока у меня есть жена, дети и моя группа. Но иногда я всерьез задумываюсь, захочет ли моя семья меня ждать. Интересно даже, насколько она злится, пока я езжу по миру и записываюсь. Не знаю, что бы делал без нее». Опять-таки, все это было лишь дымовой завесой для маленьких леди, которые читали все эти заметки дома и очень их жалели. Оззи и Black Sabbath совершенно точно знали, что́ именно делают без жен и семей.
Оззи позже вспоминал:
– Помню, мы как-то выступали на Вирджиния-Бич. Я только что поговорил с Тельмой, положил трубку, и тут в дверь стучат. Заходит прекрасная девушка, и «Б*я, сегодня вообще круто!» Ну, я кладу ее в постель и трахаю так, что жопа колыхается. Она уходит. Опять тук-тук-тук в дверь. Я подумал, что она что-то забыла… а на пороге уже другая девчонка. Ох*енно красивая, как богиня! Клянусь, она выглядела как ангел. Ну, я ее тоже трахнул. Она ушла. Тук-тук-тук, я уже не верю в то, что происходит. Три… пять девчонок пришли, и я их трахнул. Откуда все эти девки вообще берутся? Я вышел в коридор и задумался: «Что за х*йня?»
Он продолжил:
– Когда ты молодой, приезжаешь из Астона в Америку, а там только и ждут, когда их трахнут, ты на них летишь, как бык на ворота. Ты напрочь с катушек слетаешь – у меня такие извращенные сцены бывали… моя сексуальная жизнь была просто е*анутой. Невероятной, дикой.
Впрочем, самым главным развлечением вне сцены оставался кокаин.
– Знаешь, – говорит Оззи, – кокаин – потрясающее вещество. Если у тебя есть пакетик кокса, ты никогда не будешь один. Ты можешь свалить на какой-нибудь, сука, необитаемый остров с унцией кокса, и я гарантирую – еще до восхода солнца к тебе припрется минимум десять человек. Гарантирую. Люди, которых ты не знаешь, но под конец ночи уже знаешь, а потом на следующее утро спускаешься вниз и спрашиваешь: «Вы еще, б*я, кто такие?»
К концу американских гастролей 1972 года, по его словам, кокаин группе «присылали по почте, потому что достать его в Англии было трудно. А там – легко, как спиды или фруктовый порошок. Так что мы отправляли его себе по почте».
Он ненадолго замолчал, потом мрачно добавил:
– К тому времени нам уже было наплевать, в какой мы стране и что вообще должны делать, потому что все слилось воедино. Я сейчас оглядываюсь назад и понимаю, что это, возможно, были наши лучшие дни. Впрочем, очень забавно вспоминать, как быстро прошло это ощущение, и они вдруг превратились в самые худшие дни. И мы ничего не могли с этим поделать. Мы катились под откос…
