– Слышали, что я сказала? – воскликнула дама Лицеа. Голос ее зазвучал уверенно. – Хватайте это дьявольское отродье, прежде чем она нас всех околдует!
Ледяная кукла
Потом все это порой снилось мне по ночам. А когда я просыпалась во мраке и по-прежнему ничего не видела в темноте, я все же снова ощущала лоскут, который они оторвали от подкладки плаща и повязали мне на глаза. И на какой-то миг я снова ощутила запах Несущей Смерть – удушливую смесь тяжелых сладких духов и вонючей драконьей крови.
«Материнского» беспокойства и заботы о моей руке уже вскоре как ни бывало. Они не обратили на нее внимания ни когда связывали меня, ни когда тащили по переходам и лестницам в место, которое я никогда не видела, а только чувствовала и ощущала по его запаху.
Там стоял холод, а каменный пол был тверд и гладок, как мрамор. Там пахло золой и щелоком. Мне кажется, то был не тюремный подвал, во всяком случае никого, кроме меня, там не было. И я слышала, как капает вода. Может, меня отвели в какую-нибудь мыльню? Но не деревянную, как банька у нас дома, внизу у ручья, – здесь эхо голосов металось меж стен из камня.
Но то были голоса не Предводителя дружинников, Ханнеса или Дреса. То были голоса, которых я не знала, голоса, не связанные с какими-то лицами, так как видеть их я не могла.
– Ну что, тебе до смерти хочется узреть, как дракон пожирает твою мамашу? Мы уж позаботимся о хорошем местечке для тебя!
– Мы уж постараемся, чтоб ты сидела совсем близко. Так близко, чтоб ее кровь, когда брызнет, достала тебя.
Мне что-то плеснули в лицо, жидкость попала мне в нос, и я стала неудержимо кашлять и чихать. Видения, которыми слышанные мной голоса заполонили мою голову, были настолько яркими, что я сперва подумала: «Это и вправду кровь».
На какой-то миг удушающий запах, как бы вонь от бойни, ударил мне в нос. И лишь через несколько секунд по запаху и вкусу я поняла, что это вино, которое они плеснули мне в лицо.
– Ну ладно, пусть твоя мамаша ведьма. Но все же, надо думать, своему-то родному дитяти она не безразлична?
– Ты что, вовсе ее не любишь? Ну хоть немного, ну самую малость?
Чьи-то руки хватали меня и поднимали, прижимая к стене, и трясли так, что голова ударялась о гладкий камень.
– Что ты за ребенок, коли не любишь свою мать?
Отзвук этого вопроса эхом отозвался в каменных стенах покоев и вернулся ко мне ударом, будто порыв влажного ветра, порыв ветра, донесший до меня винный дух и слабую вонь плевков.
– Хочешь послушать, как дракон станет терзать ее? Хочешь? Это прозвучит вот так!
Звук отозвался совсем рядом с моим ухом, сырой сокрушающий звук, похожий на тот, с каким отламывают ножку жареного цыпленка!
Это было уже слишком. В животе у меня что-то кольнуло, и началась рвота. Я плевала, плевала без конца, надеясь, что попаду в одного из моих мучителей. Коли б я только могла выплюнуть и навязчивые видения, которыми их голоса забивали мне голову и от них было никак не избавиться.
– Отпустите! – не то вскрикнула, не то всхлипнула я. – Отпустите меня, отпустите меня, отпустите меня! – И вот остался один лишь всхлип!
– Отпустите ее! – произнес чей-то незнакомый голос.
Он не принадлежал ни одному из тех, кто произносил эти ужасные слова.
Меня отпустили. Я плюхнулась на пол, но кто-то – может, обладатель этого незнакомого голоса? – снова поднял меня.
– Не следует обращаться с ней столь жестоко, – сказал он, мягко поддерживая меня. – Это ведь не ее вина. Ведь это не она убила троих людей.
Я плакала и никак не могла остановиться. Он гладил меня по волосам, будто был моей матерью. Или моим отцом, которого я никогда не знала.
– Так, так, – бормотал он. – Все уладится. Твоя мать выйдет на свободу. Ты выйдешь на свободу. Никакой дракон никого не сожрет!
Мое ослабевшее тело мне не подчинялось. Оно дозволяло держаться на ногах, покачивать себя и утешать. И внезапно я и вправду поверила своему утешителю. «Все уладится». Ужас был преодолен.
– Ведь это не твоя вина, – шептал он мне прямо в ухо. – Это его вина. Все, что случилось, – его вина. И как только мы узнаем, где Нико, все снова станет хорошо.
Мое тело по-прежнему хотело, чтоб его держали, укачивая. В голове перекатывались, перебивая друг друга, ужасные, кровавые картины, и я хотела положить этому конец. Я хотела, чтобы все было как прежде! Матушка, Давин, Мелли и я! Как до встречи с Нико! Я и вправду была в тот миг в ярости на Нико, я его ненавидела, потому что он все разодрал на части и сложил уже по-новому. Это он виноват в том, что мне приходится теперь выбирать. Нико или матушка! Матушка или Нико! Как это могло случиться, что мир угораздило выглядеть точь-в-точь так?
Тот человек говорил, что в этом и вправду виноват Нико!
– Расскажи нам об этом сейчас, – бормотал человек. – Тогда мы сумеем снять эту повязку и освободим твои руки. Где он?
Как близка свобода, стоит только ответить на его вопрос! Как тяжко не позволить себе сделать что хочется.
Но хотя дама Лицеа не произнесла ни слова и вела себя тихо как мышка, прикидываясь, будто ее там вовсе нету, я чувствовала ее запах. Несущая Смерть! И я вспомнила о Силле и о том, что не всегда можно положиться на людей, которые тебе улыбаются.
– Не знаю, – всхлипнула я. – Я и вправду не знаю!
– Где ты видела его в последний раз?
– В переходе у Драконьего двора. Он не захотел взять меня с собой. Он сказал, что ему необходимо уйти из города, а я буду только обузой… Он не хотел взять меня с собой…
Мне было нетрудно сделать вид, будто я оскорблена и зла на Нико.
– А что ты тогда сделала? Где взяла эту одежду?
– Я? Она сушилась на веревке. Но я вовсе не воровка! Нет, это вовсе не так! Я встретила женщину, которой нужен был мальчишка – приносить дрова. Она платит мне полскиллинга за каждую корзину. Я думала… – Тут я снова всхлипнула. – Думала, что смогу немного заработать и найти кого-нибудь, кто проводит меня домой. Но здесь все так дорого…
– А твоя мамаша? Уж не собираешься ли ты улизнуть и оставить ее здесь одну?!
– Я ведь не знала… До сегодняшнего дня я не знала… что вы… что она…
– Что она в тюремной камере?
– Да! Я ведь этого не знала!
В покоях повисло молчание. Потом он оттолкнул меня, оттолкнул без раздражения или жестокости, но все же я почувствовала, как в руке кольнуло… Отворилась, а потом снова затворилась дверь. И опять настала тишина.
Может, я осталась одна? Не уверена! Я по-прежнему сидела на гладком твердом каменном полу, от холода меня била дрожь, я чувствовала себя ничтожной и трусливой, у меня все болело.
