С этого момента Мониш и Лима поверили в действенность лоботомии и повторили операцию еще на шести пациентах. К сожалению, методу не хватало точности, поскольку ни один из врачей не был уверен, что впрыскиваемый в мозг алкоголь остается в лобных долях. И экспериментаторы заказали из Парижа особый хирургический инструмент — длинный, тонкий стержень с проволочной петлей на конце. С его помощью хирурги могли удалять небольшие участки лобных долей — примерно как удаляют сердцевину из яблока. Через три месяца еще 13 пациентов были прооперированы с помощью нового лоботомического ножа, и общее число подопытных увеличилось до двадцати.
Мониш считал эту процедуру серьезным достижением и «огромным шагом вперед». Он хотел общего признания, поэтому опубликовал монографию на 248 страницах, где описал всех 20 пациентов: семерых удалось вылечить, еще у семерых наблюдались значительные улучшения, а состояние шестерых не изменилось. Так рождалась психохирургия. Теперь пациентам больше не придется страдать от беспокойства или приступов тревоги, галлюцинаций или паранойи, маний и депрессии.
К концу 1930-х годов лоботомию проводили на Кубе, в Бразилии, Италии, Румынии и США. В Португалии ее запретили. Психиатры, изначально направлявшие пациентов к Монишу и Лима, теперь отказывались это делать. Вскоре и другие врачи перестали направлять к ним пациентов, потому что все пришли в ужас от результатов работы. Только потом стали понятны причины, по которым португальцы запретили операцию. Но было уже слишком поздно.
На момент, когда Эгаш Мониш приехал на конференцию в Лондон и услышал выступление Джона Фултона и Карлайла Джейкобсена, описывающих опыты с шимпанзе, невропатологи уже кое-что знали о физическом вмешательстве в лобные доли мозга.
Вероятно, самой заметной, поучительной и невероятной была история Финеаса Гейджа, 25-летнего железнодорожного строителя из Новой Англии. Он готовил место для пороховой взрывчатки и угодил железным метровым ломом себе в лицо 13 сентября 1848 года. Лом вошел в щеку, а вышел практически у макушки головы, повредив левую лобную долю. Удивительно, но Финеас Гейдж прожил после этого еще 11 лет. Но если верить его друзьям, он «перестал быть собой». До травмы Гейдж был энергичным, вдумчивым и внимательным; после случившегося стал грубым, упрямым и начал непристойно ругаться. При этом из ответственного он превратился в человека, неспособного выполнять свою работу.
Пациенты, у которых диагностировали рак лобной доли, также были наглядным примером. Как и Финеас Гейдж, они становились инфантильными и равнодушными, часто засыпали на ходу, почти не проявляли никаких желаний или инициативы к действию, теряли навык планировать и здраво рассуждать; у них появлялись проблемы с вниманием, памятью, речью; они утрачивали способность сдерживать себя. Особенно интересен случай с 39-летним онкопациентом из Нью-Йорка, биржевым маклером по имени Джо А. После операции по удалению опухоли лобной доли память Джо, на первый взгляд, не пострадала. Более того, его целый час осматривала группа нейрохирургов и не обнаружила никаких ухудшений. Но Джо изменился: пропала мотивация возвращаться к работе, он легко раздражался и с раздражением отзывался о друзьях и соседях. И что самое примечательное, мужчина стал неисправимым хвастуном. Наблюдая, как его сын играет в бейсбол, Джо утверждал, что это лучший подающий из всех, кого он знал, и что он очень скоро станет профессиональным бейсболистом.
Мониш не переставал хвалиться тем, что его «вмешательство в головной мозг безобидно», но не все его первые пациенты чувствовали себя так замечательно, как он рассказывал. Их часто тошнило и рвало, наблюдались диарея, недержание, нистагм (состояние, при котором глаза непроизвольно ритмично дергаются), птоз (опущение верхнего века), клептомания, ненормальное чувство голода, а также неадекватное восприятие времени и пространства. Португальский психиатр, изначально направлявший пациентов к Монишу и Лима, назвал процедуру «чистой воды церебральной мифологией».
При этом члены комитета по присуждению Нобелевской премии в Швеции либо не знали об этих проблемах, либо не хотели их замечать. В 1949 году комитет отметил Эгаша Мониша «за изобретение хирургического способа лечения психической болезни». Газета The New York Times тут же написала хвалебную статью о нобелевском лауреате как о храбром исследователе человеческого мозга: «Ипохондрики больше не будут думать, что умирают; потенциальным самоубийцам жизнь покажется вполне приемлемой; [а] те, кто страдает манией преследования, забудут о вымышленных недругах. Теперь хирурги будут относиться к операциям на мозге так же, как к удалению аппендикса». Лоботомия стала популярным способом лечения. По иронии судьбы единственной страной, где ее так и не приняли, стала Германия. Немцы считали лоботомию нарушением Нюрнбергского кодекса, созданного для того, чтобы врачи никогда не могли повторить жестоких, бесчеловечных опытов, о которых узнали после холокоста.
В течение 40 лет после присуждения Монишу Нобелевской премии
[36] по всему миру провели 40 000 лоботомий, и более половины из них в США. Любовь американцев к лоботомии развивалась благодаря настойчивости и фанатизму одного человека, который открыл особый ларец Пандоры — со способами лечения психических расстройств.
Уолтер Фримен родился 14 ноября 1895 года. Как и Эгаш Мониш, он был родом из зажиточной, знаменитой семьи: отец — врач, а мать — дочь самого известного американского хирурга Уильяма Кина. В финансовом плане дела шли плохо, и семья в итоге разорилась, поэтому в какой-то момент Фримен пришел к выводу, что его папа — довольно посредственный хирург. Пример для подражания молодой Уолтер видел в обожаемом дедушке, Уильяме Кине.
Дед был главным хирургом США, а также одним из первых в мире, кто прооперировал опухоль головного мозга. Совершая этот подвиг, он обработал всю операционную карболовой кислотой, прорезал отверстие в черепе мужчины и голой рукой, без перчатки, вытащил опухоль; затем соединил разорванные кровеносные сосуды и зашил отверстие кетгутом
[37]. Операция проводилась без использования достижений медицины — рентгена, переливания крови, местной анестезии и даже надежного освещения. Пациент прожил еще 30 лет. Также Кин был первым хирургом, произведшим колостомию
[38], и что интересно, антибиотики на тот момент еще не были открыты. Кроме того, он первым выполнил так называемый шов «конец в конец», чтобы зашить поврежденный нерв в руке мальчика, и ребенок потом продолжал играть на пианино. Кин был первым хирургом, который использовал помещенную в центр спинного мозга трубку для отвода скопившейся спинномозговой жидкости, опасной для жизни. И он же был первым, кто спас жизнь пациента, сделав открытый массаж сердца. В 1921 году Кин входил в команду врачей, которые диагностировали полиомиелит у Франклина Рузвельта.
