Услышав это «капитан», Голубев дернулся, но справился с собой.
– И вот что еще… Александр Александрович, так ведь? – подал голос Валерьян.
– Александр Иваныч, – грустно ответил трудовик-завхоз. – Это просто привыкли так…
В толпе школьников захихикали. Казаков немедленно вперил в нарушителей неистово-яростный взгляд. Те немедленно заткнулись. В задних рядах что-то обсуждали, но в меру, шуметь пока еще никто не решался.
– Хорошо, Александр… Сан Саныч, – продолжал меж тем Валерьян. – Вы вот что, пока… отберите из ваших учеников несколько ребят порукастее, кто и с пассатижами, и с отверткой может справиться. Если в электрике еще понимает – совсем хорошо. Наверняка ведь есть такие, кто вам тут по хозяйству помогает, верно? А то скоро понадобится протянуть от вашего здания наружу временные провода, ну и лампочки там…
– А с какой стати вы тут распоряжаетесь? – Директор, которому надоело демонстративное равнодушие новоявленных «властей», не выдержал и двинулся вниз с площадки. Спускался он с весьма решительным видом, за ним семенила давешняя рыжая тетка. Остальные педагоги нерешительно переминались на прежнем месте. Среди них выделялся высокий, атлетически сложенный мужчина лет тридцати пяти в футболке, оставлявшей открытыми загорелые, мускулистые руки. «Физрук, – мелькнуло у Валерьяна в голове. – Пока молчит, вот и хорошо. А здоровый мужик, таких пацанва охотно слушает».
– …и по какому праву? Я, между прочим, директор этого учреждения, так что извольте… – продолжал разоряться директор, но вдруг умолк на полуслове, увидев, как Казаков, недобро улыбаясь, положил руку на револьвер. Крышка кобуры не застегивалась, монструозный кольт был для нее не по размеру, пришлось срезать нижний угол, чтобы влез ствол, и теперь он, как и изогнутая рукоять, недобро торчали наружу. Разглядев жест Александра, директор замер, лицо его, густо усеянное капельками, покраснело. По холлу остро запахло потом.
«Запах страха? – подумал Валерьян. – Тьфу, что-то и меня на позу пробивает, черт бы побрал Сашку, пафос – это, оказывается, заразно…»
Директор и координатор (что, теперь так его называть?) стояли лицом к лицу. За правым плечом Казакова пристроился Голубев и по-доброму улыбался интернатскому начальству, что в сочетании с пулеметом на плече производило двойственное впечатление. «А ведь Андрюха терпеть не может таких бюрократов от образования, – вспомнил Валерьян. – То-то он осклабился… каждый раз, когда собираемся, рассказывает про очередные мытарства с деятелями из ро-но и методистами по внешкольной работе. Как бы он сейчас не того…»
– А по тому праву, – медленно, с расстановкой произнес Казаков, – что если вы прямо сейчас не начнете исполнять мои приказания… – Он с нажимом выговорил это слово, одновременно поправив кольт, директор при этом снова дернулся. – Так вот, если вы не будете выполнять мои приказания, я прикажу вас арестовать. У кого-нибудь есть еще вопросы? – Александр обвел толпу в холле бешеным взглядом. Знаменитая казаковская челюсть была, как положено, выпячена.
Вопросов не было.
«Переигрывает Саня, – отметил Валерьян. – Одна надежда, что директора этого здесь, похоже, недолюбливают. А если нет? Не дай бог сейчас ошибиться…»
– Итак! – В голосе Казакова бритвенно прорезался металл. – Через полчаса жду список учащихся и сотрудников интерната, а также ключи от всех внутренних помещений. Капитан Голубев, останьтесь и проследите. Товарищ… кхм… завхоз, отберите учеников и идите с нами. Жду вас на улице.
И, не дожидаясь ответа, новоявленный координатор повернулся и зашагал к выходу. Валерьян последовал за ним, взглянув напоследок на враз обмякшего, сгорбившегося директора.
Первый тур, похоже, за нами. Сколько там времени прошло? Мама дорогая, всего-то сорок семь минут… ну, дела…
* * *
– Сань, ты что творишь? – на ходу выговаривал Казакову Валерьян. – Ты что, забыл – все это взаправду! Мы с тобой, знаешь ли, не в «Робинзонах космоса», нам тут жить. Вот полез бы на тебя этот «жирдяй», и что делать? Валить его? Так не факт, что рука еще поднимется.
Казаков немного подумал.
– Не полез бы. Я видел, как он на Андрюху косился. А полез бы… что ж, сам дурак. Нам сейчас некогда церемонии разводить. Прострелить ногу – враз заткнется.
– Что ты несешь, а? – обозлился Валерьян. – Нет, ну сам подумай, что ты несешь? Я понимаю, сама по себе ситуация дикая, но мы-то с тобой не дикари? И вокруг нас не дикари, а самые обычные люди!
– Ты еще скажи «простые советские люди», – фыркнул Казаков. – Знаем, насмотрелись…
– Да чего такого ты насмотрелся? Тоже мне, великий жизненный опыт – два года в роте охраны аэродрома! А понимаю, если бы в Афгане, а то…
– Ну да, ты мне еще скажи, что я от Афгана откосил! – немедленно вызверился Казаков. – Я, между прочим, во флоте служил, от нас вообще никого туда не брали, только морпехов!
– Да бог с ним с Афганом, не о том речь, – махнул рукой Валерьян. – Вот Малян успел мне кое-что рассказать. Ты хоть знаешь, что за интернат нам достался?
– Интернат как интернат, – буркнул Казаков. – Что я, интернатов не видел? Трудные дети, и все такое…
– Это ты у нас трудный ребенок, – ласково ответствовал Валерьян. – Потому что умственно отсталый. А интернат этот в прошлой, так сказать, жизни располагался не где-нибудь, а в Химках, при «Энергомаше», уловил? Я уже успел выяснить, пока ты тут… Половина детей из семей энергомашевских инженеров. Мамы с папой оборону, значит, крепят, а сынок или дочка в интернате. Понял, что тут за народ? А ты – за револьвер! Представь, что тут такие же детишки, как в «Москве-Кассиопее», только их много. Ну как вы сами были в вашем астрономическом кружке во Дворце? Ну где вы, еще школьниками, с Ленкой Простевой и Андреем… или кто у вас там еще был?
– Крайновский, – машинально ответил Казаков. – Он, правда, недолго прозанимался, меньше года, а потом ушел в парусный спорт. У него батя при МИФИ тамошней яхтенной секцией заведует. Кстати, ему тут и карты в руки – море под боком, а, судя по описи, у нас есть кое-какие плавсредства.
– Ну я сейчас не о том, – отмахнулся Валерьян. – Важно другое. Эти ребятишки – такие же в точности, как мы с тобой в их возрасте. А кто постарше – мало отличаются от нас самих сейчас. Ну или наших однокурсников. А ты – оружием размахивать, пургу гнать!
Самому-то не стыдно? Нет чтобы собрать людей, толкнуть речугу, внятно объяснить, что и как: мол, мы попали в трудную ситуацию, впереди у нас период мучительного становления колонии землян на чужой планете, и только все вместе…
– Это я, значит, пургу гоню? – разозлился Казаков. – Из мучительного тут будет только агония. Причем не очень долгая. Ровно такая, сколько продлится судорожная дележка ресурсов над убитым трупом Казакова. И если ты считаешь, что из этих интеллигентных детишек не найдется того, кто угрохает меня ради того, чтобы завладеть ключами, то ты сильно ошибаешься. Вот сегодня, край завтра, первый шок пройдет, и кто-нибудь пошустрее разыщет запасы медицинского спирта… хотя бы в медкабинете интерната! А если ты сейчас думаешь, что семейное воспитание сможет укоротить желающих вмазать – то ты так больше не думай. А дальше будет не «ударная комсомольская стройка», а банальная свара, дня на три, «кто в доме главный»!
