У Танечки не было детей, и мама с отцом обожали внучку.
– Танечка... – эхом отвечала ей Рая.
Так и шло. Дина с семьей к отцу и маме приходила, а Наум с Раей после Танечкиного отъезда почти Лилю не навещали.
Счастливая Лиля, она и умерла, как доживала, легко и необременительно.
После Лилиной смерти Дина с Додиком не вернулись в свою спальню, и бывшая Лилина комната превратилась в плюшевый зоопарк: туда переехали Динины мягкие игрушки – подарки благодарных ей за науку родителей и учеников. За долгие годы игрушек набралось великое множество, и теперь повсюду – на Лилиной кровати, на шкафу и даже на полу – расселись добродушные медведи, зайцы и лисицы тусклых отечественных цветов вперемешку с ядовито-розовыми, мерзко-сиреневыми и безумно-зелеными экзотическими животными, преподнесенными Дине в последние годы.
* * *
– Половой жизнью живете регулярно? – не поднимая головы от карточки, задала Дине стандартный вопрос гинеколог, к которой Дина ходила много лет.
Дина задумалась. Так сразу и не скажешь... Когда же это началось, вернее, почти прекратилось? Аня заканчивает институт, этим летом они ездили все вместе в Болгарию, жили втроем в одном номере, и Додика, кажется, это вполне устраивало... В сентябре они затеяли небольшой ремонт на даче, потом она плохо себя чувствовала, затем в ноябре выбирали новую мебель, потом, кажется, Додик жаловался на желудок...
– Регулярно, – так же равнодушно ответила Дина.
Скучно-обязательные супружеские отношения между Диной и Додиком в последнее десятилетие их брака незаметно клонились к концу, ушла и былая дружественность, но они не отдалились друг от друга, а наоборот, слепились в неразрывный монолит. Додик с Диной были слаженной командой. Додик упоенно снабжал семью всем, чем было возможно. Дина красиво и правильно добытым пользовалась – расставляла, протирала и ухаживала, – и весь процесс от момента выбора новой вещи до любования ею дома доставлял им истинную радость.
Вечерами они почти не беседовали, молча смотрели телевизор, прерываясь лишь на короткие трепетные фразы типа «посмотри, какая мебель» или «а не завести ли нам цветы на кухне». В этих фразах проскальзывала нежность и даже некоторая сексуальность совместного пользования всем их общесемейным добром. Сами же телевизионные передачи, погоду, людей, отношения, политику и ситуацию в городе Додик подолгу, с неиссякаемым интересом обсуждал вне дома, а Дина – в учительском коллективе в школе, где считалась одной из самых развитых и умных женщин. Друг с другом же они подробно и любовно обговаривали жизнь вещей и отношения вещей между собой. Причина была простой: их вещи всегда занимали особое, интимное место между ними, а вещей стало теперь настолько много, что они заняли все отведенное семейным разговорам место. Раньше, например, две минуты говорили о погоде, пять минут о новом фильме и пять минут о покупке новой куртки для Ани, теперь же все двенадцать минут отводились обсуждению модели видеомагнитофона и подходящей стойки для аппаратуры, ну а потом уже шли спать. Во всем этом не было никакой угрозы их общей жизни, семью крепко-накрепко спаивали вещи, и между супругами надежно осуществлялась нежнейшая внутренняя связь «наше – любимое – наше».
– Посмотри, какая Аня у нас хорошенькая! – в восхищении поглядывал на дочь Додик, изображая руками в воздухе волнистые линии Аниной фигуры. Худощавый, с небольшой, уже полностью лысой головой, Додик почти так же резво пританцовывал, как в молодости, и по-прежнему «разговаривал» руками.
– Это платье стоило двести рублей, – монотонно отвечала Дина, и оба были довольны и преисполнены нежности друг к другу.
Отношения Ани с отцом были тягучими и сливочными, как ириска, яркими и сладкими, как непрерывный Новый год, а вот с Диной все обстояло не так идиллически. Даже очаровательная и стройная Аня все же не окончательно отвечала представлениям Дины о том, какая у нее должна быть дочь.
Выбор между педагогическим, который окончила Дина, и технологическим, где когда-то вместе учились Додик и Костя, был сделан в пользу Техноложки почти без сомнений. Аня не проявляла никаких ярких способностей, а Додик с его связями, решили они, поможет организовать ей жизнь более привлекательную, чем тусклая карьера школьной учительницы. Так постановили на семейном совете.
В институте Аня чувствовала себя спокойнее, гораздо более защищенной, чем в школе. Школа пугала ее, она умудрилась за десять лет так и не привыкнуть к скопищу сверстников, гаму на переменах и до десятого класса, опасаясь сбиться, стеснялась отвечать у доски. На лекции она по крайней мере твердо знала, что за кафедрой всегда находится лектор, а она не может очутиться там ни при каких обстоятельствах, к доске ее не вызовут. В школе она страшно боялась контрольных, а в институте экзамены всего два раза в год. Вот только рано вставать ей было так же невозможно тяжело, как в детстве, и каждое утро начиналось с Дининого раздраженного крика: «Опять сидишь с колготками на коленях! За что мне такая дочь? Вот у Лены с работы...»
«Лена-с-работы» произносилось быстро и в одно слово. У Лены-с-работы была удачная дочь, которая с детства никогда не просыпала, отлично училась, ничего не стеснялась, легко общалась с людьми, была веселой и находчивой, как все капитаны КВН. Если бы Аня умела ненавидеть, она бы, конечно, возненавидела этот настырный идеал, но в том месте души, где у других людей случалась ненависть, Аню лишь изредка царапал мохнатый, как чуть колючая шерстяная кофта, комок недовольства собой. По сравнению с дочкой Лены-с-работы она и правда не очень удалась, но что же делать...
Дочь Лены-с-работы с утра до вечера учит языки и играет на пианино, а у неудачной Ани на редкость бессмысленное увлечение, даже как-то неловко перед людьми... Взрослая уже девушка лепит маленькие фигурки из пластилина, выставляет их на дощечку рядом с кроватью, передвигает, играет...
– Ты специально занимаешься такой бессмыслицей, чтобы меня расстроить, – тихим напряженным голосом говорила Дина. Она прекрасно знала, что слово «специально» не применимо к невинной, кроткой, как овца, Ане, ей даже в голову не придет нарочно ее сердить. – Это дебильная игра, может быть, ты дебилка?! – Дина быстро начинала злиться.
– Ты что, мамочка! Давай я их уберу подальше, чтобы они тебя не раздражали, – предлагала Аня, а Дина в ответ только махала рукой... Ну что это изменит!
– Ты должна... – скучным учительским голосом заводила Дина. – Ты обязана...
Аня дремала с широко раскрытыми глазами, подняв к ней лицо.
– Я все делаю для твоего блага, каждое мое замечание ты должна принимать как информацию о себе, чтобы сделать вывод и исправиться...
– Да, мамочка, – кивала Аня.
Она не задумывалась над тем, как сильно любила и мучила ее Дина. А вот Додик задумывался. Почему Дина с ее дипломом и большим педагогическим стажем не догадывалась, что она должна просто любить, любить безусловно, а вот он, Додик, отец – воспитывать, учить, и тогда Аня вырастет счастливой. И если уж случилось в ее семье так, что отец не воспитывает, а просто любит Аню, так и любить бы им вместе! Нет же, Дине всегда хотелось, чтобы дочь была такой, такой, такой и еще вот тут бантик.
