Володин посадил МИ-8 около детской площадки на юго-западной окраине города, где он надеялся не слишком потревожить людей. Но машина всегда привлекала внимание гражданских. Ее быстро окружила толпа взрослых и детей. Взрослые интересовались, что происходит на станции и когда они смогут вернуться к работе. Дети хотели посмотреть вертолет изнутри. Пока майор гражданской обороны пошел в город, Володин разрешил детям, группами по 6–7 человек, посмотреть машину.
На станции к работникам, вызванным среди ночи телефонными звонками, присоединились люди из утренней смены, которые как обычно приехали на работу к 8 часам. В штабе строительства всего в 400 м от 4-го блока началась утренняя планерка, но ее ход прервали сообщением об аварии на станции, после чего всех отправили домой
[642]. Однако особого чувства тревоги не было. Некоторые строители воспользовались неожиданным выходным и поехали на дачи или на пляж. На станции постоянно что-нибудь случалось, и от радиации, казалось, никто еще не пострадал. Последний раз, когда случилось что-то в этом роде, улицы в Припяти обрызгали каким-то составом с грузовиков и, когда они проехали, дети бегали босиком по обеззараживающей пене.
Из своего кабинета Мария Проценко позвонила домой и велела мужу пропылесосить и помыть полы в квартире и проследить, чтобы их 15-летняя дочь переоделась и приняла душ, когда вернется из школы
[643]. Когда она перезвонила двумя часами позже, муж и дочь, не обратив внимания не ее наказы, сидели перед телевизором. Дочь сказала: «Пойду в душ, когда кино кончится».
Даже те, кто видел катастрофу своими глазами, с трудом могли связать разрушения на станции с беззаботной атмосферой на улицах Припяти. Строитель, работавший на 5-м и 6-м блоках, видел зарево, когда возвращался поздно ночью из Минска на машине
[644]. Всего через час после взрыва он остановился меньше чем в 100 м от разрушенного здания 4-го блока, завороженный и напуганный зрелищем того, как пожарные на крыше пытаются потушить пламя. Однако в 10 часов утра, когда он проснулся дома в Припяти, все вокруг казалось совершенно нормальным. Он решил провести день с семьей.
Кое-где, однако, были признаки, что не все в городе идет, как следует. Ближайший сосед этого строителя в это утро не пошел на пляж, а поднялся на крышу своего дома и улегся загорать на резиновом коврике
[645]. Полежав некоторое время, он заметил, что загар появляется прямо на глазах. Почти сразу от его кожи запахло гарью. Позже он спустился вниз, и сосед заметил, что он странно возбужден и весел, как будто выпил. Никто не захотел разделить его приподнятое настроение, и он вернулся на крышу, где продолжил наблюдения за своим ускоренным загаром.
Но инженеры-ядерщики утренней смены ЧАЭС ясно представляли себе опасность для города и пытались предупредить свои семьи. Некоторым удалось дозвониться и сказать близким, чтобы те не выходили из дома. Зная, что КГБ прослушивает звонки, один пытался намекнуть жене, чтобы она готовилась к побегу из города
[646]. Другой отпросился у директора Брюханова съездить на обед, дома посадил семью в машину и повез в безопасное место, но был остановлен в конце проспекта Ленина вооруженным милиционером на блокпосту
[647]. Город был отрезан. Никто не мог уехать из Припяти без официального разрешения.
Руководитель программ технической подготовки персонала ЧАЭС Вениамин Пряничников сошел с поезда на станции Янов около 11:00. Он был в командировке во Львове и пропустил драматические события предыдущих 12 часов
[648]. Утром в вагоне он слышал, как пассажиры говорили о крупной аварии на станции. Прянишников, физик-ядерщик с опытом работы на плутониевых фабриках Красноярска-26 и казахстанских атомных полигонах, служил на ЧАЭС с самого запуска станции и гордился своим положением на ней. Он хорошо знал реакторы и отказывался верить досужей болтовне: взрыв в ядре реактора был невозможен ни при каких условиях, которые он мог себе представить. Он так громогласно спорил с другими пассажирами, что дело чуть не дошло до драки.
Но, приехав в Припять, он увидел цистерны 427-го полка гражданской обороны. Улицы поливали раствором, от которого на решетках стоков оставалась белая пена. Пряничников узнал раствор сорбента, предназначенный для поглощения и удержания выпавших на землю радионуклидов. Повсюду на улицах были милиционеры
[649]. Пряничников побежал домой предупредить жену и дочь, но дома никого не оказалось.
Он попытался позвонить на станцию – линия не работала. Тогда он сел на велосипед и отыскал свою жену в нескольких километрах от города, на даче, где она возилась с цветами. Жена отказывалась верить, что что-то не так. Только когда он показал ей черные точки графита на листьях ее клубники, она согласилась вернуться домой.
Прянишников подозревал, что авария вызвана катастрофическим выходом из строя реактора, но без дозиметра ему было трудно убедить соседей в такой еретической идее
[650]. Его просто не слушали, а как человек, отец и дед которого погибли от рук Партии, он знал, что слишком активно уговаривать их может быть опасно.
Вернувшись к вертолету, майор гражданской обороны принес новости: разрушения, которые они видели на станции, вызваны взрывом
[651]. Из Москвы летит правительственная комиссия, к ее прибытию нужен полный доклад о текущей ситуации. Майор сказал, что нужно облететь город по треугольному маршруту, чтобы выявить зоны потенциально высокого радиоактивного загрязнения. Прежде чем взлететь, Володин сказал любопытным зрителям, чтобы они отвели детей домой и закрыли окна.
