К концу мая генерала армии Валентина Варенникова, командовавшего продолжающейся армейской операцией в Афганистане, вызвали из Кабула и поручили руководство частями, проводившими очистку в Чернобыле
[1103]. Прибыв, генерал обнаружил, что в зоне работают более 10 000 военнослужащих войск химической защиты и сотни строительных рабочих Министерства энергетики, призванных из близлежащих районов
[1104]. При этом было понятно, что людей потребуется еще больше. В Политбюро поняли, что, если продолжать посылать в зону высокой радиации призывников, и без того злоупотребляющих алкоголем и наркотиками, здоровье целого поколения советской молодежи может быть разрушено и страна станет неспособна защитить себя в случае нападения с Запада
[1105]. 29 мая Политбюро и Совет министров СССР выпустили беспрецедентный для мирного времени указ о призыве сотен тысяч военнослужащих запаса в возрасте от 24 до 50 лет на военные сборы длительностью до шести месяцев
[1106]. В чем им предстоит участвовать, они узнавали, уже облачившись в военную форму
[1107]. К началу июля более 40 000 резервистов поселили в устроенных по периметру зоны отчуждения военных лагерях. Люди ночевали в палатках, а на работу в опасной зоне их каждое утро доставляли на грузовиках
[1108]. Ехали долго, по жаре, по недавно уложенным асфальтовым дорогам, блестевшим на солнце от воды, которой их поливали, чтобы прибить пыль
[1109]. Деревья и поля, мелькавшие по сторонам, выглядели пышными и зелеными, но их огораживали фанерные заборы с табличками: «Не останавливаться – загрязнение».
Радиацию по зоне разносило вместе с пылью: ее поднимали с обочин бесконечные колонны проносившихся грузовиков и бетономешалок, несли воздушные потоки от вертолетных винтов
[1110]. Микроскопические радиоактивные частицы – всего несколько микронов – поднимались в воздух с ветром и перемещались с коварной легкостью: они могли осесть неподалеку, а могли и выпасть с дождем за сотни километров. Физики из Академии наук Украины, которые, используя марлевые экраны и обычные пылесосы, брали в зоне пробы воздуха, выяснили, что пролетевший вертолет мог поднять уровень радиации в тысячу раз. Пыль покрывала все – от техники до мебели и документов в кабинетах, проникала в волосы, легкие и желудки людей. Ущерб, наносимый внутри организма «горячими» частицами – почти невидимыми фрагментами ядерного топлива, вылетевшими из активной зоны реактора, – экспоненциально увеличивался по сравнению с наружным воздействием: 1 микрограмм плутония мог бомбардировать мягкие ткани пищевода или легких 1000 рад энергетического альфа-излучения – с летальным исходом. Ликвидаторы носили головные уборы и электростатические лепестковые респираторы, пить старались только из закрывающихся бутылок с минеральной водой. Те, кто понимал угрозу, со временем выработали привычку постоянно собирать крошечные пылинки с одежды и столов и то и дело стряхивать их в машинальном, рефлекторном процессе личной дезактивации
[1111]. Другие же не подозревали об окружающих их опасностях: солдаты загорали на солнце вблизи реактора, курили и раздевались до пояса на летней жаре, группа сотрудников КГБ прибыла в опасную зону инкогнито – в новых танковых комбинезонах и с дорогостоящими японскими дозиметрами в руках, они подошли к развалинам 4-го энергоблока, не догадавшись включить приборы
[1112]. И только судьба ворон, прилетевших копаться в обломках и задержавшихся слишком долго, чьи облученные трупы теперь валялись по всей территории станции, давала видимое предупреждение о цене незнания
[1113].
Ежедневные замеры радиации, проводимые по всей зоне и за ее пределами – с вертолетов и самолетов, с бронемашин или просто солдатами в резиновых костюмах и респираторах, – показали, что загрязнение распространилось далеко по Украине, Белоруссии и России
[1114]. Радиационный шлейф от 4-го энергоблока отбрасывал тень не только на города Припять и Чернобыль, но и на колхозы и промышленные предприятия, городки, села, леса и обширные сельскохозяйственные земли. Плотные языки радиоактивности ползли к северу и западу через 30-километровую зону, но выпадения различных радионуклидов, появившиеся из реактора № 4, включая стронций-89, стронций-90, нептуний-239, цезий-134, цезий-137 и плутоний-239 (21 вид только наиболее активных и долгоживущих), сформировали пятнистую, как шкура леопарда, карту интенсивного загрязнения на расстоянии до 200 км от ЧАЭС. Для населения угроза от радиации была двойной: внешняя, от тонкой облученной пыли и обломков реактора на земле, и внутренняя, от радиоизотопов, отравляющих пищевую цепочку через почву, продовольственные растения и животных на фермах
[1115]. К концу мая более 5000 кв. км земель были опасно загрязнены. Ветер и погода ухудшали положение: пыль из радиоактивных районов постоянно перемещалась в места, уже очищенные войсками, что делало ранние работы по дезактивации почти бесполезными
[1116].
