Министр юстиции завершает декламацию и невозмутимо откладывает бумаги. Плечи у нее расслаблены, лицо бесстрастное.
– Это все, – говорит она. – На вопросы я отвечать не буду.
Хупер из “Вашингтон пост” говорит в баре:
– Мне все равно. Я отсюда валю.
Он это говорит уже не в первый раз. Наливает еще виски, плюхает в стакан три кубика льда, яростно взбалтывает и вновь приводит свои доводы:
– За каким чертом торчать в стране, где нельзя делать свою работу, если на свете есть десятки стран, где можно? Что-то зреет в Иране. Вот наверняка. Двину туда.
– А когда начнется в Иране, – усмехается Семпл с Би-би-си, – что, по-твоему, там будет с мужчинами?
Хупер трясет головой:
– Не, в Иране – нет. Такого там не будет. Они не обратятся по щелчку пальцев и не уступят женщинам всё.
– Ты же помнишь, – говорит Семпл, – как они обратились по щелчку пальцев, когда низложили шаха и к власти пришел аятолла? Ты же помнишь, что такие вещи происходят быстро?
Ненадолго повисает тишина.
– Ладно, а ты что предлагаешь? – спрашивает Хупер. – Плюнуть? Вернуться домой, редактировать раздел для садоводов? Тебе в самый раз, ага. Будешь такой в бронике среди цветочных бордюров.
Семпл пожимает плечами:
– Я остаюсь. Я британский гражданин под защитой ее величества. Буду соблюдать законы – в разумных пределах – и сообщать новости.
– Что тут сообщать? Каково оно, торчать в гостинице и ждать, когда женщина придет и тебя заберет?
Семпл выпячивает губу:
– Хуже уже не будет.
Тунде слушает из-за соседнего стола. Перед ним тоже большой стакан виски, только Тунде его не пьет. Мужчины пьянеют и повышают голос. Женщины сидят тихо, наблюдают. В этой мужской браваде – уязвимость и отчаяние; Тунде кажется, женщины смотрят сочувственно.
Одна говорит – довольно громко, Тунде слышно:
– Мы вас будем возить, куда захотите. Слушайте, мы в эту чушь не верим. Будете говорить нам, куда вам надо. Все останется как раньше.
Хупер цапает Семпла за рукав:
– Уезжай. Первым же самолетом вон отсюда, и пошло оно все.
Одна женщина говорит:
– Он прав. Что толку подыхать из-за этой дыры проссанной?
Тунде медленно подходит к стойке портье. Ждет, когда пожилая норвежская пара уплатит по счету, – снаружи их багаж грузят в такси. Как многие граждане богатых стран, эти, пока есть возможность, выметаются из города. Наконец, уточнив каждый пункт в чеке мини-бара и ставки местного налогообложения, норвежцы удаляются.
Портье за стойкой один. Седина колонизирует его шевелюру островами – тут и там седые клочья, а остальное темно, густо и в мелкую кудряшку. Ему, пожалуй, за шестьдесят – наверняка проверенный сотрудник с многолетним опытом.
Тунде улыбается. Непринужденная улыбка – намек: мы тут с вами заодно.
– Странные дни, – роняет он.
Мужчина кивает:
– Да, сэр.
– Знаете уже, что будете делать?
Тот пожимает плечами.
– У вас есть семья? Есть кому вас забрать?
– У дочери ферма на западе, три часа отсюда. Поеду к ней.
– Вам разрешат ездить?
Портье поднимает взгляд. Белки глаз желты и исполосованы красным, тонкие кровавые сосудики сползаются к зрачку. Портье смотрит на Тунде очень долго – секунд пять или шесть.
– Если будет на то Божья воля.
Тунде небрежно и неспешно сует руку в карман.
– Я и сам думаю попутешествовать, – говорит он. И умолкает. И ждет.
Старик не задает вопросов. Многообещающе.
– Для этого, конечно, кое-что понадобится – вещи, которых у меня… больше нет. Не хотелось бы уезжать без них. Куда бы я ни поехал.
Портье молчит, но медленно кивает.
Тунде как бы этак сводит ладони и под журнал регистрации на стойке подпихивает деньги, видны только уголки. Веером, десять пятидесятидолларовых купюр. Американская валюта – залог успеха.
На миг ровное дыхание старика сбивается.
– Свобода, – бодро продолжает Тунде, – вот и все, что нужно человеку. – (Пауза.) – Я, пожалуй, на боковую. Передайте коридорным, чтобы прислали мне скотча, будьте добры. Номер шестьсот четырнадцать. Как только сможете.
Портье отвечает:
– Я сам принесу. Через минутку, сэр.
В номере Тунде включает телевизор. Прогноз на четвертый квартал не внушает оптимизма, отмечает Кристен. Мэтт обворожительно смеется и отвечает: “Ну, в этом я совсем не разбираюсь, но я скажу, в чем понимаю, – как зубами поймать яблоко в тазу”.
На Си-СПЭН краткий обзор “карательных военных мер” в этом “беспокойном регионе”, но гораздо подробнее – про очередной теракт в Айдахо. УрбанДокс и его болваны успешно переписали сюжет. Права мужчин – это теперь только они, их теории заговора, их кровожадность, а также необходимость ущемлений и ограничений. Никому не интересно, что творится здесь. Как всегда, правда – чересчур сложный товар, рынку нелегко упаковать его и продать. А теперь коротко о погоде.
Тунде набивает рюкзак. Две смены одежды, заметки, ноутбук и телефон, бутылка с водой, древняя фотокамера и сорок кассет с пленкой – ясно, что будут дни, когда не найдешь ни электричества, ни батареек, пленочная камера пригодится. Он мнется, потом запихивает в рюкзак еще носков. Нежданно-негаданно его охватывает задор – а с ним и ужас, и ярость, и безумие. Тунде говорит себе, что радоваться нечему, положение серьезное. От стука он подпрыгивает.
Открыв дверь, он какой-то миг подозревает, что старик его не понял. На подносе стоит стакан виски на прямоугольной подставке, а больше ничего нет. Только приглядевшись, Тунде видит, что подставка – не подставка, а его паспорт.
– Спасибо вам, – говорит Тунде. – Вот чего мне недоставало.
Портье кивает. Тунде платит ему за виски и прячет паспорт в карман брюк на молнии.
Он ждет и уходит около половины пятого утра. В коридорах тишина, лампы тусклые. Когда Тунде шагает через порог на холод, сирена не визжит. Его не останавливают. Точно последние полдня ему пригрезились.
Под далекий собачий лай Тунде пересекает пустые предрассветные улицы, пускается было рысью, но вновь переходит на длинноногий размашистый шаг. В кармане находит ключ от номера – прихватил, оказывается, с собой. Думает выбросить или сунуть в почтовый ящик, но, пощупав блестящий латунный брелок, прячет обратно. Пока ключ в кармане, можно воображать, будто номер 614 ждет Тунде всегда, ничуть не меняясь. Постель разворошена, у стола нескладным горным массивом громоздятся утренние газеты, модные туфли стоят бок о бок под тумбочкой, ношеные носки и трусы валяются кучкой в углу, возле открытого полупустого чемодана.
