Она кричит, брыкается, но в какой-то момент расслабляется и инстинктивно чуть шире раздвигает ноги. То, что нужно, детка. Ещё шире, ещё смелее, иначе тебе будет больно.
Миа непроизвольно расслабляется, когда мои пальцы скользят по поверхности нежной кожи её бедер, размазывая влагу. Отвлекающий внимание маневр, с целью полного отключения страха и внутренней зажатости этой маленькой женщины.
– Лучше бы ты убил меня там! Лучше убей меня прямо сейчас! – в панике визжит и умоляет она, но вот её тело вполне себе легко отвечает на мои манипуляции. Лицо птички выражает болезненное сладострастие, наверняка окутавшее каждую клеточку её тела. Податливого, отзывчивого. Её упрямые губы твердят одно, а мелко дрожащие бедра совершенно другое. Как и соски, что ощущаются острыми даже через хлопковую ткань моей рубашки.
Избавляюсь от футболки за мгновение, срывая мешающий элемент одежды через голову. Хочу ощутить её кожа к коже. Стараюсь не думать о том, что происходит у меня в джинсах, иначе сдохну от всей этой долгой суетни, и убью сам себя вопросом, почему с ней я не могу поступить жестко, грязно, насильно. Как с другими, как со многими, как всегда.
Ответ прост: мне нужно большее.
Полное её желание, абсолютная покорность. Признание не только на уровне тела, но и словами, мольбами, стонами… а этого нет, лишь сопротивление и едва уловимое наслаждение, через призму сдержанности и подавления своих собственных желаний.
Дура. Ты не знаешь, от чего отказываешься. Но когда ты попробуешь, ты будешь просить ещё. Вечность. Пока будет биться твое сердце, которое я тоже заберу и присвою.
И ничего тебе не оставлю, я тебя… у тебя отниму, бл*дь, а не только у старого ублюдка Ди Карло.
– Помнится, в лофте ты умоляла меня совершенно о другом исходе. Определись, Амелия. И больше никаких криков. Расслабься, признай мою силу. Покорись. Прими меня, – рваным шепотом выдыхаю около её влажных губ. Наспех расстёгиваю брюки, и обхватив её дрожащую ладонь, насильно прижимаю к своему члену, позволяя ощутить всю мощь своего желания, похоти и одержимости. Прижавшись лбом к её лбу, не могу сдержать нетерпеливого стона и подаюсь бедрами вперед, прямо в её нежный кулачок, объятый моим. Острые ощущения простреливают позвоночник, я не привык сдерживать фрикции, но от этого воздержания, я закипаю только сильнее с каждой секундой, превращаясь в мощную бомбу с тестестероном, которую ждет одно из самых эпичных извержений в жизни.
Свихнуться можно. Я сам себе сейчас девственника напоминаю, бл*дь.
Но её трепет и ощутимая неопытность – это нечто новое для меня или давно забытое старое, не так важно.
А все новое жутко возбуждает и будоражит.
В глазах Амелии отражается нерешительность и стеснение, щеки розовеют за мгновение. Кажется, что она не дышит, а я, с диким отчаянием вновь толкаюсь в её оцепеневший на моем члене кулак. Приятное давление обволакивает пульсирующие вены, вызывая шипение. Удивительно, но это все заводит меня куда больше, чем недавние действия шлюх, которые обращались с моим стволом профессионально и дерзко, не стесняясь смотреть при этом в глаза.
Амелия же взгляд опускает… но я заставляю поднять властным движением.
– Наша прелюдия итак затянулась, – кажется, ничто не остановит меня сейчас, никакие возражения и вторжения третьих лиц. Даже если сам Энтони Морте сейчас откроет дверь Теслы и приставит кольт к моему виску, я не оторвусь от трепещущей и почти готовой для меня Мии Ди Карло.
Плевать. На все плевать.
Её кожа покрывается мелкой испариной, выдавая все её потаенные страхи. Но я наконец срываю сладкий стон с губ Мили, раскрывая ворот рубашки, накрывая её грудь ладонью. Слегка тяжелую, округлую, созданную для моей руки. Освобождаю Амелию от ненужной ткани, в тесном пространстве машины придвигаюсь ближе, придавливая собой девушку. Не оставляю Мие совершенно никакого выхода.
– Птичка готова расправить крылья? – усмехаюсь тихо. Не прекращая скользить пальцами по мягким складочкам, вгрызаюсь зубами в шею Амелии, спускаясь губами к груди и соскам, которым в который раз уделяю особое внимание. И каждый раз я дурею от того, насколько эстетично и красиво смотрится её офигенная небольшая грудь потрясающей формы. Иногда мне кажется, словно Мию кто-то создал по чертежу женщины в моей голове, настолько она в моем вкусе, от макушки головы до кончиков пальцев. А насчет вкуса, и говорить не стоит. Сладкая и соленая, терпкая и свежая… чувствую себя животным с обостренным обонянием, каждый раз вдыхая аромат её тела и кожи.
– Ты ублюдок, Морте, остановись, – находясь вне себя, в шаге от совместного безумия, она может всхлипнуть лишь свое скромное и жалкое возражение. Я сделал это, лишил на время её сил к сопротивлению, доводов сопротивляться и остатков разума. Уверен, что все, о чем она сейчас думает и все, что хочет получить – это оргазм и мой член.
– Нет. Не надо. Не смей. Мне больно. Будь ты проклят, животное, и убери от меня свои лапы, – возражает Миа, когда я вновь намереваюсь трахнуть и растянуть её пальцами. И на этот раз в её глазах вновь сверкает протест, словно она нашла в себе волю собраться с мыслями. В тот момент, когда я собираюсь снова вставить сразу два пальца в эту строптивую девочку, она вдруг делает отчаянный рывок ладонью и царапает мой шрам на виске, вызывая утробный рык и новый прилив в океане внутренней ярости.
Свирепею мгновенно, обхватываю хрупкую шейку этого неугомонного создания. Амелия напрягается и краснеет, цепляется за мои запястья, пытаясь отрезвить меня и ослабить хватку, которая запросто может привести её к асфиксии.
Взглядом заставляю строптивую женщину посмотреть мне в глаза.
– Хорошо, – ядовито улыбаюсь, слегка отпуская её. – Я не посмею, Мия, – обещаю я мрачно, и приложив силу, разворачиваю её к себе спиной, вытягивая руки девушки над головой. Наручниками приковываю её к изголовью кресла, предварительно сжав её ладони, чтобы она могла крепко держаться за него. Цепочка от оков проходит по обратной стороне сидения и поэтому Мие будет очень больно, каждый раз, когда она будет ослаблять хватку.
– Держись, иначе будет больно, – предупреждаю я. – Не хочу, чтобы ты поцарапала запястья. Ты же не хочешь этого, правда? – обжигаю своим дыханием её ухо, проскользнув языком в маленькую ушную раковину. – Ты хочешь приятно, девочка, – целую в углубление между лопаток, сминая ладонями грудь, от которой не могу оторваться. Сопротивляясь, она все же прогибается в пояснице, потому что я по-прежнему веду свою игру и совершаю только те действия, перед которым её тело автоматически устоять не сможет.
Это происходит неосознанно… и когда она будет уже дома, рыдать и плакать в подушку, находясь в своей комнате, ей будет стыдно за каждое движение бедрами в мою сторону, за каждый стон обо мне, для меня, во имя меня.
Но я знаю, чувствую, что её будет выкручивать и ломать от каждой секунды вдали от меня.
Это данность, которую я принял, но не скоро уяснит Амелия.
