– Это для моей мамы.
– Даже не знаю, как это понимать, но в любом случае оставь эту идею. – Я попыталась закрыть дверь, но Адам придержал ее ногой.
– Послушай, я вовсе не пытаюсь тебя преследовать…
– Но именно этим и занимаешься, так что отпусти мою дверь.
– Я не останусь в долгу. Выкурю столько сигарет, сколько захочешь, да что угодно.
Наша борьба за дверь прекратилась. Похоже, он настроен серьезно. Его карие глаза впились в меня, и, хотя при желании я могла бы рывком закрыть дверь, по всему было видно, что он в отчаянии и ему позарез нужна моя фотография. Я почувствовала, как покалывает кожу.
– Хорошо, слушаю.
– Да?
Когда я кивнула, он отпустил дверь. Какая доверчивость. Меня так и подмывало в назидание захлопнуть ее перед его носом. Но я этого не сделала. В конце концов, мои сигареты сами собой не выкурятся.
– Вчера вечером я сказал тебе, что мои родители разошлись…
– Вчера вечером ты много чего сказал.
– И я хочу попросить прощения за то, что наговорил лишнего, просто позволь мне сделать эту фотографию.
Я могла бы сказать ему, что начинать с извинений, если хочешь обратиться с просьбой, лучше всегда, но жестом разрешила ему продолжить.
– Моя мама предпочитает делать вид, что с ней все в порядке. Они оба так себя ведут. Но то, что мы здесь, ее убивает. Она не очень хорошо справляется с одиночеством. – Он сглотнул, и в какое-то мгновение мне показалось, что он вот-вот разрыдается. Эта перспектива заставила меня отступить назад. Я и представить себе не могла, что боль моей матери может быть настолько сильной, чтобы стать и моей болью. – Я думаю, она боится, что мы с Джереми отдалимся от нее, решим, что нам больше нравится здесь, с отцом. – Он тряхнул головой, как будто ужасаясь нелепости этой идеи.
Я сложила руки на груди.
– Похоже, тебе нужно послать ей фотографию вашей квартиры. Никто не стал бы по своей воле проводить время в Оук-Вилладж, если только к этому не обязывает соглашение об опеке, как в моем случае, или это не попытка убедить судью в бедственном финансовом положении, не позволяющем платить больше алиментов, как в случае с моим отцом.
– Это даже не для того, чтобы доказать маме, что я хочу остаться с ней, – сказал Адам. – Нельзя допустить, чтобы она думала, что мне здесь плохо, иначе ей станет еще больнее и она будет винить себя за то, что заставила меня пройти через это. Я не хочу добавлять ей страданий.
Вся эта история в духе «Даров волхвов» начинала меня бесить. Кожу уже не просто покалывало, она горела, и я чувствовала, как что-то подступает к горлу.
– Давай ближе к делу, Адам.
– Я сказал ей, что встретил девушку. Тебя.
– Ты действительно встретил девушку. Меня. – Я намеренно косила под дурочку, но мне показалось справедливым заставить его немного помучиться, пока его родители воюют за него, потому что оба хотят его видеть. Подступающая желчь обожгла горло, разливаясь горечью во рту, прежде чем я смогла сглотнуть ненавистный ком вместе с ядовитыми мыслями.
– Я убедил ее, что у нас завязалось общение.
– То есть ты не говорил ей о том, как называл мою семью испорченной и осуждал мою мелочность? – Я погрозила ему пальцем. – Ты не должен лгать своей матери, Адам.
– Спасибо тебе за урок морали. Дело в том, что я рассказал ей о девушке из соседней квартиры, и это ее обрадовало. Мне нравится делать ее счастливой, и она будет по-настоящему счастлива, если я покажу ей твою фотографию.
– Но почему именно мою? Почему бы тебе не найти фотографию какой-нибудь девушки в интернете и не выдать ее за меня? – Я закатила глаза, увидев его невербальную реакцию. – У тебя есть какое-то условие? Ты краснеешь. – Конечно, от моего замечания он стал и вовсе пунцовым.
– Просто ты… не такая, как все.
Ах, так он все-таки пытался найти случайную девушку в интернете. Я театральным жестом перебросила через плечо свою косу до пояса.
– Красота иногда сама себя наказывает. Мне постоянно говорят, что я могла бы стать моделью, если бы была повыше ростом, имела другое лицо и другую фигуру. – Увидев, что он даже не улыбнулся, я со вздохом опустила руки. – Кажется, кто-то хотел принести мне извинения.
Все та же неловкость заставила его сжать губы. По-видимому, извинения вызывали ступор не меньший, чем просьбы об одолжении.
– Я ничего не знаю о твоей семье, так что был не прав, когда выносил свои суждения.
Мы оба уставились друг на друга.
– И это все? – спросила я. – Ты вообще попадаешь в неприятности?
– Что?
– Забудь. Очевидно, нет, потому что ты не умеешь извиняться. Ты должен был просто сказать мне, что сожалеешь о том, что я обиделась. Так ты снимаешь с себя всякую ответственность.
Он ждал, что я скажу что-нибудь еще, и, когда я промолчала, его ноздри раздулись и он повернулся, чтобы уйти, очевидно решив, что не готов терпеть меня даже ради счастья своей матери.
Я попыталась вспомнить, что чувствовала, когда в моей семье все пошло наперекосяк. Пожалуй, летучую смесь уязвимости и… Нет, тогда все сводилось к одной лишь уязвимости. Толстой кожей я обрастала в течение долгих месяцев, разрываясь между адвокатами, горькими обвинениями и еще более уродливыми признаниями, пока не обнаружила, что безразличие служит мне гораздо лучшую службу, чем горячие и холодные эмоции.
Адам явно находился на той стадии, когда хочется всех убить, так что, наверное, вчерашним вечером я приняла не самое мудрое решение, играя на его чувствах. И, честно говоря, я ведь тоже ничего не знала о его семье.
Я понимала, что, если позволю ему уйти, мне придется торчать одной, пока не вернется Шелли, и это казалось весомой причиной позвать его обратно. Во всяком случае, это выглядело логичным, если бы не противный холодок в животе, напоминавший о том, что он не единственный, кто переступил вчера черту.
– Слушай, ты меня тоже извини за шутку насчет подружки твоего отца. – Я стиснула зубы, заставляя свои внутренности успокоиться. Вообще-то я тоже не умела просить прощения. – Давай уже, делай свои фотки.
Адам остановился, но не вернулся.
Меня бесило то, как ловко ему удалось разыграть обратную ситуацию, где мы поменялись местами. Теперь я перед ним извинялась.
– А если я пообещаю впредь вести себя лучше, это поможет? – По крайней мере, я могла бы постараться. Мне не привыкать.
Адам вернулся, хотя и неохотно.
– И, может быть, нам следует избегать разговоров о наших родителях, – добавила я.
– Я – за.
– Так мы будем фотографироваться?
Он вмиг достал телефон, и его большой палец завис над экраном. Но снимок он так и не сделал.
