Мистер Рос согласно кивает:
– Прекрасно вас понимаю. И постоянно об этом беспокоюсь. Честно говоря, на минувшей неделе я видел, как он, хромая, шел по набережной, и мне стоило больших трудов не отправить его обратно в больницу.
У меня внутри все сжимается. Недавно Портеру стало известно, что последние пару недель Дэйви пролежал дома, получив удар по больному колену во время драки в гараже Быстрого Майка. Но теперь, похоже, опять встал на ноги.
Ванда показывает на нас пальцем и говорит:
– Пообещайте, что в следующий раз, когда Дэйви Труанд что-нибудь сделает или даже попытается сделать, вы позвоните в полицию и попросите прислать меня. У меня нет желания встречаться опять на чьих-то похоронах. Договорились?
После кладбища папа не выражает никакого недовольства ни в отношении Портера, ни даже по поводу того, что скутер у меня украл не кто иной, как Дэйви. Поэтому, когда мы остаемся с ним вдвоем, я просто прошу у него прощения за то, что утаила это от него, объясняю, почему так поступила, и обещаю больше так не делать. Никогда-никогда-никогда.
– Мне больно, Минк, что ты солгала, – отвечает он.
От этого я опять начинаю плакать.
И поскольку папа самый замечательный мужчина на свете, он просто прижимает меня к себе до тех пор, пока слезы в моих глазах не высыхают. А когда опасность того, что я, подобно Алисе из Страны чудес, утоплю все кладбище в своем горе, остается позади, он отстраняется и отпускает меня с Портером до самого вечера.
Росы живут в старом доме на окраине города, в квартале от пляжа. Лет десять назад этот район, пожалуй, выглядел вдвое симпатичнее. Но сейчас здесь наблюдается некая обветшалость, а на половине здешних жилищ красуются вывески «ПРОДАЕТСЯ». Дощатый забор их дома немного покосился, обшивка из сосновых досок кое-где стала коробиться, а суровые ветра, налетающие с океана, поют свою неизбывную песнь в водосточных желобах. Но когда я переступаю порог, на меня обрушиваются запахи дерева и воска. Стены от пола до потолка уставлены всевозможными призами, высушенными морскими звездами, находками, выброшенными океаном на берег, и семейными фотографиями. Кухонный стол застелен ярко-красной гавайской скатертью с узором из китайских роз.
– Я проголодалась, – говорит Лана, – после похорон ужасно хочется есть.
– Я тоже, – отвечает миссис Рос, – голод лучше всего утолять чем-нибудь попроще. Может, ПА?
– Что такое ПА? – спрашиваю я.
– Попкорн и арахис, – ставит меня в известность Портер. Миссис Рос смотрит по сторонам в надежде увидеть на лицах присутствующих одобрение, и ей в ответ все кивают.
Надо понимать, в семье Росов это традиция. Звучит немного странно, но в плане разнообразных блюд мне в этом городе неизменно сопутствует удача, да и потом, кто я такая, чтобы вступать в спор? А когда миссис Рос бросает на исполинских размеров сковородку попкорн с настоящими ядрышками, вокруг распространяется такой изумительный запах, что у меня даже слюнки текут.
Пока она солит блюдо, Портер идет к себе в комнату, снимает костюм и переодевается, а я тем временем помогаю его маме расставить в кухне миски. Наедине с ней я чувствую себя немного не в своей тарелке и поэтому втайне желаю, чтобы он поторопился. Теперь, когда он больше не выступает в качестве буфера, я чувствую себя актрисой, которая, выйдя на сцену, позабыла все реплики. И о чем мне теперь говорить? Какая-нибудь шпаргалка сейчас явно не помешала бы.
– Мама одобряет твой переезд в Калифорнию? – ни с того ни с сего спрашивает миссис Рос.
– Не знаю, – отвечаю я, – мы с ней давно не общались.
– У тебя с ней непростые отношения?
– Думаю, да, – пожимаю плечами я, – мне впервые довелось уехать из дома.
Вот черт. Я что, серьезно? Нет, плакать больше нельзя. Хуже похорон ничего быть не может.
Я сглатываю слезы, не давая им возможности брызнуть из глаз, и встряхиваюсь.
– Прости меня, милая, – ласково произносит миссис Рос, – я не хотела разбередить твои раны.
– Просто она не шлет мне ни эсэмэсок, ни электронных писем. Я уехала несколько недель назад. Вообще-то ей полагалось бы узнать, все ли со мной в порядке. Я могла бы умереть, а она пребывала бы в неведении.
– Ты не пробовала ей позвонить?
Я качаю головой.
– А отец с ней разговаривает?
– Я не знаю.
– А ты спроси. По крайней мере, поговори с ним об этом. Кто знает, может, у нее трудный период на работе или в личной жизни… Может, ей нужно, чтобы ты связалась с ней первой. Порой родителям не очень нравится роль взрослых.
Она похлопывает меня по плечу, и этот жест тут же напоминает мне о Пенгборне.
Мы подходим к дивану, над которым с открытых стропил свисает огромная деревянная доска для сёрфинга. На ней красивым курсивом выведено слово ПЕННИУАЙЗ. Я сижу между Портером и Ланой, держа в руках пластмассовую чашу с попкорном, надлежащим образом посоленным и сдобренным жареным арахисом. Тяжелые орешки так и норовят провалиться вниз, и нам без конца приходится встряхивать миски в попытке выловить их с дна, разбрасывая попкорн на колени, что, по уверениям хозяев, само по себе уже доставляет удовольствие. Все семейство устроилось в креслах с откидными спинками, причем то, которое облюбовал себе мистер Рос, выглядит так, словно его сделали в 1979 году.
– Это, Бейли, его любимое, он никому его не отдаст, – произносит миссис Рос, протягивает руку и касается пальцами лица мужа. – Не смотри на это кресло слишком долго, иначе у него вырастут ноги и оно отсюда уйдет.
Лана тихонько хихикает. Мистер Рос что-то ворчит, и губы его чуть не расплываются в улыбке. Краешком глаза я вижу, что он целует жене руку перед тем, как та ее отнимает. За трапезой мы поглядываем на экран телевизора, где идет «Большой Лебовски», что вообще-то странно, потому как пару месяцев назад меня подбивал посмотреть эту картину Алекс. У Росов фильм есть на диске, поэтому их очень удивляет, что я его никогда не видела. Он, оказывается, действительно хорош. Более того, Портер заранее предупреждает меня, когда зазвучат выстрелы – чтобы они не застали меня врасплох, – и параллельно с актерами произносит реплики, что вызывает у меня улыбку, несмотря на печальные события сегодняшнего дня. А потом наклоняется и шепчет на ухо:
– Твое место здесь, рядом со мной.
И в этот момент я верю, что это действительно так.
Глава двадцать вторая
«Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете».
Джон Бойега, «Звездные войны. Эпизод VII: Пробуждение Силы» (2015)
Откровенно говоря, я не знаю, сколько времени требуется человеку, чтобы вновь почувствовать себя нормально после чьей-либо смерти. Мне казалось, что Портер, всегда такой уверенный в себе, должен прийти в себя быстрее других, однако теперь приходится напоминать себе, что он и без того получил эмоциональную травму и что вся его самонадеянность в значительной степени лишь обычная показуха. Поэтому, когда после похорон Пенгборна он погружается в состояние, граничащее с депрессией, я задаюсь вопросом о том, должна ли ему как-то помочь. Хотя понятия не имею как именно.
