Я обдумываю его предложение.
– Хорошо, согласна, так мне действительно будет лучше.
– На всякий случай, хочу, чтобы ты знала – по этому поводу можно было бы отпустить не одну шутку, – говорит он.
Мы оба смеемся, причем я немного нервно, а потом решаем сыграть в некое подобие покера на раздевание. Первым начинает Портер – по собственному почину. Внимательно осмотрев пляж, дабы убедиться, что мы действительно одни, он без лишних церемоний стаскивает с себя футболку. Мило, хотя и нечестно: (А) его голый торс я видела и раньше, (В) он не демонстрирует мне ничего такого, что нельзя показывать на публике. Потом он знаком велит мне продолжать.
Рассмотрев все имеющиеся в наличии варианты (утром мне пришла в голову здравая мысль надеть подходящее нижнее белье), я снимаю шорты. Его это удивляет. Кроме того, он не может отвести от меня глаз. Мне это нравится… Наверное. Я еще не решила. Просто говорю себе, что ткани на белье идет столько же, сколько на купальник, а если так, то какая тогда разница?
– Ты играешь не по правилам, Райделл, – произносит он, расстегивая рубашку.
И не успеваю я открыть рот, чтобы ему возразить, как на нем остаются лишь оливкового цвета облегающие шорты.
Обалдеть. У него поразительные ноги.
Ладно, теперь моя очередь, о чем он услужливо напоминает мне недвусмысленными жестами, будто говорит: «Ну что же ты, давай». «Похоже, пришел черед блузки», – думаю я, стаскиваю ее через голову и швыряю на песок. На обычный лифчик – в моем случае лифчик хороший – ткани тоже идет столько же, сколько на лифчик от купальника. Портер со свистом втягивает в себя воздух. Я так понимаю, это хороший знак. Грудь у меня не выдающаяся, но и не плохая, так что…
Он проводит пальцем по шраму:
– Это его я тогда нащупал?
Я опускаю глаза на ребра, беру его руку и прижимаю к своему животу. Потом отнимаю ее, и мы смотрим на шрам уже вместе.
Стоит ясный, солнечный день, а мы наполовину обнажены. Если в мире и есть человек, с которым я чувствую себя в безопасности и которому могу доверять, то это, как ни странно, Портер.
– Да, его, – отвечаю я.
Он не сводит с рубца глаз. Потом смотрит на меня. Ждет.
– Здесь в меня вошла пуля, – говорю я ему, проводя пальцем по сморщенному, некрасивому бугорку. – Потом поворачиваюсь и демонстрирую спину: – А вот здесь вышла.
– Ничего не понимаю.
– Грег Грамбейчер. Он в меня стрелял.
– Но ты говорила… то есть… я думал, он стрелял в твою маму.
Я медленно качаю головой:
– Мама тогда оказалась дома по чистой случайности. В тот день он пошел за мной, чтобы убить. У него была записка, которую он намеревался оставить рядом с моим телом. Рассуждал так: если моя мама своим участием в бракоразводном процессе лишила его ребенка, то он в ответ тоже отнимет у нее дочь. – Портер смотрит на меня немигающим взглядом. – Мама бросилась на него, чтобы вырвать пистолет, поэтому пуля не задела жизненно важных органов. Я потеряла много крови. Врачам пришлось меня зашивать. Потом отказало легкое. В больнице мне пришлось провести пару недель.
– Извини, я не знал, – удрученно говорит он.
– Ты первый, кому я об этом рассказала. Одноклассники конечно же обо всем узнали, но после случившегося мама перевела меня в другую школу. Так или иначе, но изменить уже ничего нельзя, и остается только смириться, – отвечаю я, едва заметно улыбаясь.
Он протягивает руку и чертит пальцем по ребрам линию между шрамами спереди и сзади:
– Спасибо, что сказала. И показала.
– А тебе спасибо, что не стал устраивать из этого цирк. Понимаешь, я хочу избавиться от этой проблемы. Поэтому и решила тебе все показать. Прямо здесь, на солнышке.
– Понимаю, – заверяет он меня, – очень хорошо тебя понимаю.
Я тянусь к нему и припадаю губами к ложбинке между ключиц. Он отбрасывает ладонью мои волосы и целует сначала лоб, затем глаза, потом кончик носа. После заключает меня в объятия и крепко прижимает к себе. Я как можно глубже вдыхаю его в легкие, словно теплое, отшлифованное на солнце блаженство. Спасибо, спасибо, спасибо тебе, пытаюсь я сказать ему всем своим телом. И поскольку Портер держит меня как человека, а не как сломанную игрушку, думаю, он все понимает.
– Надо полагать, на этом наша игра закончена? – шепчет он какое-то время спустя.
Я резко отвожу назад голову, чтобы увидеть его лицо:
– Решил в последний момент пойти на попятный, да?
Он улыбается своей самонадеянной, ленивой улыбкой, слегка отталкивает меня, пока я не оказываюсь от него на расстоянии вытянутой руки.
– Оба одновременно, на счет три.
– Так нечестно! На мне остаются еще два предмета одежды.
– Я закрою глаза и открою, лишь когда ты скажешь. Раз, два…
С восторженным криком я расстегиваю пряжку лифчика и сбрасываю трусики. Готово!
– Боже мой, как ты прекрасна… – шепчет он.
– Обманщик.
Я совершенно нагая. На общественном пляже. Но еще важнее, что мне на это ровным счетом наплевать, потому что Портер тоже снял с себя всю одежду, а это зрелище куда интереснее охватившего меня на мгновение чувства стыдливости. Он обнажен. И великолепен.
Парень чрезвычайно взбудоражен от того, что на нас совсем нет одежды.
– Ну вот, – говорю я, опускаю глаза и устремляю взор в разделяющее нас пространство.
– Я ужасно этим горжусь, – с улыбкой признает он, берет мою руку и тянет к себе.
А когда она прикасается к его телу, становится на цыпочки, будто опасаясь упасть в обморок, после чего тот факт, что на нас совсем нет одежды, будоражит уже меня.
– Что-то мне подумалось о салоне твоего фургона, – говорю я.
Он судорожно вздыхает и отводит мою руку:
– Затея рискованная, сначала, думаю, нам надо одеться. Боже мой, как же ты прекрасна.
– Ты это уже говорил.
– Дай мне сначала насмотреться. Мне нужно запомнить тебя всю. На потом… если вдруг больше никогда не доведется этого увидеть. Черт! Даже не верится, что ты предлагаешь мне… – Его веки тяжелеют. – В общем, это либо самая замечательная, либо самая скверная идея из всех, на которые я когда-либо соглашался. Ты разишь меня наповал, Бейли Райделл.
– Я видела у тебя в аптечке презервативы.
О каменную арку разбивается волна.
– Бейли…
– Портер…
– Это может оказаться чем-то необыкновенным. Поверь, у меня есть опыт в таких делах.
– А может и не оказаться, да?
Над нами с пронзительными криками кружат чайки.
– Ты уверена?
