Увы, больше громких дел раскрыть Аникееву не удавалось, одна мелочевка: недовес, недосып, недогляд, грошовая кустарщина да дешевая спекуляция. В управлении шутили, что все цеховики и делавары, как только прознали о его повышении, так моментально в другие районы подались – от греха подальше. Нечем, – язвительно добавляли иные, – Александру Николаевичу высокое начальство уважить, скажем, дело о крупном хищении по просьбе сверху в неумышленную халатность переквалифицировать…
Что ж, завистников у толковых людей всегда хватает. Вот и сглазили Аникеева: забуксовала карьера. А тут еще очередная российская смута со всеми своими неизменными атрибутами подоспела. Разброд. Шатание. Дикие помыслы. Подлые посулы. Полоумные надежды. Идиотские ожидания… Грустно. Пакостно. Ни черта не разобрать: что к чему, кто почем. И майор милиции Аникеев дал промашку: не на того кандидата в мэры поставил, не за ту команду играть согласился, не в той компании не того претендента здоровье пил… Хотя понять нетрудно: в противоположном лагере ему ни шиша не светило, кроме общих слов об усилении правоохранительных органов техникой и повышении социального статуса сотрудников милиции, тогда как в этом ему прямо без обиняков заявили: поддержишь – быть тебе начальником всей милиции, устранишься – придем к власти, в лучшем случае по собственному желанию отскочишь, если отмажешься… Вот эта их амбициозная самоуверенность и сбила его с толку, мозги запудрила, глаза запорошила.
Выборы они, интеллигентно выражаясь, просрали. Причем блистательно. По всем статьям, позициям и кандидатурам. Нехрен было во время путча носиться по городу с красными знаменами да истошными воплями: «Наша взяла! Киздец дерьмократам!»
Беда, как и удача, не приходит одна, всегда заявляется в компании себе подобных. Вдруг раз, два – и отменили борьбу с расхитителями социалистической собственности. Дескать, поскольку мы теперь строим развитой капитализм, при котором никто у себя свою частную собственность не расхищает, то и содержать легион борцов с ветряными мельницами нет резону. Резону, может быть, и нет, но ведь все равно воруют, только теперь уже в наглую, в открытую. Повылезла отовсюду всякая нечисть и давай вовсю жиреть, борзеть да навариваться. Работать стало практически невозможно. Признание подследственного больше не считается достаточной уликой для доказательства его вины. Опять же адвокаты вконец обнаглели, так и норовят на заветные сейфы лапу наложить, с секретными материалами ознакомиться. Официальную взятку изобрели, залогом назвали. Чтоб, говорят, и у нас, как во всем цивилизованном мире было. А чтоб весь цивилизованный мир поражался нашей гуманности, назначим-ка суммы посмехотворнее: свои-то в момент просекут в чем дело, а Запад пускай от зависти волосы, вставшие дыбом, на бигуди накручивает… За что боролись, на то и напоролись. Подпольные деляги, махинаторы, спекулянты, которые в прежние времена каждый взгляд его, каждую улыбку на заметку брали и на ус наматывали, теперь на иномарках разъезжают, в лицо смеются: «Эй, майор, садись, прокачу!»
Крепился Аникеев, сколько мог – знаменитой пословицей о грядущем на его улице празднике себя по шерстке гладил, а считалочкой о неделе веселящегося Емели – в области сердца массажировал. Но когда стало ясно, что торжество справедливости откладывается как минимум на четыре года, – не выдержал, железа в организме не хватило…
Случилось это на следующий день после горестного подсчета голосов, – процедуры, чреватой для непосвященных потрясающими открытиями. К примеру, что политика суть самая гнусная игра на свете, ибо в ней нет правил, одни приоритеты. Так что было, отчего Аникееву по городу брести от разочарования пьяным. И тут как назло кто-то из бывших буржуев-нелегалов – нынешних миллионеров-попрыгунчиков – подруливает на иномарке сверкающей и опять за свое: эй, майор!.. Побелел лицом Аникеев, извлек из кобуры табельного «Макара», прицелился, как в милицейской школе учили, и всадил всю обойму в… злосчастную тачку. У миллионерчика, естественно, челюсть на кадык, глаза в кучку, клубный пиджачок потником прикинулся. А майор Аникеев закончив стрельбу, перезарядил пистолет и медленно с расстановкой процедил:
– Я не «эй», а товарищ майор, ясно? Я вас, гражданин, спрашиваю: вам ясно?
– А-а-а, – закивал гражданин китайским болванчиком.
– Не «а-а-а», а товарищ майор. Вам ясно? – гнет свое Аникеев.
Кругом, конечно, толпа образовалась. Хорошо хоть не сезон был, все свои, южноморские, – в тему врубаются, осмысляют, молчат. А с буржуя уже потекло от усердия: ссыт в прямом и переносном смыслах. И хочет, гаденький, высказаться да ни хрена не может. Нейдут из буржуя членораздельные звуки.
– В молчанку играем, гражданин? – не унимается Аникеев. А из толпы уже робкие увещевания: мол, достаточно, товарищ майор, покуражились и будет. Оттуда же – подстрекательские подначки: что, начальник, слабо буржуя завалить?
К счастью Мамчур рядом случился, увел Аникеева от греха подальше.
Ох, и нажрался в тот день Александр свет-Николаевич! До поросячьего визгу и революционных речей!.. И опять Мамчуру спасибо, что у себя ночевать оставил, домой в таком виде не отпустил…
А наутро была сенсационная публикация в одной местной газетенке. «Южноморский Вестник», кажется. И начиналась статейка как-то заковыристо, с похмела не уяснить всех тонкостей подлянки. Будто бы менты у нас сплошь Гамлеты неприкаянные, то и дело с основным мировым вопросом сталкиваются: бить или не бить? Майор Аникеев из Южноморского РОВД перевел этот вопрос в иную плоскость. И так далее. Всё Аникееву припомнили. И как «частных предпринимателей» за честное предпринимательство сажал, перед «большевистской тиранией» выслуживался. И как «кооперативную инициативу» надуманными придирками душил. И как из подследственных коваными сапогами нужные показания выбивал… А в конце пасквиля змеиный намек: будто бы прежнего начальника ОБХСС – «компетентного, широко мыслящего, антикоммунистически настроенного патриота России» – турнули из органов из-за подлой анонимки, автором которой, судя по ее мерзостному содержанию, мог быть только человек тесно контактировавший с ним по службе… Ну и, конечно, описание «разбойного нападения» на беззащитный шведский автомобиль «Вольво», совершенного вконец распоясавшимся «стражем порядка». С такою силой художественного слова изобразили, что Александр Сергеевич со своей легкой стычкой под Полтавой в сравнении с этим Армагеддоном просто не катит!
Сичинава отреагировал мгновенно: вызвал, пропесочил, показал Кузькину мать, объявил строгача с занесением и отправил в Минводы в ведомственный санаторий, – нервы подлечить, грозу переждать, о жизни подумать…
Аникеев послушно принимал процедуры, покладисто соблюдал диету, считал дни и думал о жизни. Например, о том, как было подло с его стороны не сделать того, что он сделал, раньше, не дожидаясь результатов выборов. Или о том, кто из сослуживцев придет поддержать его, если не минует гроза, если выгонят прочь – в неустроенность, неприкаянность, неизвестность. А еще думал о жене. Вернее, старался не думать. Ведь она так гордилась его успехами, ей так льстило то внимание, с которым к ней относились, как к его супруге… А потом он устал думать обо всем об этом. Ну то есть о жизни. Решил, что рассентиментальничался как клуша. И дабы обрести былую мужественность снарядился в ресторан. В ресторане, приняв на грудь с литр местного коньяку, вдруг ощутил такой прилив душевных и физических сил, что положил немедленно, не сходя с места, раз и навсегда разобраться с Чечней и всеми ее претензиями. И разобрался… бы, если б обслуживающий персонал и некоторые из посетителей не оказались этой самой Чечней подкуплены и не помешали бы ему постоять за Россию, за отчизну, за матушку.
