– А если не вспомните, чего будет стоить ваша расписка? У нас с этим строго! Мы не вправе рисковать нашей лицензией, лишать сотни людей наших добрых услуг!
– Что же делать?
– Не знаю. В инструкциях об этом не сказано.
– Интересно, какой умник их составлял?
– Между прочим, у этого умника есть и имя, и фамилия, и семья, и адрес, и паспорт! – оскорбилась дама.
– Простите, не знал, что это вы…
– Тем хуже! Нехорошо о незнакомых людях так пренебрежительно отзываться. Вы ведь не читали инструкции, а я читала и смею заверить, составлены они по всем правилам грамматики и законам медицины.
– А вы не могли бы их изменить в виде исключения всего на один раз? Дополнение какое-нибудь внести, поправку или сноску…
– Нет, не могла бы. Во-первых, они защищены авторским правом. Во-вторых, утверждены контролирующими органами именно в этом виде…
– Интересная у вас доброта, однако: строго в пределах инструкции, – не сдержал горького упрека разочарованный клиент. – Какие же вы услуги оказываете? Старушек через дорогу переводите?
– В этом нет необходимости. У нас не принято давить пешеходов на том мнимо достаточном основании, что они нарушили правила дорожного движения, – не осталась в долгу дама.
– Ну, тогда потерявшихся собачек хозяевам возвращаете, – предположил клиент.
– Да что вы понимаете, неук! Да может именно тем, что не можем, мы оказываем не просто добрую услугу, а творим истинное благодеяние! Недаром инструкция не позволяет нам помочь вам именно таким образом, каким вы добиваетесь. В инструкциях все учтено, в них спрессован опыт многих поколений. Лично для меня ваш случай является еще одним бесспорным доказательством их правильности!
Игорь стоял в глубоком печальном раздумье: ему вдруг показалось, что все это уже было с ним однажды, что он уже делился с этой женщиной утехами своего беспамятства, и она уже говорила ему… Что же она ему говорила?
– …имя Лермонтов вам ничего не говорит? Ну-ка, напрягите-ка свои извилинки. И скучно, и грустно, и…
– Некому морду набить?
– Не святотатствуйте!
– Послушайте, мадам…
– Лилиана Матвеевна, с вашего позволения. А как вас? Ах да, простите…
– Лилиана Матвеевна, мы с вами раньше не встречались?
– Что вы хотите этим сказать? – заерзала в кресле женщина, нащупывая ногой кнопку тревоги.
– Я хочу сказать: раньше, до этого, я не приходил к вам с аналогичной проблемой?
– Аналогичной чему? То есть с чем?
– Памяти. С ее отсутствием…
– Лично я не помню такого. Но если настаиваете, могу справиться в журнале посетителей. Когда вы, говорите, приходили к нам? – Дама, раскрыв гроссбух, углубилась в его содержание. – Ах да, у вас же амнезия… Вот, смотрите, – она подняла голову, но в помещении уже никого не было. Захлопнув гроссбух, дама закатилась в игривом женственном смехе. Отсмеявшись, взялась за телефон.
– Подполковника Стегнеева, пожалуйста, – приказала она трубке. Ответила ли последняя уставным «есть» или ограничилась цивильным «минуточку», неизвестно. Известно, что приказание было исполнено, потому что Лилиана Матвеевна вдруг встрепенулась и заговорила снисходительно-ласковым тоном, каким разговаривают удачливые жены со своими неудачливыми мужьями.
– Юрчик? Не спишь? Шпионов ловишь? И много поймал? Целых трех?! Прогресс! Теперь тебя точно в генералы произведут… Шучу, шучу – в полковники… Знаешь, кто у меня в Бюро только что был? Плохо работаешь, раз не знаешь, кто у твоей жены ночами бывает… Шучу-шучу… Новый обожатель! Просьба: не путать с хахалем… Как зовут? В том-то и дело, Юрчик, что он прикинулся контуженным. Ну, не совсем контуженным, – амнезическим больным… Ну да, правильно, это те, которые ничего не помнят… Представляешь, он мне чуть ли не с час мозги компостировал своим беспамятством: ни имени, ни фамилии, ни адреса, и паспорт он потерял… А сам читает, пишет и языком мелет так, что дай Бог каждому… А что я? А я ничего, дурочку валяла, прикидывалась, прикалывалась, чудила. Даже гипноз ему посоветовала. И представляешь, он согласился! Еле потом отбрехалась… В общем, завралась так, что чуть по имени его не назвала… Постой, постой, ты почему меня перебиваешь! А во… А во-вторых, Я ГОВОРЮ, во-вторых, почему на меня кричишь?! Ах, не на меня? А на кого тогда? На Гордиевского? А разве его не поперли из органов? Ах, это другой… Что значит – как он выглядит? Ты сам прекрасно знаешь – как. Вместе смотрели его по телику в этой кошмарной передаче «Сыворотка правды». Игорь Суров, герой недели, забыл? Это непрофессионально, Юрчик… Так, я гляжу у тебя от успехов голова совсем кругом пошла, Стегнеев! Опять орешь? Опять не на меня? Ах, не на меня, а мне, потому что тебе плохо слышно?.. Что значит задержать до твоего приезда? Он что, тоже шпион? А кто? Нет, ты скажи… Кто?! Маньяк?! А какой? Сексуальный?! Да вы там совсем офонарели с вашей профессиональной подозрительностью… Если он и маньяк, то не сексуальный, а амнезический… Ладно, ладно, выгляну на улицу, если он где-то поблизости ошивается… Да, Стегнеев, буду хранить предельную осторожность – забеременеть в моем возрасте, да еще от маньяка… Шучу-шучу… Ну я пошла, Юрчик… Только Бога ради, не врубайте ваши кошмарные сирены, когда прискачете. Вы мне всю потенциальную клиентуру распугаете…
6
Покинув Бюро в большом удручении, Игорь в очередной раз оказался перед той же проблемой: куда идти? И в очередной раз положился на свое зрение. Куда глаза взглянут, туда и двинет. Глаза глядели поперек улицы. Он послушно перебрался на другую сторону и как бы продолжил свой путь, словно и не заходил ни в какое Бюро. Однако на первом же углу свернул с проторенной дороги и, пройдя с полсотни шагов, был остановлен традиционной преамбулой к драке.
– Слышь, мужик, закурить есть?
Правая рука сама собою пробралась под куртку и сжала ручку пистолета.
– Не курю, – признался Игорь, оборачиваясь на голос, донесшийся из непроглядной тени платана, которыми была обсажена вся утло освещенная улица. И действительно, за все то время, что он себя помнил, он ни разу не закурил.
– Что, совсем не куришь? Даже от травки откажешься?
– Я же сказал: не курю. Еще вопросы будут?
– Будут. Как насчет марафета?
– Что-то знакомое, – пробормотал Игорь. – А кто это?
– Во дает! – хохотнули в тени. – Не кто, а что. Дурь, улет, наркота… – С каждым новым обозначением громкость звука сокращалась на несколько делений.
– Говори внятно, чего тебе надо. А то стоишь там, бормочешь…
От тени отделилась невысокая фигурка, оказавшаяся вскоре молоденьким парнишкой лет восемнадцати.
– Кайф словить не желаешь?
– В каком смысле?
– В прямом. Заторчать, впасть в эйфорию, забыться… Не сечешь? Иностранец, что ли?
