Лейтенант поднял трубку разволновавшегося телефона, послушал детектива, доложившего о предварительных итогах опроса граждан, проживающих на улице генерала Шкуро в связи с фактом злостного изнасилования средь бела дня неизвестным мужчиной гражданки Телешовой А. В., снимающей вместе с мужем дом № 15 по той же улице, зарегистрированной по адресу Екатеринбург, ул. маршала Тухачевского, 59, кв.12… Что-то в этом деле не устраивало Рябько, что-то с ним было не так. Ладно, разберется с макулатурой, выпьет кофейку и вплотную займется этим фактом полового разбоя. Насколько он себя знает, это что-то находится у него в памяти. Ничего, сосредоточится – вспомнит. Лейтенант отдал необходимые распоряжения, положил трубку и вернулся к бумагам. А там опять богомерзкие разборки между социал-демократическим большинством и педерастическим меньшинством из-за кафе-бара «Ильич». Ну и жук этот хозяин! Сколько раз просили его уточнить наконец, которого из Ильичей он имеет в виду, а он ни в какую. Еще бы, кто же станет рубить сук, на котором сидит и благоденствует? Бар вечно полон – не теми, так этими, – а если и перебьют посуду в пылу политических разногласий в вопросе сексуальной ориентации, страховые компании возместят убытки. Опять же хоть какое, но разнообразие: сегодня «Интернационал» поют правдивыми, исполненными решимости голосами, а завтра – сладкими и притворными – «Я люблю вас, Ольга» (подразумевая «Я хочу тебя, Олег») выводят…
Рябько принялся бегло просматривать протоколы и показания, временами медля над тем или иным, выбивающимся из традиционного суконного стиля пассажем.
«…педики и лесбиянки – это злостные половые лодыри, лентяи и тунеядцы, так как со своим родным полом куда легче поладить, потому что знаешь, делать надо все так, как тебе самому хотелось бы, чтобы делали тебе, тут не надо ни любви, ни терпения, ни фантазии, ни снисходительности к ошибочным представлениям партнера о путях, ведущих к оргазму. Поэтому я бил, бью и буду бить смертным боем эту публику до полного и окончательного ее перевоспитания. С комсомольским приветом, Мартирос Железняк».
«…будучи идейным гомосексуалистом, я, тем не менее, являюсь убежденным противником движения за равноправие сексуальных меньшинств, поскольку считаю, что такое равноправие лишает гомосексуальную жизнь ее специфического очарования, добрая половина которого состоит как раз в предосудительности этого способа полового удовлетворения. Лично сам я стал голубым единственно по причине своего сиротства, так как из-за абсолютного отсутствия кровных родственников не имел возможности предаться еще более предосудительному инцесту. Я неустанно молю Бога (Высшую Разумную Силу, а не взбалмошного персонажа древнееврейских сказаний) о том, чтобы на мой век хватило сексуального апартеида, поскольку в противном случае у меня не останется иного выхода, как переквалифицироваться в скотоложника, чего мне крайне не хотелось бы в виду неизлечимой аллергии на всякую шерсть, которой я сыздетства страдаю…»
Поверх текста, наискосок, красовалась размашистая резолюция заместителя Рябько, детектива первого класса Емельянчикова: «Трахай крокодилов и не кашляй!»
Рябько хмыкнул, призадумался ассоциативно и решил, что в деле неуловимого маньяка необходимо сменить вектор поиска. А поскольку дневное нападение маньяка на гражданку Телешову в избранный им вектор никаким боком не вписывается, значит, напал на нее какой-то посторонний псих…
Рябько встал и вышел в комнату детективов – светлое просторное помещение, тесно уставленное столами, стульями, автоматами кофе, колы и жевательных резинок. Ближайшим к нему оказался детектив второго класса Вячеслав Поребриков, увлеченно изучавший в маленьком зеркальце отражение густой поросли волос, буйно бьющих из ноздрей его объемистого носа и плавно переходящих в щегольские, начальством рекомендованные, усики.
– Слава, – окликнул его лейтенант, – ты чем занят?
– Я? – удивился Поребриков. – Оперативно-следственной деятельностью. А что?
– Да так, ничего. Мне показалось, в носу ковыряешься…
– Послушайте, лейтенант, – оскорблено вскочил детектив со стула, – давайте раз и навсегда условимся и определимся, где кончается мой личный нос и начинаются служебные усы, которые я вынужден под ним носить и всячески лелеять.
– O’key, я не возражаю, – поспешил замять тему Рябько. –
Только не сейчас. Сейчас, будь добр, смотайся на улицу Шкуро и под любым предлогом доставь сюда потерпевшую Телешову. Только постарайся, чтобы за вами ее благоверный не увязался… Вопросы?
– Могу я, в случае чего, задержать ее как важного свидетеля?
– Разве что другого выхода не будет…
Убрав зеркальце в ящик стола, детектив покинул помещение. Лейтенант подошел к автомату, нацедил пластиковый стаканчик кофе и вернулся к своей макулатуре. Однако мысль о маньяке опять увела прочь от рутины, прямиком к Ольге, с ее неразгаданными тайнами и невыясненными страхами.
Сыворотка правды, которую Рябько был просто вынужден тайком применить, подмешав ее в апельсиновый сок, только внесла еще больше путаницы в ситуацию. Откровенно говоря, такой ахинеи, какую плела прибалдевшая Ольга, ему еще слышать не доводилось. Если это правда, то, что же тогда считать бредом?
«– Кто на вас напал утром такого-то числа в вашем доме?
– Он… Я как раз ванну принимала, а он взял и напал. Размаял меня всю, размягчил, а потом как выключит горячую воду… Облом и кошмар!..
– Кто «он», Ольга Александровна? Вы знаете, как его зовут?
– Конечно, знаю. Добрый стих…
– Это его кличка? А его настоящее имя вам известно?
– Известно. Бабья блажь…
– Так это была женщина?
– Когда как, раз на раз не приходится…»
Кто-то освободил правое ухо лейтенанта от наушника и вкрадчивым голосом доложил, что потерпевшая Телешова доставлена. Рябько открыл глаза и, отчитав за фамильярность, похвалил за оперативность. Поребриков поник, расцвел и хотел, было, удалиться, однако в намерении своем не преуспел.
– Детектив Поребриков, – лейтенант был сух и официален, – доставьте эту аудиокассету нашему штатному психологу. Передайте ей от меня, что дело срочное и что я жду ее квалифицированного заключения не позже пятнадцати ноль-ноль сегодняшнего дня. Не забудьте взять расписку и зарегистрировать кассету. О выполнении доложите по телефону. Вопросы?
– Разрешите идти?
Лейтенант кивнул и воззрился на потерпевшую – пикантную дамочку лет тридцати с обесцвеченными волосами, густым шоколадным загаром и серыми поощряющими глазками навыкате. Зачем такую насиловать? – удивился он про себя. – Подмигнуть, что ли, лень? Действительно, извращенец и сволочь!..
Лейтенант выбрался из-за стола, представился, предупредительно отодвинул и придвинул стул, вернулся на свое место, выжидающе помолчал.
– Вы уже поймали его, товарищ лейтенант? – прерывающимся от волнения голосом полюбопытствовала потерпевшая Телешова.
