Постепенно к пониманию относительности всеобщей моды пришла и контора, и принялась, поначалу робко, непоследовательно, а затем все смелее и определеннее, отдавать предпочтение агентам пусть и неяркого, зато надежного универсального дарования. Конкретнее выражаясь, видных юродивых, скандальных художников и политизированных проповедников вечных ценностей стали теснить на теплых от насиженности местах скромные труженики интеллигентстких профессий – бухгалтеры, коммивояжеры, библиотекари, нотариусы и застенчивые авторы непритязательных детективов (из тех, что и Джеймса Бонда не выдумают, но и каким-нибудь непостижимым Раскольниковым не огорошат). Вот в подобного рода ролях и поднаторел за долгие годы безупречной службы Вадим Петрович Солипсинцев, сделавшийся по велению свыше простым южноморским обывателем, владельцем типично холостяцкой по здешним меркам (гостиная, спальня, кухня, ванная) квартиры в кондоминиуме.
Только прибыв, разместившись и осмотревшись, Вадим Петрович понял, почему некоторые из его коллег с такой откровенной завистью отнеслись к его новому назначению. Вадиму Петровичу всегда нравилось думать о себе не как о секретном агенте определенного профиля, но как о джентльмене средней руки, удачно пристроившим свой капитал и ведущим спокойную, размеренную жизнь утонченного рантье, – ценителя искусств, литературы и красивых женщин. Прежние его задания и легенды редко способствовали пестованию в себе этой невинной слабости – склонности к отвлеченным фантазиям. Скорее наоборот, часто заставляли его помимо воли закалять характер, в том числе и по части восприятия жизни такой как она есть (а не такой как кажется, – какой бы они ни казалась), что, понятно, пагубно сказывалось и на самой фантазии и на степени ее отвлеченности. Обстоятельства, надо отдать им должное, не раз подводили Вадима Петровича вплотную к пограничной ситуации ложного выбора, вынуждая прибегать к жесткому аутотренингу самого последнего разбора (жизнь – не сахар, Бог – не фраер, водка – не вода, я – не пальцем деланный сукин сын). Словом, некоторые из прежних командировок едва не превратили Солипсинцева в законченного мизантропа, – из тех, что мало в ком нуждаются, кроме себя, да и в себе испытывают потребность лишь изредка, в виде неприятного исключения из правил. Естественно, что от какого-то заштатного Южноморска Вадим Петрович ничего хорошего не ждал. Сам он просился в Петербург или, на худой конец, в столицу Восточной Пруссии – Калининберг, но, как это часто бывает, начальству и на сей раз оказалось виднее и в Питер отправился тот, кто мечтал о побережье Черного моря…
Солипсинцев прибыл в Южноморск ночью, пылавшей заревом реклам отелей и ночных клубов, и поначалу решил, что, либо он что-то перепутал с рейсами в аэропорту отправления, либо экипаж, пилотировавший их самолет, залетел куда-то не туда – значительно западнее, чем ему по его подорожной надобности требовалась.
Следующий сюрприз поджидал его в виде швейцара, предупредительно распахнувшего дверь парадной, услужливого мальчика-посыльного, подхватившего его багаж и радушного председателя кондоминиума, встретившего новосела цветами и шампанским. Мелькнула мысль, что держать в таком доме конспиративку – по меньшей мере, неосторожно, но Вадим Петрович быстренько прогнал нахалку. Когда же утром он обнаружил гостиную плещущейся в ярком солнечном свете, набор молочных продуктов за дверью и посыльного, ожидающего ценных указаний в уставленном зеркалами и выстеленном коврами вестибюле, то понял: Южноморск – это именно то, что нужно джентльмену средней руки, удачно пристроившему свой капитал и намеревающемуся вести утонченную жизнь ценителя всего изящного и респектабельного, в том числе, или, прежде всего, – размеренности и определенности здоровых привычек, присущих его классу. Обрадованный таким открытием, Вадим Петрович хотел, было, тут же набросать примерный распорядок дней недели, но вовремя одумался, вспомнив, что джентльмены средней руки терпеть не могут спешить и опережать события. Они все делают основательно и в срок. И прибыв на новое место, прежде всего, знакомятся с его достопримечательностями: почтенными клубами, приличными ресторанами, съестными лавками и надежными прачечными. Чем дальше какой-нибудь объект от дома, тем меньше у джентльмена оснований уделять ему в первые дни особое внимание. Ближе всех оказался телефон, снарядивший посыльного в поход за свежей прессой…
Первое, что надлежит сделать профессиональному обживателю явочных квартир на следующий день по прибытии на объект, это проштудировать местные газеты на предмет обнаружения шифрованного послания Центра. Связь в спецслужбах – дело святое. Агент, не сумевший распознать в море объявлений то единственное, которое предназначено ему и только ему, считается не справившимся с заданием. Не справившихся с заданием отправляют в глубокую консервацию. Чаще всего – в гробах…
Вадиму Петровичу в консервацию не хотелось. Поэтому он принял контрастный душ, сварил крепчайшего кофе, благословил посыльного чаевыми из расчета 5 % от общей стоимости доставленного товара и приступил к своим прямым обязанностям – изучению местной прессы.
Нет, грех было бы жаловаться, – реклама товаров, недвижимости и стоматологических услуг и здесь, конечно, имелась, однако занимала весьма скромное место в общем объеме беззастенчивой похвальбы. В первую очередь в глаза бросалось изобилие просветительских учреждений. В наличии практически было все, что может пригодиться человеку в долгом жизненном пути, начиная с курсов по приобретению начальственных ноток в голосе и кончая Академией Научного Плейбоизма. Кроме того, поражало красочное оформление тех объявлений, которые в иных городах принято набирать нонпарелью, не скупясь на малопонятные сокращения. Здесь же, напротив, все было крупно, четко, доходчиво, подкупающе откровенно. Секрета ни из чего не делали: рост, длина, объем, владение языком, знание мистических тайн эрекции, пропускная способность оргазма в условную единицу времени… Один чрезвычайно серьезный, судя по фотографии, мужчина средних лет предлагал личного ангела-хранителя в хорошие руки. Психохирургическая клиника доктора Эрлиха Фрайма извещала о начале массовых платных операций по пересадке американской совести на любое свободное в душе пациента место. Гарантировалось полное отсутствие серьезных проблем с новоприобретенной душевной добавкой (при условии наличия постоянного психоаналитика) и цивилизованная последовательность экологически чистых угрызений… Добравшись до призыва за очень небольшие по местным меркам деньги принять участие в ночном купании в обществе веселых ундинок, джентльмен средней руки слегка отпал, поплыл и занедужил. Да, сказал себе Вадим Петрович, здесь, как видно, можно со спокойной, даже и не американской, совестью перейти на безотходное времяпрепровождение. То есть жить набело, не засоряя мозг химическими выделениями извилин… И засомневался, придется ли ему по вкусу такая жизнь. И горько попенял судьбе, что не оказался в этом городе в молодые годы, когда принадлежал к числу тех препустых парней, что не в силах оставаться в одиночестве из опасения сойти с ума от собственного общества. Страшно подумать, трудно выговорить, как бы юный Вадик развернулся в Южноморске, каких бы немыслимых высот праздношатания и безделия достиг! Мир праху его, все же он был неплохим парнем. Посмотрим, что этот отвязный городок может предложить человеку, не лишенному вкуса, интеллекта и в силу высоких духовных запросов, тяготеющему больше к рассудительному звону одиночества, нежели к безумной какофонии многолюдства. Образ, вполне согласующийся с легендой и соответствующий тайным амбициям…
