Жил-был у бабушки серенький козлик.
Ёп-тать, ёп-тать, серый козёл…
Мимо прошла не очень красивая девушка с очень тоскливым взором. Мужчина осекся и, сочувственно глядя ей вслед, попытался разумно объяснить причины душевного состояния бедняжки: ясное дело, и трахнуть, как следует, не трахнули, и денег, стоящих упоминания не заплатили, – чем вызвал невольный смешок оператора звукозаписывающей аппаратуры, механически отметившего, что пароли с каждым годом становятся все забавнее…
Объект между тем дернулся, было, за тоскующей, но в ту же секунду был отвлечен чьим-то знойно колыхающимся задом с двуязычным уведомлением: «Здесь могла бы быть ваша реклама!» («Hire could be your advertising!»). Пока объект переварил информацию, пока пришел в себя, тоскующая девушка затерялась в толпе. Слегка раздосадованный, но отнюдь не обескураженный, мужчина продолжил свой путь, радостно облизываясь на встречных женщин и грустно напевая себе под нос все те же позывные.
Дойдя таким манером до «Пункта Общественного Эротического Питания», он воровато огляделся и ловко скрылся в указанном заведении.
Изнутри пункт выглядел много привлекательнее, чем снаружи. Вестибюль, плавно и незаметно переходивший в остальные помещения, был уставлен турникетами входной платы и кадками с тропическими цветами, распространявшими одуряющий аромат жасмина, апельсиновых цветов и тыквенного дерева. Там и сям, среди царственных дебрей мандариновых рощ и зарослей кассавы проглядывали зеленые лужайки, на которых молоденькие девушки, одетые нимфами, водили древнегреческие хороводы. Незримый тихоструйный оркестр нежно исполнял что-то сугубо эллинистическое. Между цветами и папоротниками бродили очарованные клиенты – в большинстве своем раскормленные мужчины предпенсионного возраста и тщательно ухоженные женщины постбальзаковских лет. Периодически музыка смолкала и тогда из кустов на лужайку лезла языческая нечисть, исторгая у нимф игривые, исполненные неподдельного ужаса девичьи вопли. Кого тут только не было! Фавны с отвислыми животами. Сатиры с подагрическими конечностями. Менады с бюстами, болтающимися ниже пупка. Словом, вся свита весельчака Диониса. Правда сам Вакх отсутствовал, – то ли исполнитель забюллетенил, то ли плата за право вообразить себя богом показалась клиентам неоправданно высокой – неизвестно.
Вдоволь набродившись по зарослям и чащобам, мужчина набрел, наконец, на какого-то сущего Геркулеса, застывшего в высокомерно-мечтательной позе возле карликового эвкалипта.
– Слушай, друг, – сказал мужчина.
– Тебе, сука, даже тамбовский волк не друг, а сирота казанская – не подруга! – огрызнулся Геркулес, не удостоив оскорбляемого взглядом.
– То есть как?! – изумился мужчина. – Вообще никто?
Геркулес резко обернулся, явив в пару к воинственной бороде Черномора свирепый взгляд душителя тараканов.
– Ах, – смутился богатырь, – простите, Бога ради! Я принял вас за своего любовника…
– Ничего, бывает, – выдавил мужчина жалкую всепрощенческую улыбку, кляня в душе любовные раздоры и одновременно ужасаясь предполагаемым размерам любовника эдакой детины.
Между тем детина, умилившись собственной ошибке, ласковыми глазами заглянул прямо в эту клянущую душу облаянного гражданина и изъявил готовность оказать любую посильную помощь.
– Я ищу Ирму Пуллен, – сообщил мужчина.
– К сожалению, ничем не могу помочь. Если бы вам нужен был какой-нибудь парень, тогда сами понимаете, а девушки, брр, не по моей части… А вон, кстати, какая-то представительница этого сучьего племени в шалаш заползает. Не ваша ли часом Ирма? – указал Геркулес на что-то белое, воздушное, исчезающее в тростниковом шалаше. Мужчина благодарно кивнул и бросился к шалашу. Бородач, разочарованно вздыхая, вновь погрузился в высокомерную мечтательность.
Зеленый сумрак окутал мужчину душистым банным полотенцем. Томно засвербело в носу от развратных предчувствий. Впереди трепетал золотой огонек маяком любовных устремлений. Спустя пару минут активного использования четверенек, мужчина ввалился в помещение, напоминающее запасную спальню Клеопатры. В изголовье роскошного ложа пылал древними поверьями бронзовый светильник. Завороженный мужчина не поленился взобраться на ложе и привычным уже способом – на карачках – добраться до светильника. Вблизи пламя выглядело еще искусственнее, чем издалека. Его хотелось потрогать. Мужчина удовлетворил свое желание и немедленно пустился в пляс. Огонь к его удивлению оказался не бутафорским. Заметив дверь, покрытую циновкой, и вообразив, что за нею должна быть купальня, он перешел с танцев на месте на целенаправленный галоп и с третьей попытки своего добился.
Не всегда приятно начинать знакомство с постели, и всегда неприятно – с унитаза. Но именно так пришлось ему познакомиться с девушкой, чье интимное уединение он столь беспардонно хореографическим образом нарушил. Если девушка и была шокирована, она сумела это искусно скрыть: молодая и неловкая поза ее не претерпела изменений. Сунув обожженную руку под холодную струю, мужчина несколько вымученно улыбнулся:
– Аскольдов.
– Уродович, – отозвалась девушка самыми задушевными приятельскими звуками.
– Антуан, – продолжал мужчина.
– Милена, – прибавила девушка голосом нежной доверенности.
– Антонович, – не унимался мужчина, рука которого под напором ледяной воды стала потихоньку трупно синеть, глаза покрываться масленой пленкой вожделения, а тонкий ум с удовлетворением отмечать факты, свидетельствующие о том, что его новая знакомая отнюдь не принадлежит к мнимо возвышенным натурам, посещающим нужник исключительно с романтическими целями – послушать о чем журчит унитаз. Из-под девушки трогательно разило отнюдь не фиалками и даже не тыквенным деревом.
– Александровна, – с явным облегчением добралась до собственного отчества девушка. После чего, с быстротой шаровой молнии, утвердившейся окончательно в своей жертве, метнулась к биде. Сдвоенный водопад заглушил дальнейшие подробности этого обстоятельного знакомства. Надо думать, молодые люди не постеснялись сообщить друг другу о любимых привычках, заветных надеждах, тайных желаниях, словом, обменяться той информацией, которая, по свидетельству психологов, весьма способствует сближению человеческих особей.
Психологи как всегда оказались правы, – стоило молодым людям, покинув купальню, устроиться на ложе, как их близость сделалась настолько тесной, что необходимость в дальнейшем обмене словами отпала сама собой. Ничто отныне не разделяло их, даже воздуху было не протиснуться меж разгоряченных сердец. Их любовь мгновенно достигла своего пароксизма и надолго в нем задержалась. Так что вползшей чуть погодя ухоженной даме, ничего не оставалось, как только нервно курить да немо всхлипывать по безвозвратно ушедшей молодости, когда, как ей верилось, и ее сердцем руководил любовный пыл, а не расчетливая похоть…
Известно, после полового акта, как после изрядной порции водки, очень хочется курить и убаюкивать приятную усталость разнеженных тел интимной болтовней. Только самым черствым и эгоистичным удается после этого дела уноситься в полном молчании прочь – верхом на диких меринах самодовольства. Меру эгоистичности Аскольдова помешала установить ухоженная дама.
