– Я Ирма Пуллен. Позвольте узнать, кто вы?
Застигнутый врасплох (не исключено – при торопливом седлании диких меринов), еще не отдышавшийся Аскольдов едва не назвался Ванессой Мэй.
– Ва… – начал, было, он и – …нильная моя – закончил, похлопав девушку по плоскому животику. – Сходи, попрыгай с девочками на полянке, у меня с тетей серьезный разговор…
Прыгать на полянке ванильная не захотела, вернулась в ванную. А чтобы ее не заподозрили в здоровом любопытстве, включила на всю громкость душ и демонстративно затянула душевную песенку:
Самосадик я садила, Сама буду кайфовать.
Кайфовать, кайфовать, Косячок свой набивать…
Напрасные предосторожности, – оставшись вдвоем, Ирма и Антуан не произнесли ни слова, но только обменялись тайными знаками посвященных, после чего маленькая записочка перешла из женских рук в мужские, и через пару секунд, будучи прочитанной и накрепко запомненной, прекратила свое существование в пламени светильника. Покончив с тайнами, мужчина наскоро утерся туникой девушки, быстренько оделся и был таков.
Но каков бы он ни был, то, что он узрел, покинув заведение, слегка его ошарашило. По Греческой набережной, печатая шаг, шли затянутые в черную кожу шеренги молодчиков с чадящими факелами в руках.
– Вот же стебанутый городок! – вырвалось у Аскольдова.
– Чего? – не поняли ближайшие к нему молодчики. Но Аскольдов уже пришел в себя, – мгновенно обкорнав себе усики, смахнув на лоб челку и вытаращив безумный взгляд фанатика, с чувством завопил:
– Давно, давно пора! А то зажрались, заелись, захрюкались плутократы с жидами!..
– Списки самых злостных иудо-богатеев имеются? – деловито осведомился он у молодчиков.
– Чего? – ответили молодчики.
– Да здравствует наш факельцуг! – заорал он им что было мочи. – Да скроется солнце! Да вздыбится тьма! Зиг!..
– Хайль! – с явным облегчением подхватили лужеными глотками фашистенькие ублюдки, выбрасывая вперед правую руку, а левой потрясая тем, чем кто был богат: факелами, дубинками, арматурой, цепями, нунчаками…
Антуан Аскольдов спрыгнул с крыльца и растворился в факельном шествии. Вовремя это у него получилось. Стоило ему слиться с социал-национал-радикалами, как из парадного входа покинутого им заведения высыпал наружу весь административный персонал, прекраснодушно вообразивший, что имеет дело с рекордным наплывом клиентов. Однако грозное зрелище черных кож, потных рож и воинственно коптящих факелов моментально остудило их гостеприимственный пыл. Дамы ойкнули, вздрогнули и притихли. Мужчины побледнели и насупились…
Совсем иные чувства донимали молодых человеков, приставленных следить за перемещениями Аскольдова. Эти суетливо бегали взад-вперед шествия, подпрыгивая и нагибаясь, стараясь высмотреть в чаще тяжких шнурованных ботинок легкие белые кроссовки или белоснежный отложной воротник упущенного объекта в дубраве накаченных шей. Наконец из центра была дана своевременная команда срочно смешаться с безобразниками на предмет обнаружения пропавшего фигуранта, а также попутного выявления злостных провокаторов в рядах радикал-социал-националов. Получив приказ, сотрудники немедленно приступили к его исполнению, а именно: выстроились в очередь к старьевщикам, которые, пользуясь конъюнктурой, извлекли из загашников на свет Божий все, что могло сойти за прикид из черной кожи и соответствующую ей атрибутику (бенгальские огни, новогодние хлопушки, нарукавные повязки со свастиками, звездочками, леденящими кровь надписями типа «дневальный», «дежурный», «заслуженный вахтер», а также наспех переведенные речи Йозефа Геббельса, Иосифа Сталина, Джозефа Маккарти и Хосе Капабланки).
Аскольдов тем временем уже разгуливал с новеньким кейсом в руках по безбрежным просторам гипермаркета, ослепительно улыбаясь телекамерам и масляно – кассиршам. Набродившись, расплатился за кейс, предварительно продемонстрировав сконфуженным девушкам его пустое нутро, и направился в туалет, храня на всякий случай на лице скорбную мину разочарованного в своем ремесле вора: Господи! опять меня не застукали!..
Запершись в кабинке, он уселся на крышку унитаза и, пристроив на коленях кейс, щелкнул в вожделении замками. Открылось девственное дно, которое он не удержался потрогать. Щелкнуло еще что-то, первое дно приподнялось, и взору Аскольдова предстали немудреные орудия киллерского труда: разобранная на части снайперская винтовка с оптическим прицелом, крупнокалиберный пистолет, четыре гранаты Ф-1, две дымовые шашки, набор глушителей, укороченный «узи», реактивный гранатомет и несколько длинных защитного цвета зарядов к нему…
Аскольдов хмыкнул, вытащил «узи», понюхал ствол и недоуменно скривился: странно, вместо «Шанели № 5», пистолет-пулемет благовонял смазкой, порохом, смертью, и прочими ароматами повседневности героев террористического труда.
2
Как всегда во время званных обедов Лядова, день у Жоржа Алихана выдался особенно насыщенным тайными трудами. Каждого гостя требовалось строго идентифицировать, проверить на педикулезность (в том числе электронную), а главное – незаметно снабдить миниатюрными микрофонами и радиомаяками, дабы иметь ясное представление об его интересах и передвижениях.
Сегодняшний день не явился исключением, даже напротив, хлопот добавило то обстоятельство, что мысль о званном обеде возникла спонтанно, и список гостей пришлось составлять наспех, руководствуясь больше прихотью, нежели осмысленной необходимостью. Иными словами, список приглашенных не прошел предварительной компьютерной обработки на предмет их совместимости. Неясно было, кто с кем и какие разговоры может завести конфиденциальным полушепотом при перемене блюд, какими сведениями обменяться, а стало быть, кого рядышком сажать, а кого порознь.
Алихану удалось настоять на предельно суженном составе. После долгих дебатов с Лядовым и Шумилиным, остановились на следующих кандидатурах: Стэнли Дж. Эббот со своей только что прибывшей из Афин секретаршей Эстеллой Атвуд, мэр с супругой, зам прокурора Угорский с супругой, Кульчицкий с подругой, и попросить Анну Сергеевну привести с собой Майкла Турова. Хотели еще, правда, пригласить генерала Копысова с адъютантом и настоятеля Центра Изучения Живой Святости архимандрита с иноком, но по зрелом коллективном размышлении сочли, что получится слишком взрывоопасная застольная смесь. Поэтому было решено устроить неделей спустя дополнительный званный обед, полностью посвященный представителям российских спецслужб и религиозно-идеологических учреждений…
Фигуранты начали прибывать к половине седьмого, и Алихану удалось отлучиться к жаровне, чтобы сварить себе, наконец, чашечку кофе, только спустя час с четвертью, когда гости, покончив с коктейлями, были приглашены Мортоном в парадную столовую.
Обед, патриотически названный «Русским», состоял из следующих блюд:
Раки по-царски.
Крошево из крабов
Ботвинья из стерляди
Блины с припеком.
Бефъ-Строгановъ.
Поросенок с хреном.
Костромской сыр.
Яблоки, запеченные в сливках.
Резники пряженые.
Кисель клюквенный.
Квас «Петровский».
Чай самоварный.
Из-за меню было сломано немало копий. Если Лядов подходил к его составлению с точки зрения гастрономической, а Шумилин упирал на исконность и старинность, то для Алихана единственно верным критерием была степень безопасности еды для здоровья патрона. Разногласия оказались настолько непримиримыми, что пришлось прибегнуть к соломоновой мудрости (ныне именуемой консенсусом), – разделить дюжину блюд на три особых мнения. В итоге Алихан сейчас затруднился бы сказать, какое блюдо выбрал он, а какое его кулинарные оппоненты. Единственное, в чем он не сомневался, это в том, что крошево из крабов он не предлагал. По той простой причине, что понятия не имел, что это такое, хотя логическим нутром чуял: либо салат, либо винегрет, третьего не дано…
