– Станислав Эдуардович, голубчик, да к черту традиции! Приезжайте хоть верхом на пони!
Вот Станислав Эдуардович и прибыл верхом… на собственном кабриолете. Против открытого мерседеса телезвездочка возражать не стала. Ну еще бы – вся на виду: рядом с самим Кульчицким едет к самому Лядову! Но вместо того чтобы молча, затаив дыхание от переполняющих чувств, переживать величие момента, она тарахтит безумолку, теребя Кульчицкого наводящими вопросами. А правда ли, что Лядов гетеросексуал без вредных привычек? Что, совсем без вредных? Ни садо, ни мазо, ни золотого дождичка в четверг?.. Станислав Эдуардович отвечал односложно, только тут начиная соображать, какую свинью он своим приглашением телезвездюльки на званый обед собирается подложить под Лядова. Причем не только в прямом, но и в переносном смысле. Ибо на ком, как не на ней лежал минувшей ночью Станислав Эдуардович, то и дело упуская из виду смысл своего на ней прозябания, так что порой сам себе удивлялся: чего это ради его сюда занесло и какого результата он надеется достичь, студя свою голую задницу на кондиционированном сквозняке?.. Впрочем, может быть миллиардерам именно такие по нраву, кривил душой Кульчицкий, знал, что кривил, каялся, но, тем не менее, продолжал в том же сомнительном духе надежды на лучшее для всех: как вместе и поврозь, так и оптом и в розницу.
Приезжать на вечеринку с одной, а уезжать с другой – в порядке вещей плейбойской практики. Но линять одному, сбагрив подружку не чающему худого хозяину, – это уже афронт, несмываемое пятно на репутации плейбоя.
– И хрен с ней, с этой репутацией, – думал про себя Станислав Эдуардович, улыбаясь не столько зримо, сколько мысленно. – Мне она отныне до лампадки…
Ночь была тиха, нежна и умиротворяюще величава. Бриз ласкал ноздри ароматами горных трав. Кульчицкий взглянул в зеркало заднего обзора. Шоссе за ним казалось таким же пустынным, как и впереди него, что, впрочем, ничего, по мнению Станислава Эдуардовича, не значило. У них ведь есть такие радиоштуковины, которые можно прицепить к любой машине и ни о чем больше не беспокоиться: сиди себе в прохладе и расслабоне да наблюдай за объектом по телику… Стоп! Приехали!.. Кульчицкий резко сдал вправо и плавно затормозил. Руки пронзила дрожь, лоб – испарина, мозг – светлое соображение о времени, когда эту радиоштуковину могли присобачить к его автомобилю. Да не к мерсу, а к роверу, на котором он додумался срываться от ареста в Казачий Тын под видом неотложных дел по части иконописного бизнеса. Станислав Эдуардович попытался вспомнить, было ли шоссе таким же пустынным, когда они с Аникеевым возвращались ранним утром из этого отстойного городка, однако вместо нужных воспоминаний своенравная память порадовала обрывком песенки, которую они с Аникеевым мстительно распевали той пьяной ночью:
Облезлый город может спать спокойно
И видеть сны, и паршиветь средь тишины…
За ночь они пришли к выводу, что лучше вообще не жить, чем жить в такой жуткой дыре, как Казачий Тын. Но этот вывод был не единственным итогом ночи. Итогов оказалось примерно столько же, сколько выпито было рюмок. А выпито было не мало…
Станислав Эдуардович угостился из бардачка сигареткой, прикурил от автомобильной зажигалки, затянулся, расплылся в радостной улыбке. Странно, как далеки теперь от него эти воспоминания: Казачий Тын, Аникеев, угроза ареста, побег, несостоявшаяся речь на торжественной встрече… И все же знаменательно, что въехал он в город со стороны, сплошь застроенной частными лечебницами, клиниками и профилакториями. Если бы они ехали прямой дорогой, а не как умные Маши в объезд через горы, то по правую руку показалась бы пальмовая аллея «Амфитриты», к которой Станислав Эдуардович с некоторых, мягко выражаясь, слегка поостыл душой. Так, носившийся со своей псиной собачник, вдруг теряет к ней всякий интерес, узнав от сведущих людей о непоправимом изъяне в какой-нибудь из статей своего любимца.
Однако главным в выборе обходного маршрута было отнюдь не желание избежать встречи с «Амфитритой», главным было соображение безопасности: возможная насыщенность трассы постами и засадами ГИБДД. Кроме того, горная дорога позволяла хоть как-то обставиться – не зря же у него там охотничий домик… Где вы шлялись двое суток, гражданин Кульчицкий? – спросят у него менты. В горах, ответит он, охотился в пределах дозволенного. И много чего настреляли? Я-то нет, сознается Станислав Эдуардович, смутясь, а вот приятель мой не промахнулся, матерую халдейку в гадюшнике подстрелил… Кульчицкий слабо усмехнулся своим мыслям. Все-таки странный тип этот Аникеев. Ну да менты они все такие – обожают темнить. Даже в дупель пьяные слова лишнего не ляпнут. Хотя Саша, конечно, далеко не худший из ментов. Все же он теперь вроде как коллега, – частный предприниматель. И друг по несчастью. По крайней мере, был таковым той ночью, когда оба считались в бегах и чуть ли не во всероссийском розыске. Сидели, бухали, постигали на собственном опыте истинность народной мудрости о суме и тюрьме, чем, естественно, лишь усугубляли жажду… Сваливать отсюда надо, вот что, – убеждал то ли себя, то ли Аникеева Кульчицкий. Куда? – возражал Саша. – Где и кому мы нужны?.. А меня матка все в Польшу зазывает, – откровенничал Станислав Эдуардович. – Может, в самом деле, махнуть, аккурат под венец с какой-нибудь Баськой? – А что, и махни! – соглашался Аникеев. – И женись! Хоть Польша не заграница, а все не Россия, где человека подставить, как сто грамм дернуть… – Пусть не поймут, пусть осудят, – гнул свое Кульчицкий. – Надоело производить хорошее впечатление на нехороших людей!.. – А ты произведи на них плохое, – советовал Аникеев. – Враз зауважают!.. – Не, – отказывался Кульчицкий от незаслуженной чести, – не могу, мне это в лом… – Что, и швейцара своего, Александра Ильича, который мне на тебя стучит, не уволишь? – сомневался Аникеев. – Его в первую очередь не уволю, – уверял Станислав Эдуардович. – А остальных – во вторую… – Ну ты молоток, Стас! – восхищался Аникеев. – Хочешь я к тебе на дом своего парня пришлю на предмет электронной дезинфекции? Он и моих жучков удалит и о чужих позаботится… – Единственное, чего я сейчас хочу – это выпить…
Между прочим, пьянка с порюмочным сближением не с кондачка началась, а с конкретного сообщения телеящика – допотопного черно-белого уродца, который, собственно, только потому и понадобился, и только затем был вынесен Пантюхой из хаты во двор, что разговор у них поначалу никак не клеился. А тут вдруг нате вам – говорящая голова женского обличья с серьезной миной и довольным голосом информирует о срочном сообщении из Южноморска. Дескать, сегодня, около шести часов вечера на восточной окраине города найден труп неизвестного мужчины. Смерть наступила в результате огнестрельного ранения в грудную область. Компетентные круги предполагают, что это убийство связано с мафиозными разборками преступных группировок, сотрясающими этот город в последние дни. Заместитель губернатора края по воспитательной части товарищ Гнилых призвал правоохранительные органы обратить самое пристальное внимание на Южноморск и обуздать волну преступности, захлестнувшую этот некогда благополучный город.
– Вот суки! – в унисон выдохнули Кульчицкий с Аникеевым, взглянули друг на друга, обменялись визитками («Саша» – «Стас»), чокнулись и пошло-поехало, в смысле, понеслась родимая – пьянка с горя, обиды, недоумения и бессилия… И все же червячок сомнения и надежды до последнего не оставлял их души: мало ли о чем сбрендят эти СМИ, не всем же словам на слово верить. Увы, на этот раз, к сожалению, не приврали. Город производил впечатление запущенности, особенно на тех, кто знал, как он должен выглядеть даже в такую безбожную рань. Первая мысль: все ушли в запой, начиная с дворников и кончая мэром. Вторая: негоже и мне от коллектива отрываться…
