Пансионат обнесли по периметру постами радиоэлектронной и визуальной разведки, но этим не ограничились. Специальная группа захвата взяла двух «языков» из числа обслуживающего персонала. К сожалению, детекторы лжи совершенно бесполезны при допросе глухонемого контингента. И толку от сурдопереводчика – чуть, поскольку невозможно проверить, говорят ли тебе истинную правду или откровенную дезу впаривают. Так называемая сыворотка правды тоже оказалась не в тему: верхние конечности, заменяющие глухонемым язык общения, начинают от наплыва искренности путаться в десяти пальцах и в итоге получается такая фигня, что рад будешь любой членораздельной дезе. Выхода не было, необходимо брать «языком» кого-нибудь из постояльцев. А это – риск. Поднимется тревога, их присутствие засекут, и какие действия предпримет противная сторона – одному Богу известно… Так возник план с временным изъятием из обращения вышедшего погулять постояльца. Таковым оказалась та самая дама, в которой детектив-стажер Мирошник признал одну из псевдо (а может, и не псевдо) лесбиянок, нейтрализовавших НП № 2. Согласно найденным при ней документам, Кликушинская Эвалина Саввична (что соответствовало записи в регистрационной книге пансионата и ничего не доказывало, хотя Аникеев дал на всякий случай команду проверить ее московский адрес).
Согласно показаниям гр. Кликушинской, данным, как под присягой, так и под воздействием сыворотки правды на детекторе лжи, нейтрализация НП № 2 не являлась заранее спланированной акцией какой-либо из спецслужб, но была чистой импровизацией, предпринятой из идеологических соображений двумя активистками международной лиги «Женское достоинство», членом которой гр. Кликушинская является уже около пяти лет. Вторая участница, некто Патриция Берклунд, подданная Королевства Швеция, покинула Южноморск три дня тому назад. Причиной, побудившей их пойти на такой шаг, явился устойчивый слух, курсировавший между отдыхающими, что неподалеку от клуба «Амфитрита» группа извращенцев-вуайеристов устроила оптиметрический наблюдательный пункт с целью полового удовлетворения своей нездоровой страсти путем подсматривания за ничего не подозревающими парочками, имеющими обыкновение уединяться в кущах мандариновой рощи…
Разумеется, Аникеев не поверил ни единому слову. Особенно были возмущены детектив-стажер Мирошник, детектив второго класса Перекурин, а также все их сменщики на НП № 2. Но поскольку вторая участница этого безобразия находилась в данный момент вне пределов досягаемости, и взять с нее показания не представлялось в ближайшее время возможным, обличить Кликушинскую во лжи было практически нечем, тем более что факт существования лиги «Женское достоинство» (штаб-квартира в Балтиморе, штат Мериленд) подтверждался интернетом, справочниками и хроникой скандальных происшествий. Пришлось из тактических соображений сделать вид, что они ей поверили. Вернее, что поверят, если она столь же правдиво и исчерпывающе поведает о том, чем занимается их группа в пансионате «Солнышко». И тут гражданку Кликушинскую заклинило. В буквальном смысле. Видно было, что она хочет что-то сказать. Быть может, даже просто соврать. Но стоило ей открыть рот, как челюсть немедленно сводило судорогой, звуки замирали еще на стадии голосовых связок, а взгляд делался пустым и безжизненным. Спец по парапсихологии, приглашенный Аникеевым за нехилые деньги, четко определил: налицо симптомы зомбирования, кодирования и узконаправленной промывки определенных участков мозга. Гипноз, предпринятый Генрихом Венцеславовичем (так звали спеца) в качестве контрмеры дал единственный положительный результат: Кликушинская среди всех предъявленных ей фотографий опознала только снимок Игоря Сурова, назвав его системой «Беркут». На все уточняющие вопросы ответила привычным столбняком.
Аникеев после недолгого, но интенсивного раздумья, распорядился вернуть Кликушинскую в пансионат и срочно заняться поисками этой самой системы, то есть находящегося во всероссийском розыске Игоря Сурова. Весь контингент платных осведомителей и бесплатных стукачей был поднят по тревоге и запущен в дело: шнырять, подсматривать, вынюхивать и докладывать о каждой мелочи.
К исходу третьих суток после введения режима «Д» поисковая группа, возглавляемая Асланом Алаевым, вышла на след Лжецигорина, обосновавшегося в частном секторе и снимавшем комнату у некоей гражданки А. В.Охохониной. В муниципальном адресном бюро он был зарегистрирован под чудным именем Ариман Соуронович Гагома и, кстати, имел разрешение на работу: практиковал колдуном-надомником. Будучи предупреждены со стороны шефа о паранормальных возможностях объекта, ребята обложили Гагому-Лжецигорина со всех сторон, и повели выяснять его связи, контакты, привычки, причуды, предпочтения. И того, и другого, и третьего (равно как и пятого и тридесятого) оказалось более чем достаточно. Гагома-Цигорин вел жизнь поистине сверхнасыщенную. Где он только не бывал, и с кем только не контактировал. Начиная с местного отделения ФСБ (что он там делал – неизвестно, возможно снимал сглаз с начальства), продолжая Академией Плейбоизма (здесь он читал лекции на общую тему «Гетеросексуализм как дьявольское отклонение от Божественного замысла») и Южноморским филиалом Всемирной Эсхатологической Миссии (в котором занимался обеспечением наглядными пособиями отдела агитации и пропаганды
[98]) и заканчивая южноморской штаб-квартирой Всероссийской Социал-Большевистской партии (где участвовал в хоровых попевках революционных песен). Кроме того, активно сотрудничал с редакциями газет и журналов самой разной ориентации, выступал в качестве медиума в ресторане «Духовная пища», вел кружок «Белые ручки» во Дворце Бракосочетаний, а также руководил строевой подготовкой гитлерюгендской дружины «Адольфяне». При всем при том успевал спать, есть и даже посещать злачные заведения на бульваре Терпимости. Ребята из группы Алаева просто сбивались с ног, пытаясь поспеть за всеми его контактами и перемещениями. Пришлось пополнить группу опытными физкультурниками из числа охранников. Аникеев желал знать об этом фигуранте всё: всю зримую и всю подноготную.
И желание его исполнилось. Отчасти. Но этой части оказалось более чем достаточно для того чтобы Аникеев пожалел об его исполнении.
Через несколько суток упорной топотни за объектом, получившим кодовое название «Хлыщ», на командный пункт посреди ночи явился не менее мрачный, чем она, Алаев и вручил Александру Николаевичу компактный диск со словами «это срочно» и «я буду у себя». Аникеев моментально почуял недоброе. Причем не только с этим диском связанное, а вообще – плохие предчувствия по поводу грядущих со дня на день, а то и с часу на час событий. Он прошел в свой закуток (командный пункт находился в подвале пошивочной мастерской и не располагал достаточными площадями), принял на грудь сто пятьдесят граммов коньяка и вставил диск в компьютер.
Запись предваряло вступительное слово Алаева, в котором он уведомлял Александра Николаевича о месте и способе получения данных материалов и просил прощения за низкое качество звука и малопонятную речь фигурантов. Местом оказался ресторан «Гурманоид», абсолютно противопоказанный электронным жучкам любой марки и выделки. Способом – пустой стакан, приложенный к перегородке, отделяющей один приватный кабинет от другого, и соединенный с длинной пластиковой трубой, выведенной через окно за пределы ресторана. Малопонятной речью – язык Гете, Шиллера и Гриммельсхаузена в его современной, изобилующей американизмами разновидности. Собеседники, впрочем, вполне могли бы разговаривать и на языке Пушкина, Гоголя и протопопа Аввакума, с актуальными вкраплениями быдлизмов, и тогда Александру Николаевичу не пришлось бы злоупотреблять паузой, чтобы сверять свою память со словарями.
