7
Ольга проснулась от одиночества. Сон оказался в руку: кругом эротическая пустыня мятых простыней. Прислушалась: ни всплеска из ванной, ни стука из кухни. Встала, накинула халатик, щелкнула кнопкой жалюзи и зажмурилась от солнечного света. Улыбнулась: проспала…
На низком столике недопитая бутылка шампанского, початая пачка «Salem», разоренная бонбоньерка с оплывшими шоколадными конфетами. Из зеркала на нее глянуло изнеможенное счастьем лицо новобрачной.
– Ну что, – съязвило отражение, – натрахалась?
Ольга показала ему язык и рассмеялась. Потом нахмурилась, взглянула на часы. Философского утра, когда можно спокойно выкурить сигарету, выпить кофе, позавтракать и вновь завалиться в кровать, сегодня не получится. Тревожно залопотавший телефон подтвердил этот вывод. Вспыхнув, устремилась, было, к аппарату, но тут же женским чутьем догадалась: это не он. Лицо погасло, порыв утих. Ленивым шагом дошла до стенки, извлекла из гнезда трубку, присела в креслице у столика, вытряхнула из пачки сигарету, закурила, коснулась кнопки.
– Спишь? – возмутилась трубка требовательным тоном Анны Сергеевны.
– Не сплю, – пробормотала Ольга.
– Рассказывай!
– О чем? – удивилась девушка со всей доступной ей искренностью и натуральностью. – Обычный парень…
– Обычные парни безоружными на вооруженных бандитов не бросаются, – не скрывая своего ангельского терпения, объяснила Анна Сергеевна. – Докладывай конкретно, что тебе удалось узнать, ведь тебя именно за этим вчера с работы отпустили, если я не ошибаюсь…
– Ну… – принялась лихорадочно припоминать девушка, – не женат, не курит, живет в Питере, в историческом центре…
– Так, ясно, что у тебя на уме было, – осадили ее из трубки. – Меня, Филиппенко, не интересуют ни его семейное положение, ни милые привычки, ни тем более размеры мужских достоинств. Напряги-ка, милочка, то, что у тебя от мозгов осталось, и попытайся вспомнить, о чем он тебя спрашивал, чем или кем интересовался. Даю тебе минуту, чтобы сосредоточиться. Время пошло…
– Я… Я сейчас… Я постараюсь…
– Умолкни и вспоминай!
Девушка от усердия даже прикрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти требуемое начальством. Но вместо разговоров, вопросов, намеков, вспомнилось нечто совершенно иное, к делу не относящееся, зато имеющее самое непосредственное касательство к телу, душе и тончайшим связям между ними.
– Время! – напомнили ей.
– Ой, да ни о чем мы не разговаривали, – трахались!
– И он пообещал тебе взять с собою в славный город Питер, – прокомментировала трубка.
– Ничего он мне не обещал, – разозлилась Ольга. – А спрашивал, между прочим, о вас. Очень ему было интересно, отчего вы до сих пор не замужем…
– Ну вот, а говоришь: «только трахались»…
В трубке раздались оскорбительные короткие гудки.
– Да пошла ты, извращенка-сукоедина! – Ольга швырнула трубку на кровать, затушила сигарету и отправилась в ванную, – лечить нервы.
В ванной ее поджидал сюрприз: записка губной помадой на зеркале и веер зелененьких купюр в стаканчике с зубной щеткой. «Жду в кафе «Бриз» в 13–00. Мечтаю продолжить знакомство. Игорь» – прочла Ольга. Освободила стаканчик от денег, пересчитала, горько усмехнулась: надо же, как она за ночь в цене подскочила – аж две штуки баксов! Можно сказать личный рекорд! Прежний перекрыт почти вдвое! Щедрого араба перещедрил свой брат русак!.. Интересно, если бы вчера он не огреб с рулетки столько зелени, сколько бы сейчас в стаканчике нашла? Пятьдесят? Сто?.. Ах, Игорь-Игорек, лучше б ты цветок какой-нибудь оставил… Или не лучше?
М-да, видимо, одним душем не обойтись. Она заткнула пробкой днище, пустила горячую воду и, накинув халатик на зеркало, забралась в ванну. Халатик, покачавшись, свалился на пол. Ольга закрыла глаза.
О ком он спрашивал, о чем говорил… О чем-то наверно, спрашивал, о ком-то говорил… Забавный парень: выходит она из душа, а он сидит, брошюру штудирует. Обещали, говорит, почитать ее потом… Вот именно, – потом, а не сейчас… Верно, соглашается, потом – это не сейчас. Но ведь потом снова будет сейчас, а не потом! И смотрит как-то странно, с присвистом… А потом… То есть тогда, когда… Ах, как он на нее смотрел! Как смотрел! Словно впервые видел обнаженную женщину… Впрочем, он и на свой вставший колом член уставился с не меньшим удивлением… А как застонал, как забился в оргазме, стоило ей слегка прикоснуться к этому чуду эрекции. От обиды и разочарования она готова была зареветь. В кои-то веки нормальный молодой парень, а не раскормленный тюлень – рыхлый, потный, импотентливый – по работе подвернулся…мм… попался… встретился… и вдруг такой облом! Еще и забрызгал всю, скороспелец питерский… И побрела она, горемычная, восвояси – чистоту наводить, канализацию засорять… Только склонилась над смесителем, как вдруг «чьи-то» горячие ладони обхватили ее бедра и «что-то» твердое, раскаленное, славное пронзило ее до самых недр естества… Каким образом они умудрились ничего не раскокать в тесной ванной, – эротическая тайна…
Ольга вдруг поймала себя на том, что непроизвольно ласкает собственную грудь, со сладострастной неторопливостью подбираясь к соскам. Усилившееся томление внизу живота властно притянуло к себе другую руку, со слабым плеском нырнувшую под воду… Без мастурбации при ее работе не обойтись, если, конечно, не желаешь превратиться во фригидную стерву-станочницу, идущую на еженощный половой контакт как на трудовой подвиг. Ольга не желала. Действительно, зачем лишать себя пусть немудреных, но, тем не менее, природой предписанных экологически чистых удовольствий, которые тебе, к тому же, полагается испытывать по роду твоих занятий? Слава Богу, ей не надо гнаться за количеством, да и не каждый вечер удается залучить такого клиента, который после крупного проигрыша может позволить себе искать утешений в ее трехсотдолларовых объятиях. Но с теми, кто мог себе это позволить, она считала своим долгом разделить не только постель, но и тело, и душу, и чувства, – какими бы куцыми и неискренними они ни были. Лучше чистосердечно врать, задыхаясь от притворного экстаза, какой он выдающийся любовник, чем превращать чудесный грех в половую повинность, в сексуальную обыденщину, в граненый стакан хлорированной водицы… Вот и приходилось, сердечной, добирать потом в ванной, давясь сквозь закушенные губы «сладким обмороком оргазма». Само собой, к Игорю эти тонкости рукомесла отношения не имели. Она даже не вспомнила простонать ему, какой он замечательный… мм… партнер… мм… уестествитель… мм… трахотронщик… – так неожиданно хорошо оказалось с ним быть, так упоительно, так чудесно, что ничего не хотелось, только его… в себе ощущать. Милый мой, хороший, нежный и ласковый, подольше… подольше не кончай!.. А рано утром он ушел, не разбудив ее. Вот и приходится… нет, не добирать, – вспоминать на свежую голову эрогенных зон; любить его, любя себя. Ее ли вина, что пробудившееся чувство и распаленная похоть так схожи внешне, внутренне так рознясь? Нашарив рукой отвод душа, и пустив на предельном напоре горячей воды, она направила струю между широко расставленных ног, раздвинув другой рукой свой розовый, готовый к заключительному оргазму бутон, и…
