– Вавилонская лотерея вместо всеобщего избирательного права? – не поверил своим ушам лейтенант Рябько.
– О! – воскликнул паренек, уважительно взглянув на полицейского. – Нас, оказывается, тут трое…
– Каждая кухарка может управлять государством, – улыбнулся Аргутинов.
– Не вижу, чем кухарка хуже мента, гэбэшника, партработника или даже хозяйственника со словарным запасом Эллочки-людоедки? У хорошей кухарки по крайней мере на кухне порядок и еда вкусная… А то врубишь ящик, а там две беспардонные головы дискутируют. Прислушаешься: так и есть, – битва интеллектуальных гигантов: кто кого пересрет…
– Вот лафа-то наркушам будет, если жребий на кого-нибудь из них укажет, – позволил себе реплику Джанаев.
– Зришь в корень, Руслан, – похвалил начальник подчиненного.
– Между прочим, один очень манерный француз сказал, что те, кто прибегает к яду, чтобы мыслить, вскоре разучиваются мыслить без яда. На самом же деле тот, кто привыкает мыслить, тот привыкает к яду. Наркотик лишь придает мысли, по природе своей стремящейся к беспощадным выводам и бесстрашным сентенциям, толику необходимой снисходительности, ибо, как сказал один мудрец: великодушный опиум развивает в людях дух вселенского милосердия и братства!
– Значит, это ты вселенским милосердием довел бедного Исикова до нервного припадка? – уточнил капитан, однако ответа получить не успел, – в дверь кабинета постучали, затем ее приоткрыли и женским голосом вызвали Аргутинова на минутку.
В отсутствие начальства лейтенант Джанаев решил взять инициативу в свои руки и для начала определил задержанного «болезнетворной бактерией в человеческом обличье», с чем последний немедленно согласился, присовокупив, что для такой бактерии это самое подходящий облик. Джанаев посоветовал задержанному прекратить гнать фуфло для отмазки и ради своей же пользы, не сходя с места, признаться, где он взял дурь, которую у него конфисковали, на что гонитель фуфла не преминул заявить, что принадлежность найденного у него вещества к дури следует еще доказать, но что в любом случае улика, добытая незаконным путем (а несанкционированный обыск является нарушением прав человека, гарантируемых конституцией), не может быть использована обвинением в суде. Неизвестно, до каких юридических тонкостей допрепирались бы молодые люди, и как эти тонкости сказались бы на душевном расположении одного и физическом самочувствии другого, если бы капитан Аргутинов не вернулся на свое рабочее место и своим удрученным видом не положил бы конец бесплодной дискуссии.
– Джанаев, – приказал капитан, – проводи задержанного в лабораторию: пусть приведет свою угрозу в исполнение…
– Так и знал, что без моей мочи вам не обойтись!
– Разговорчики! Встать! Руки за спину!.. Товарищ капитан, может, в браслетики его?
– Ты его переоцениваешь, Руслан. Он только болтать мастер, а так – милый послушный мальчик. Не так ли, Белобородов?
– Ну вот, началось, – вздохнул милый и послушный. – Психологическая обработка… Я понимаю, словоохотливость, конечно, признак нечистой совести, но не уверен, что молчание – свидетельство ангельской невинности. Вы бы проверили, капитан, вашего гостя на предмет звукозаписывающей аппаратуры, или он по вашему приказанию нас для вечности запечатлевает?
Рябько слегка порозовел и не слишком убедительно усмехнулся: ну и фру-укт!..
– Пошевеливайся, – поторопил паренька Джанаев. – Топай, давай, ходячая ложь, пердеж и провокация…
– Я тащусь, следовательно, существую, – пробормотал задержанный, скрываясь за дверью.
Аргутинов встал, запер дверь на ключ, затем бережно извлек из нагрудного кармана крошечный целлофановый пакетик с белым порошком внутри.
– Попробуй, Серега, на язык. Надеюсь, вкуса еще не забыл?
Рябько не забыл. Но вкус этого порошка был странен.
– Кокосовая стружка, что ли?
– Если бы она, – вздохнул Аргутинов, устало прислоняясь к столу. – А вот ответ из лаборатории, полюбуйся…
Рябько взял бумажку, полюбовался, прочитал, вскинул бровь, перевел удивленный взгляд на капитана.
– Хочу просить санкции на обыск дома этого болтуна… Если анализ мочи ничего не даст, ничего другого не остается… Как думаешь, может, этот пакетик в краевое управление отослать?
– Розыгрыша не боишься?
– Боишься? – усмехнулся Аргутинов. – Да я бы, Серега, литр лучшей своей настойки поставил тому, кто убедил бы меня в этом.
– Неужели все настолько серьезно, Виктор?
– А ты думал, почему я так обрадовался твоему приходу?.. Да на этом парнишке полгода назад пробы ставить было негде: все руки-ноги исколоты… Торчок со стажем. Лет с тринадцати начал всякой дрянью баловаться. На учете у нас без малого пять лет состоит. Но везло обалдую, ни на чем серьезном не попался. Да и вряд ли приторговывал, – папаша у него мужик зажиточный, официальный дилер то ли «Хонды», то ли «Тойоты», то ли всех японских автофирм на побережье…
– А сынок что, тунеядствует?
– Представь себе, учиться в Медицинском колледже.
– Не на фармакологическом ли факультете? – сощурился догадливый полицейский.
– На нем на самом, – кивнул капитан.
– А не лучше ли будет отпустить его наружке на поруки, а Вить?
– Конечно лучше. Только где мне столько топтунов взять? Разве что ты пособишь, Серый. Зря, что ли я тебе радовался?
Рябько для начала слегка призадумался, затем уже всерьез приналег на соображалку. О неприязни между Мамиконцевым – начальником аналогичного отдела в муниципальной полиции – и Аргутиновым знали даже в крайцентре. Самому Рябько этот Мамиконцев тоже не нравился: выскочка, карьерист, близкий дружок Угря… Не афишируя, несмотря на полученный от шефа карт-бланш, помочь Вите не только можно, но и нужно. Ведь и ему, Рябько, без его помощи в этом деле с Суровым не обойтись…
– Ну что? – усмехнулся Аргутинов. – Всё прикинул? Тогда давай, выкладывай свои условия. Наверное, Сурова хочешь допросить?
Рябько не успел ни сказать, ни кивнуть, – по всему зданию пронесся, в уши врезываясь, сигнал тревоги. С громким щелчком включился репродуктор под потолком и заполошным голосом дежурного сообщил о ЧП в СИЗО: капитан Мамчур взят постояльцами третьей камеры в заложники.
– А кто у вас там, в третьей? – крикнул Рябько, поспешая за Аргутиновым, успевшим вооружиться табельным «Макаровым» и холодным взглядом охотника на крупную дичь.
– Условие там твое сидит, мать его перемать…
6
Игорь сидел на нарах, подобрав под себя ноги, закрыв глаза, и старался успокоиться. Проколоться он не мог. Не на чем ему прокалываться. Никто его здесь не знает, включая его самого. Обычная проверочная подлянка. Не станут же они, в самом деле, нахалку ему шить, в маньяки рядить… По логике – не должны. Впрочем, с ментами на логику надежда слабая. Вдруг у них месячник борьбы с маньяками… Стоп! Что я только что вспомнил? Ментов? Логику? Несовместимость одного с другим? Точно!.. Интересно, я об этом и раньше знал или это вывод из недавнего общения?.. В памяти стрёмно, как в пустыне… «Следуй в экстремальных ситуациях своим инстинктам: тело и мозг сами подскажут, что думать и как действовать». Следую… Эй, где вы там, мозги с телесами? Молчат голубчики. Должно ситуация не экстремальная, штатная – подумаешь, изолятор! От сумы да от тюрьмы… А вот это я уже помню, откуда вспомнилось, – из той брошюры от кассира казино, где я так «неожиданно» и круто приподнялся… Может, я и не Суров вовсе, а Хлестаков? Как его звали-то? Иван? Антон? Александр?.. Ау!.. Никаких ассоциативных подсказок. Глухо, как в танке. Или – в субмарине. We all live in a yellow submarine
[40]… А может, и не live, может, я опять в беспамятстве очередном обретаюсь… А не продумать ли нам на всякий пожарный возможные варианты развития событий? Вариант первый. Ольга является в ментуру и забирает свою заяву назад. Если она, конечно, ее подавала, во что верится с трудом… Вариант второй. Прошусь на допрос, конвоира обезоруживаю, дежурного обезвреживаю и рву когти… Куда? В мотель, само собой… Под каким имечком я там зарегистрировался? Включаем зрительную память… Не включается, падла! Попробуем еще разок, авось получится… Опять пролет. Умные люди в таких случаях лупят по агрегату кулаком и матерят производителей. Но мы членовредительствовать не будем: репа у нас одна, в единственном экземпляре, без запаса комплектующих… Мы пойдем другим путем. Попытаемся для начала вспомнить название мотеля. Если мне не изменяет память… А если изменяет, то с кем? Кругом разврат, блуд и прочее богохулие в космических масштабах. То есть и в макро и в микро… Стоп, кажется, мы пришли. Почти туда, куда хотели. Мотель называется то ли «Звездная сыпь», то ли «Звездная россыпь». Еще чуть-чуть и мы из этой зрительной памяти-предательницы вытянем все до последнего бита…
