– Ого, а я и забыл, какой ты огромный, капитан, – вырвалось у Игоря.
– Ну и кто тут у вас труп?
– Капитан, у тебя с носом все в порядке? Никаких посторонних запахов не слышишь?
Мамчур замер, скривился, оглянулся на сержанта.
– Савельич, у вас тут всегда такой букет?
Сержант помялся, пошевелил своей картошиной, пожал плечами.
– Дык, товарищ капитан, от них ведь завсегда чем-нибудь эдаким шибает. Потеют, должно…
– Может, тебя, герой, нашатырем снабдить или респиратором? – усмехнулся Мамчур.
– Это же гангрена, Мамчур! Он же сгорит на фиг! – кивнул Игорь в сторону налетчиков. – Его надо срочно госпитализировать…
– Ты кто, врач? Нет? Ну так сиди и не рыпайся. Их вчера осматривали, обеззараживали, ничего особо опасного не нашли.
– А если рыпанусь?
– Попробуй, – пожал широченными плечами капитан.
Игорь попробовал. Мамчур оказался готов к отражению атаки и, несомненно, отразил бы, если бы оной подвергся. Однако сержанты такой прыти от Игоря явно не ожидали: буквально только что стояли беспечные, сытые, довольные, преисполненные служебного рвения, и вот уже лежат, – почти в том же виде, потому как о чем человеку, в обмороке пребывающему, беспокоиться?
– Руки! – сказал Суров, наводя сержантский «Макаров» на Мамчура.
– Дурак ты, Игорек, хоть и ловкий парень, – спокойно заметил капитан. – Сказать, что сейчас будет? Шухер будет и дым с коромыслом. Весь участок набежит со стволами, и то, что у тебя мент в заложниках, ни хрена тебе не поможет, только усугубит. Мы ведь подписку даем, что в случае попадания в заложники, обмену и торгу не подлежим. Так что ни в какие переговоры с тобой никто не вступит. Ворвутся и всех в три смычка положат…
– И тебя?
– И меня.
– Впервые о такой подписке слышу, – признался Игорь.
– В порядке эксперимента. Из всей России только у нас. Мы ведь вообще тут все экспериментальные…
– И все подписались?
– Из тех, кто служит – все…
– А врача вызовешь?
– Кто они тебе?
– Никто. Люди.
– Я должен верить?
– Я же тебе верю.
– В таком случае засунь пушку обратно в кобуру Савельичу и позволь мне пару раз съездить тебя по мордуленции.
– Это еще зачем?
– Так надо. И не тяни резину…
Настал черед Игоря пожимать плечами, что он и сделал. Затем вернул пистолет на место, выпрямился и еле успел уклониться от чего-то, просвистевшего у него над головой, хотя вроде бы и не собирался этого делать, равно как и блокировать второй удар Мамчура.
– Да расслабься ты, Шварценнегер Вандамыч, – хмыкнул капитан. – А то еще какой-нибудь контрприемчик проведешь, вырубишь меня, тогда тебя точно по головке погладят…
– Тебя вырубишь, лося такого…
Так кружили они по камере, делая ложные замахи, карауля оплошности, пока пришедший в себя Савельич не прекратил безобразие одним точным ударом рукояткой пистолета по затылку задержанного.
– Савельич, бога душу мать, если он чокнется, ответишь, – хмуро пообещал Мамчур. Но тут дверь с грохотом распахнулась, и в камеру ворвалось несколько закованных в броню личностей с автоматами и перекошенными от усердия физиономиями.
– Здорово, орлы! – поприветствовал их Мамчур.
Орлы замерли на лету, как в стоп-кадре.
– Отбой боевой учебной тревоги. Савельич, срочно за врачом!
– Дык он же в крайцентр укатил, товарищ капитан.
– Вызывай скорую.
Зашевелился второй вырубленный сержант. Отверз очи, обвел мутным взглядом присутствующих, вяло ругнулся и закряхтел, поднимаясь на ноги.
– Ну-ка, хлопцы, забросьте-ка этого героя на нары, – распорядился Мамчур, указывая на распростертого на полу Игоря.
– Тя-аже-лый, гад, – пожаловались хлопцы, выполняя приказание.
– Не гад, а голубчик, – пробормотал гад, не открывая глаз.
Налетчики, сбившись в недоумевающую чернявую кучку, явно отказывались верить собственным органам зрения.
– Ну как ты? – наклонился Мамчур над Суровым. – Жить будешь?
– Врача вызвали? – откликнулся слабым голосом последний.
– Вызвали.
– Тогда буду.
– Опять Мамчур цирк устроил? – спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Аргутинов. Постоял на пороге, принюхался, сплюнул, взглянул на устроителя цирка.
– Мог бы, Николай, и сразу врача вызвать, без всяких фоку-сов…
– Скучный ты человек, Виктор, – вздохнул Мамчур. – И за что только тебя бабы любят?
– Показать?
– Покажи.
– Перебьешься…
Больше Игорь ничего не слышал: ни как врач приходил, ни как обоих раненых на носилках унесли, ни как взвыли сиренами кареты скорой помощи и машина сопровождения. Ему привиделось чье-то до боли знакомое, милое лицо. Кто ты, спросил он у лица. И лицо ответило хрипловатым холодным голосом Анны Сергеевны: жаль, что ты не девушка, я б влюбилась в тебя с первого взгляда. В кого в меня? – спросил Игорь. В капитана Мамчура, – ответили ему. Разве я капитан? – удивился Игорь и открыл глаза, и увидел чью-то смуглую руку с дымящейся сигаретой. Он взял сигарету, затянулся, закашлялся, сел, улыбнулся. Два небритых смуглых лица внимательно наблюдали за ним с улыбкой. Он протянул им сигарету, приложив другую руку в знак благодарности к груди. Один взял сигарету, другой что-то показал на пальцах. Игорь покачал головой: не понимаю, мол. Парень повторил то же самое, но помедленнее. И Игорь вдруг понял, что понял! «Ты в порядке?», – вот что сказал ему парень. Игорь кивнул, показав большой палец. Те переглянулись. Тогда он соединил большой палец с указательным: дескать, все о’кей, андерстэнд? Заулыбались, – дошло. Вновь зажестикулировали… Господи, да они же немые! Кто же сказал мне «зякрито»?..
7
В Москве долгие летние сумерки, – час сирых кошек и серых волков. Злые огоньки неона отражаются в непроницаемых окнах громадного здания, что неподалеку от Старой площади. Над этим зданием нет ни вывесок, ни светящейся рекламы. Хмурое, серое, невыносимо серьезное строение эпохи зрелого социализма. Какое из учреждений благоденствовало в этом здании раньше, никто уже толком не помнит. Возможно, Госплан. Не исключено, Госкомцен… Нынче же учреждений и организаций, нашедших здесь за немалую арендную плату привет и приют, не счесть. Просторный вестибюль пестрит изрядным количеством табличек и уведомлений всевозможного содержания. Но нигде не указано, что на пятом этаже западного крыла несколько помещений снимает российское отделение Интерпола. Оно и понятно: официальная резиденция этой организации находится совсем в другом месте Москвы, зачем же граждан смущать, в глазах общественности раздваиваться?
