Ввиду того, что авария имела место за чертой города, на место происшествия прибыла не городская дорожная полиция, славящаяся своей компетентностью и оперативностью, но представители районного ГИБДД, которые и продержали всю группу в своем отделении почти до 24.00. Главные виновники происшествия, три автомобиля марки «джип», скрывшиеся сразу после столкновения наших автомобилей с автомобилями, следовавшими по встречной полосе, разумеется, сотрудниками ГИБДД обнаружены не были. Мои неоднократные попытки связаться с НП-2 успеха не имели.
Со своей стороны, как старший группы, готов понести любое наказание, вплоть до увольнения за профнепригодность, а также оплатить из личных сбережений излечение до 50 % посторонних граждан, пострадавших в результате спровоцированного неизвестными дорожно-транспортного происшествия.
Заместитель директора Охранно-Розыскного предприятия «Дельта-Поиск», детектив 1-го класса
Джалиль Алаев.»
В тридесятый раз перечитав докладные, Аникеев в тридесятый же раз вздохнул и перешел к изучению фотороботов, составленных по описанию Перекурина. Как ни странно, но именно особа с родинкой у рта казалась Аникееву ряженной, загримированной до полной неузнаваемости. Ясно, что это были профессионалки, и оказались они именно там, и именно в то время совсем неслучайно. Очевидна связь их появления с налетом на «Амфитриту», ложным вызовом группы поддержки и обеспечения и нападением на нее трех таинственных джипов. Несомненно, кто-то был прекрасно осведомлен об этом искусно замаскированном НП и в нужный момент ушел из-под контроля, воспользовавшись беспечностью и несогласованностью его, Аникеева, сотрудников.
Александр Николаевич, конечно же, не ограничился рапортами и банальным начальственным распеканием провинившихся. Перекурин был понижен в должности, стажер отлучен от оперативной работы сроком на месяц, Алаев обложен многоэтажным милицейским матом (без упоминания кровных родственников, что далось Аникееву тяжело, с помощью героического самоконтроля). Но если начистоту, полагал втайне Александр Николаевич, то неизвестно, как бы повели себя в этих ситуациях другие, в том числе он сам. Поэтому, блюдя справедливость, Аникеев и ограничился административными взысканиями, не тронув денежного довольствия провинившихся и даже премировав представленного к награде шофера месячным окладом и бесплатной путевкой в Лозанну.
Но каковы хладнокровие и изобретательность тех, кто все это спланировал и осуществил! Вот что не давало покоя Аникееву, вот что задевало и профессионально и просто по-человечески. Тут чувствовался высший класс, в котором Александр Николаевич неизменно отказывал мафии. По крайней мере, русской. Значит, либо это дело рук заграничных гавриков, либо спецслужб. Судя по почерку, верно, скорее, второе, чем первое…
В прежние времена, столкнувшись с чем-то подобным, майор Аникеев, не задумываясь, доложил бы обо всем начальству, а начальство, покалякав с прокурором, отфутболило бы материалы смежникам. В нынешние, когда он практически сам себе голова, остается одно из двух: либо забыть об этом, либо удвоить усилия и утроить бдительность. Преимущество первого варианта – в его беспроблемности, причем – кажущейся: ведь тогда придется отказаться от мысли вывести Лядова на чистую воду. Столько месяцев напряженной работы пойдут прахом. Ребята его не поймут. И правильно, между прочим, сделают. Второй вариант полон опасностей и неизвестностей. Кто бы ни стоял за всеми этими непонятками, настроен он пока не слишком серьезно. Но как этот кто-то поведет себя, будучи прижатым к стенке, никто поручиться не может. И от спецслужб и от мафии можно ожидать любых подлянок вплоть до смертоубийства. Имеет ли он право рисковать здоровьем и, возможно, жизнями своих сотрудников? Если и имеет, то разве что с их согласия.
Аникеев почувствовал настоятельную необходимость посоветоваться с коллективом. Разумеется, не со всем, а с самой доверенной и проверенной его частью. С элитой, так сказать…
Однако, прежде чем решиться на такой риск, не помешало бы доверительно переговорить с Мамчуром, с которым у него в последнее время установились, в дополнение к прежним дружеским, еще и прекрасные деловые отношения, основанные на взаимной выгоде и разумном компромиссе.
Мамчур, прослышав о срочном пересечении в отдельном кабинете ресторана «Гурманоид», не заставил себя долго упрашивать. Однако, когда в последний момент Аникеев вдруг решил изменить место встречи, перенеся ее в не менее фешенебельное заведение под названием «Римские бани», Мамчур всерьез обеспокоился, поскольку никак не мог вспомнить, употребляли древние римляне коньяк «Наполеон» или обходились по дремучести своей какой-нибудь фалернской кислятиной. (Причина переноса заключалась не только в конспирации, но и в сверхбдительности, поскольку специальный приборчик Аникеева, с которым он явился в «Гурманоид», чтобы сделать соответствующий заказ, а заодно провести рекогносцировку, повел себя странно, замигав не красным цветом – наличие в помещении подслушивающих устройств, – и не синим – присутствие скрытых видеокамер, – а каким-то безобразно желтым, неизвестно о чем сигнализирующим).
В «Римских банях» свято чтили античные традиции, что автоматически разрешало часть современных проблем (в основном технических, в виду отсутствия в заведении всяких признаков электричества), создавая взамен другие, проистекающие из моральной неготовности клиентов к адекватному восприятию гастрономических вкусов и застольных обычаев древних. Предварительная баня с экзекуцией в виде беспощадного этрусского массажа, переодевание в туники, отсутствие стульев в кабинете и картофеля в меню показались Александру Николаевичу достойной платой за конспирацию и сверхсекретность. Поначалу, правда, смущала чрезмерная просторность помещения, в котором их уложили на какие-то оригинальные диванчики, усыпанные подушечками, но распорядитель уверил Аникеева, что им отвели самый крохотный из имеющихся в банях триклиниев, всего на восемь койко-мест. Древние, видите ли, по причине своей малочисленности любили пировать большими компаниями и, если вдруг не хватало для застолья свободных граждан, укладывали на ложа вольноотпущенников и даже рабов. Посему, не восполнить ли их малолюдство присылкой шести наемных сотрапезников, дабы досточтимые клиенты могли в полной мере ощутить себя древними римлянами. Предложение распорядителя не встретило должного энтузиазма, лишь Мамчур мрачно пошутил, что четырех рабынь с них было бы вполне достаточно, мол, шесть – это уже перебор… Однако выяснилось, что с рабынями здесь не шутят и присланы они могут быть только после десерта и умащвания пирующих лярдом. Когда же Александр Николаевич робко поинтересовался насчет коньяка «Наполеон», амфору какового им было бы весьма желательно получить в полное свое распоряжение, то ему уклончиво ответили, что иберийское медовое много лучше любых коньяков на свете, и если и уступит кому, то разве что милетскому с изюмом или столетнему опимианскому фалерну… Стоит ли упоминать, что настроение капитана Мамчура от этого сообщения не улучшилось. Взгляд его, обращенный на приятеля, был полон горькой укоризны. Аникеев укоризну хладнокровно проигнорировал: мол, пей что дают. Хладнокровие частного детектива разъяснилось вскоре, то есть немедленно после пробного глотка иберийского медового из кубка коринфской бронзы. Веселие и благодушие снизошли на капитана: распорядитель оказался близок к истине: иберийское ни в чем «Наполеону» не уступало, – ни по вкусовым качествам, ни по количеству градусов, ни даже по цвету. Эта идентичность стоила Аникееву лишней сотни зеленых сестерциев. Мзда она и в Древнем Риме мзда. Если уж чтить традиции, то все подряд, а не выборочно, руководствуясь нравственным кодексом уголовного уложения…
