Любо дорого было наблюдать с каким усердием, чуждым всякой брезгливости, поглощал окрыленный Мамчур всевозможные изыски античной кухни, начиная с яиц и кончая яблоками (в промежутке имели честь быть слопанными жареные сони, гранатовые зерна, отварные омары, крылатые зайцы, свиное вымя и т. д. и т. п.). Аникеев старался не отставать, для чего ему приходилось перескакивать через некоторые, особенно аппетитные блюда, как например, виноградные улитки, волчьи бобы, рубленые кишки и припущенные рыбы, сделанные из свинины…
Иберийское медовое текло рекой и ручеечком.
– Это угощение, Саня, тянет на государственную измену, – заявил Мамчур, прожевав, проглотив и запив последний кусок десертного дрозда-пшеничника, начиненного орехами и изюмом. После чего откинулся на ложе, погладил себя по животу и раздумчиво присовокупил: «А неплохо жили эти древние римляне. Баня, массаж, иберийский «Наполеон», омары, кролики, десертные рабыни… Одна беда, ни о сале, ни о картошечке, ни о квашеной капустке понятия не имели. А они бы нам сейчас не помешали, правда, Санек?»
Санек, которому последний дрозд не желал лезть в глотку, беспомощно развел руками. Еда не выпивка, за ради анахроничного картофеля никто из обслуживающего персонала – все эти рабы, рабыни и вольноотпущенники, – рисковать рабочим местом ни за какую мзду не пожелал. Древние употребляли репу и земляные груши. И весь сказ.
Теперь же выяснилось, что и кофея с чаем древние не употребляли, а грызли вместо них для осадки кидонские яблоки. Неудивительно, что Рим в конце концов пришел в упадок. Какая от яблок может быть бодрость, ежели в них ни грамма кофеина не содержится. Единственный результат, каковым чревато поедание этих райских плодов, – фиговые листики грехопадения.
– Ну что, Коляныч, – подмигнул Мамчур, – сперва рабыни, потом ля-ля или наоборот?
Коляныч, ясное дело, выбрал наоборот. Рабыни подождут…
Приступили к ля-ля, из которого выяснилось, что успехи в деле установления личностей налетчиков напрочь отсутствуют. Личности налицо, а вот установить что это за личности, под каким небом росли, в каких садах цвели и каким Макаром, а главное, на кой ляд в наших краях оказались, не удается. Молчат, как рыбы. То есть даже не мычат… Аникеев со своей стороны поведал о чэпэ на энпэ и столкновении группы поддержки и обеспечения с непонятными джипами. Последнее вызвало у милицейского закономерный вопрос на засыпку: дескать, а с какого хрена ликвидаторам НП у «Амфитриты» было давать ложную тревогу на Центральный пост. Аникеев и сам об этом думал, но ничего правдоподобнее предположения, что таким образом неизвестные пытались обезопасить себя с гарантией, придумать не смог. Мамчур попробовал, но у него тоже ничего, кроме очевидного, придумать не получилось. Очевидным же по их общему мнению было следующее. Кто-то знал не только частоту, но и код агентства, и этот кто-то был напрямую связан с загадочными налетчиками. Скорее всего обеспечивал им тылы, в чем, судя по результатам, не преуспел. К вящему удовольствию Аникеева. Пусть он сел в лужу, но оказался в ней не в одиночестве. Небось, у этих неизвестных сейчас тоже вовсю громыхают разборки полетов. Все-то они рассчитали до косточек, одного не учли, самого главного – его величества Случая в образе простого питерского охранника, которому четверых раскидать, что нос почесать…
– Не такой уж он и простой, этот Игорь, – остудил Аникеева Мамчур. И рассказал вкратце о заявлении гражданки Филиппенко, о драке на пляже и об инциденте в изоляторе. Странная получалась простота, якобы присущая этому охраннику с берегов Невы. Однако Аникеев позволил себе с ним не согласиться. Вердикт частного детектива был однозначен: «Простой, но контуженный. Вот и все. Не был бы контуженным, на вооруженных бы не попер. Был бы не простым, от адвоката бы не отказался.»
– Ты с ним, Саня, не общался, – возразил на это Мамчур. – А я общался. И неоднократно. И в разных ситуациях. В том числе в нештатных. Я печенкой чую, с ним что-то не то. Не такой он какой-то, каким быть должен.
– Что-нибудь заслуживающего внимания узнать о нем удалось?
– В том-то и дело, что ничего. Если он ошивается тут по легенде, то легенду ему сварганили профессионалы, Санек.
Санек недоуменно вскинул брови: узкоспециальный термин «легенда» с фотографиями героя, помещенными в газетах, никак не вязался. Но про себя Аникеев решил все же проверить этого спасителя на агентурную вшивость. Если и за ним кто-то стоит, какая-то мощная организация, значит, появление его именно в тот момент именно с таким результатом было тщательно спланировано. Стало быть, если проверка даст, как в допинге, положительный ответ, появится смысл заняться теми, кто за ним, вплотную, чтобы через них выйти на нейтрализаторов личного состава НП-2. Но прежде чем выбрать этот хлопотливый кружной путь к истине, следовало удостовериться, что кратчайший путь к ней наглухо перекрыт. А кратчайшим путем, по убеждению Александра Николаевича, являлись налетчики. И Аникеев вновь вернулся к их общим баранам.
– Оружие проверили?
Мамчур кивнул и обстоятельно доложил, когда и из каких складов их необъятной родины были похищены пистолет «Стечкин», пистолет «Макаров» и автомат Калашникова. Бывшего владельца обрезанного дробовика установить, к сожалению, не удалось.
Далее последовал вопрос об одежде, вся досужесть которого выяснилась из обескураживающего ответа: made in China (в смысле: мадэ ин чина).
Зато следующий вопрос вверг Мамчура в недоумение. Вопрос касался зубов. Аникееву пришлось объяснять, что он имеет в виду пломбы, вставные зубы, коронки и прочие дантистские штучки, по которым можно определить их происхождение, поскольку в разных странах стоматологи пользуют пациентов по-разному. Пораженный профессионализмом частного детектива государственный сыщик пообещал пересчитать все зубы задержанным аккурат к завтрашнему обеду, самое позднее – к ужину, который, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, следует устроить в каком-нибудь другом злачном месте, например, в горах, в корчме «Привал охотника», где, как он слышал, готовят замечательные шашлычки из кабанов, диких коз и оленей. Робкие возражения ошеломленного «частника», что там-де не подают ничего, кроме домашней водки и грузинского вина, капитан отмел как несущественные, ибо, прекрасно зная с кем имеет дело, не сомневается в том, что грузинское вино (или домашняя водка, – капитану по барабану, что именно) окажется ничуть не хуже иберийского медового.
Аникеев в ответ тряхнул головой, откинулся в изнеможении на ложе и попытался вслух подытожить беседу. Ничего утешительного не подытожилось: сплошной мрак неизвестности и степное раздолье для любых гипотез.
Мамчур, не дождавшись положительного ответа на свое деловое предложение насчет корчмы, напротив, облокотился на локоть и задал бестактный вопрос: одобряют ли хозяева Аникеева его пристальный интерес к персоне Лядова? И еще: по своему ли свободному выбору Александр Николаевич занялся этим миллиардером или кто-то вовремя подсуетился, подсказал, обратил его неподкупное внимание на эту одиозную фигуру?
– Не отказался бы от должности моего зама, Коля, не задавал бы таких умных вопросов, – усмехнулся в ответ Аникеев. Затем посерьезнел, вдался в некоторые подробности:
