– Самым обыкновенным, – пожал плечами Туров, явно не собираясь распространяться дальше на столь щекотливую тему. Однако, сжалившись, передумал, распространился.
– Слушайте же, апостол клевой житухи, и ты, дальний потомок Алкида, внимай, и мотайте себе оба на ус, и вешайте на уши, и записывайте на мнемонические приставки души, словом, изощряйтесь кто во что горазд, ибо путей постижения истины столько же, сколько сердец человеческих, беспутий – сколько извилин в головах. Из шести судеб, которые выпадают душам, самая трудная – быть человеком, так как самая заразная: почти невозможно перестать им быть, вновь не повториться и не повторить в той или иной последовательности всё, что было, что быть могло, что непременно будет, что уже происходит или вот-вот произойдет. И если Бог есть первоначальное Ничто, то человек – последующее, возможно, последнее Нечто. И вот он, чтобы хоть как-то утешиться, подбодрить себя, оправдаться перед собой, говорит: У каждого есть судьба, но долг человеческий жить так, словно нет ни Судьбы, ни Предопределения, ни Рока, словно всё, как в этом мире, так и в том, зависит от того, что он помыслит и как поступит. Люди думают, что смерть приносит покой. Они ошибаются, покой недостижим: все о нем слышали, но никто его не познал. Не называть же покоем привычную амнезию – процедуру приема летейских вод ради очищения памяти для новой порции одних и тех же впечатлений. Да и признаться, не на всех эти воды действуют одинаково, на иных и вовсе не действуют… Итак, рождения наши все же неизбежнее наших смертей!
– Это буддизм? – тихо осведомился Кульчицкий.
– Неопофигизм. Одно из течений, – было ему ответом.
– По-моему, в это невозможно поверить.
– Совершенно верно! И этот факт свидетельствует как раз в пользу этого учения. Если веришь в то, во что хочется верить, будь уверен: ты заблуждаешься, самообманываешься мечтами сердца своего. И наоборот: у того, во что нет никаких душевных сил уверовать, больше шансов оказаться истиной. Все религии и тайные учения льстивы по необходимости, иначе никто бы не согласился их исповедовать…
– Мы, кажется, отвлеклись, – набравшись духу, заявил Станислав Эдуардович. И потянулся за бутылкой – подсластить пилюлю.
– Было бы странно, если бы мы этого не сделали, – немедленно согласился с ним Майкл. – Весь мир есть сплошное отвлечение от главного в ущерб побочному. Даже ваш любимый библейский Бог этого не избежал. Как славно Господь начал: «да будет свет!», и как пошло кончил тьмой и скрежетом зубовным…
Кульчицкий в ответ весь напрягся, порозовел, всем сердцем своим, всей душою своею, и всем разумением своим, желая дать достойный отпор святотатцу и кощуннику. А пока он наскребал по сусекам памяти попрятавшиеся в смущении отдельные слова и фрагменты Писания, кощунник и святотатец угостился еще одной стопкой американской горилки, раздымился еще одной сигареткой и, не скрывая плотского удовлетворения, сообщил, что он, видите ли, даже в брюхе ощущает неземную легкоту, будто телом он качает, как снежинка на лету. После чего посоветовал ожившему Игорю воспользоваться для опорожнения мочевого пузыря санузлом вместо стенного шкафа, уверяя, что первый для этого лучше приспособлен.
– Жестоковыйные! Люди с необрезанным сердцем и ушами! – вдруг отчетливо сложилось в голове Кульчицкого начало отповеди. Он открыл уже было рот, в надежде, что остальное вспомнится-сложится по ходу дела, но тут в этот самый ход дела вмешалась сама судьба в виде гонца своего – скромного охранника Сани. Гонец приблизился к решетке, приложился к ней пару раз дубинкой, потряс сообщением:
– Гражданин Кульчицкий, не знаю, что вы успели натворить за то время, что здесь находитесь, но зампрокурора Угорский только что подписал ордер на ваш арест. Так что прошу очистить помещение и следовать на дознание к «бэхам». Там они зачитают вам ваши права и обязанности, а я простой надзиратель, мое дело маленькое – до выхода из СИЗО вас доставить…
Если бы Станиславу Эдуардовичу сказали, что Анна Сергеевна Берг родила от него ребенка, он не был бы ошарашен больше. Сгоряча он даже вскочил на ноги, но тут же страшно побледнел и плюхнулся обратно. Игорь не нашел ничего лучше как вернуться в санузел, набрать горсть холодной воды и побрызгать ею на плейбоя. Не потерял присутствия духа один лишь Туров. Правда, ему не с чего было его терять. Бодрой, подчеркнуто трезвой походкой дошел он до решетки и, о чем-то таинственно пошептавшись с охранником, вернулся с дополнительной информацией.
– Станислав Эдуардович, о том, что вы здесь, наш Саня – кивок в сторону охранника, – пока еще никому по службе не докладывал. У вас есть возможность скрыться в неизвестном направлении либо с концами, либо на время, чтобы должным образом подготовиться к неприятностям: ну там с адвокатами посоветоваться, с девочками на прощание погудеть, с друзьями на посошок выпить…
– Сколько? – выдавил из себя Станислав Эдуардович сакраментальный вопрос всей своей немудреной жизни.
– Пустяки. Пять сотен. И о вашем визите не останется воспоминаний даже в журнале посетителей. Саня все устроит.
– А он надежный человек?
– Кто? Саня? – удивился Туров, машинально оглянувшись на охранника. Охранник, догадываясь о ком идет речь, застенчиво колупал дубинкой штукатурку.
– Обыкновенный нормальный продажный тип с полным комплектом всего человеческого, ему не чуждого, – последовал вердикт от Турова.
– Доверять ему можно? Он не поднимет шухера как только я выйду отсюда? – допытывался Кульчицкий.
– А это уже отдельная статья расходов. Пять сотен – это только за беспрепятственный выход из СИЗО. За забвение долга сроком на час сумму, думаю, придется удвоить. Правильно я говорю, Сань?
Вряд ли Саня слышал разговор, но о сути, конечно, догадывался, поэтому кивнул, нимало не сомневаясь в уместности этого жеста:
– Ну так… не живоглоты ведь…
– Итого: тысяча, – прошептал Кульчицкий. – Но за что? Почему?
– Было бы за что, с вас бы тысяч двенадцать содрали, – философски заметил Туров.
Кульчицкий перевел растерянный взгляд с Турова на Саню и обратно. Потом уставился на Игоря.
– Это все из-за тебя, из-за тебя, герой! Как только ты появился, так все пошло кувырком! На кого работаешь? – все более возбуждаясь, разорялся Станислав Эдуардович. – На них? – еще один кивок в сторону Сани. – На него? – невоспитанный тычок пальцем в Турова. – Или брать выше? На ФСБ? На Интерпол? А может, на Аникеева?..
– Действительно, – поддержал Кульчицкого Туров. – Ну-ка признавайся живенько на кого вкалывать изволишь, господин Суров? Если на меня, то так и скажи, я тебя в штат зачислю, жалованьем обеспечу. А если на кого другого, то я со своей стороны хотел бы дополнить приведенный Станиславом Эдуардовичем список несколькими аббревиатурами: ЦРУ, ГРУ, ПГУ, МИ-6, Моссад, НАШУК…
– Что еще за НАШУК? – озадачился Кульчицкий.
– Наружня Шукайка – разведка Украины, – просветил присутствующих Майкл.
