– Разрешите, Владлен Лаврентьевич? Данные об иконах, находящихся в розыске…
Капитан Кольцов положил перед генералом Копысовым листок с распечаткой. Владлен Лаврентьевич одним кивком и поблагодарил и отпустил подчиненного. Пробежался по распечатке глазами и озабоченно нахмурился. Странно, информация была любопытной и в то же время не являлась секретной. Наверное, из-за срока давности, – пожал плечами Копысов и не стал жадничать, прочитал информацию вслух. То, что он прочитал, для искусствоведов откровением не явилось. Кто же не знает, что Смоленская Богоматерь пропала во время Великой Отечественной, а Иерусалимская еще раньше – во время просто Отечественной. Или что подлинник иконы Тихвинской Богоматери предположительно находится в Чикаго, хотя ни одному российскому искусствоведу до сих пор не удалось убедиться в этом воочию. Тут-то генерал их и озадачил. Вопросом. Присутствуют ли в коллекции Кульчицкого копии поименованных икон.
– Вы полагаете, – начал было в замешательстве Архитравский, но не закончил. Копысов не дал.
– Я ничего не полагаю, профессор. Не мое это дело – полагать. Я подозреваю! И ваша обязанность либо рассеять эти подозрения, либо подтвердить. Лучше конечно последнее…
– Мы постараемся, – заверил генерала Гермоген. И перекрестился.
– Аминь, – подытожил Копысов. – И последний вопрос. Просьба отвечать по существу, без глупых уточнений и дерзких передергиваний. Это очень важно! Итак вопрос: После посещения известного нам всем частного хранилища икон, у кого-нибудь из вас не возникло, часом, непреодолимое желание всё бросить и срочно предаться делу спасения собственной души? Скажем, податься в баптисты, схимники, анахореты или сделаться адептом пифагорейского ордена?
Спросил и попытался просветить интеллигенцию насквозь знаменитым рентгеновским взором своего ведомства. Напрасная попытка. Интеллигенция смотрела на него во все глаза с одинаковым выражением на всех трех лицах. Лица выражали в равной мере обиду и подозрение, их выражение расшифровывалось примерно так: «Это что, очередная подлянка от ГБ или у лампасника крыша окончательно отбыла в неизвестном направлении?»
– Господи! – подумалось тем временем генералу. – Да у кого я спрашиваю! У них же от постоянного контакта с несуществующими потусторонними объектами давным-давно всё там атрофировалось. Непроницаемые души…
Вслух же сказал: шутка! И немедленно перескочил на сугубо деловитый тон, не оставляющий места для сомнений насчет его психического здоровья:
– Сейчас вас отвезут в ресторан позавтракать, а затем обратно в известный вам особняк. Работайте спокойно, без спешки, ударными темпами. Хозяин вас не побеспокоит, мы об этом позаботились…
Как ни бестолкова по природе своей интеллигенция, но даже она поняла, что аудиенция окончена и они свободны – в пределах подписки о неразглашении и других нормативных и ненормативных документов данного ведомства.
Генерал щелкнул кнопкой селектора: «Гагому ко мне!»
В дверь вкрадчиво постучали. Генерал прислушался. Морзянка. Прямым текстом, без шифровки. «Я тоже человек, у меня тоже срочное совещание, между прочим, с вашими бывшими соратниками по борьбе за построение Царствия Небесного в отдельно взятой державе». Копысов не стал мелочиться, рассыпаться пальцами в ответном стуке. Его зашифрованный ответ был ясен без дешифровки. Грохот по столу генеральским кулаком может означать только одно: «будьте любезны, не сочтите за труд навестить меня немедленно, я вас долго не задержу, максимум пять лет особого режима».
Поверили на слово, вошли. Читатель уже встречался с этим персонажем, правда, в другом месте и под другим именем. Под нынешним своим именем и в этом месте она производил не менее элегантное впечатление. Светло-серый летний костюмчик от «Братьев Брукс», рубашечка голубенькая, вместо галстука амулетик на золотой цепочке. Интеллектуальная плешь сияет ухоженностью. Стального цвета глаза из-под черных мохнатых бровей смотрят с дерзкой уверенностью. Во всем, а не только в завтрашнем дне.
– Мон женераль, я к вашим услугам! – Ариман картинно щелкнул каблуками и поклонился на прусский четкий манер. С незапамятных времен он почему-то усвоил себе привычку в общении с вышестоящими уснащать свою речь французскими словечками, а телодвижения – штык-юнкерскими ухватками. С клиентами по основному своему ремеслу он вел себя совершенно иначе: вальяжно, покровительственно, щеголяя изысканным языком бар девятнадцатого столетия.
– А-а, агент ДэКа ноль-один-семь-два-три дробь сто девять, агентурный псевдоним «Шаман»! Здравствуйте, – подколол в ответ генерал Копысов, который так же любил французские словечки, да и вообще любые иные нерусские, как бык любит красную тряпку, или правоверный мусульманин – свинину.
Ариман на буквы, цифры и псевдоним отреагировал очень просто – вдруг утратил прусскую статность телеграфного столба и приобрел непринужденность паркетного угодника: подошел к столу и развалился на стуле.
– Са ва, мон женераль?
Копысов окинул агента неприязненным взором. Так глядит военная кость на штатские косточки.
– Что еще за сова, Аримоша? А филины тебе не мерещатся?
– Я всего лишь спросил «как дела», мон женераль, – улыбнулся «Аримоша». – А теперь спрошу «Как поживаете?» Следите, мон женераль, за артикуляцией, чтоб вам не почудилось чего-нибудь не того. Итак: коман тале ву?
– Ага, комнату заметил, это уже лучше, – как бы сам с собой рассудил Копысов. – Коньяк будешь?
– Жё иэ рьэн контр, мон женераль. Авэк плезир!
[56]
– Эх, – мечтательно откинулся на спинку кресла генерал, – почирикал бы ты этак во время оно, живо б тебе связи с французской разведкой припаяли и десять лет без права переписки отвесили.
– Без права переписки с кем, мон женераль, с французской разведкой?
– Позубоскаль, позубоскаль, шаромыжник, – устало бросил Копысов, трижды нажимая на кнопку вызова адъютанта. Шаромыжник слетал в нагрудный карман пиджака за сигарой, обрезал кончик золотыми ножничками, щелкнул зажигалкой, раскурил, вежливо осведомился:
– Пермэтэ ву? Вы позволите?
Копысов махнул рукой: ладно уж, воняй.
Постучавшись и дождавшись приглашения, вошел адъютант в сопровождении официантки в строгом белом передничке ниже колен. Не утруждая себя ни книксеном, ни улыбкой, официантка переместила с подноса на стол две рюмки коньяка, блюдце с тонко нарезанным лимоном, сахарницу с сахарной пудрой и фарфоровую розетку с измельченным в пыль зернистым кофе.
– О, – тонко улыбнулся Ариман Гагома, – коняк а-ля Николя Дёзьем!
[57]
– Не доза, а порция. Полуторная. Как последний царь-батюшка пивал, – наставительно заметил Копысов. – Рекомендую. Губа у него была не дура. Чего о мозгах, увы, не скажешь…
