– Простите, – заинтересовался гость оратором, – кто это, который говорит такие возмутительные для русского уха речи?
Переводчик в смятении заглянул в красочную программку вечера.
– Это видный анархо-монархист Валериан Остервенецкий, – ответил кто-то женским голосом с чудной хрипотцой.
Плейбой вздрогнул, обернулся и поднял на неё свои чистые, серьезные, смелые глаза, способные без приглашения проникать глубоко в душу человека и сильно огорчаться застигнутому там раздраю.
– Вы действительно считаете нас, плейбоев, лощеными сукиными детьми или это было сказано в пылу публичности? – спросил мистер Эббот первое, что пришло ему в голову.
– Судя по цвету ваших парусов, лично вы бы хотели, чтобы вас сочли за человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную – роль Провидения? – пленительно улыбнулась Анна Сергеевна.
– Кем бы я себя ни считал в глубине моей мелкой душонки, одно могу сказать, ничуть не погрешая против истины: для меня – великая честь удостоиться из столь прелестных уст столь отборной брани, вместо шаблонного набора сентенций феминистской веры, – изрек плейбой, ослепив собеседницу приветливым оскалом безукоризненных зубов, который где-то там, на Дальнем Запада, всерьез полагают дружеской улыбкой.
Анна Сергеевна уже начала что-то отвечать, когда плейбой вдруг беспардонно перебил ее, чем моментально, не прибегая к неубедительным и многословным доводам, доказал: если он и сукин сын, то все же не лощеный. Просто намеки иногда доходят до него, как до жирафа, с некоторым опозданием.
– Здравствуй, Ассоль! Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Я посажу тебя на корабль, и ты уедешь в блистательную страну, где заходит солнце и где голливудские звезды спустятся со своих небес, чтобы поздравить тебя с приездом.
Сказать, что это наглое заявление обескуражило Анну Сергеевну – значит, ничего не сказать. Без пошлых сравнений тут не обойтись. А коли так, сравниваем. В смысле – пошлим. Патроны кончились. Пулемет запнулся. Чапай запаздывает. Анька в отчаянии. Колчак на белом коне… Никогда еще мэр со своими благоглупостями не казался Анне Сергеевне столь кстати. На мгновение ей даже почудилась развевающиеся полы черной бурки за широкими плечами городского головы.
– Мистер Эббот, – попытался мэр завладеть вниманием гостя, не прибегая к услугам переводчика, – разрешите обратить ваши взоры вон на то белое двенадцатиэтажное здание с зеленой крышей. Это муниципальная трехзвездочная ночлежка для бездомных. Стоимость номера не превышает пяти долларов за ночь. Причем в каждом номере предусмотрена полка со священными писаниями на любой религиозный вкус. Упанишады, Авеста, Библия, Бхагавадгита, Коран, Лунь Юй, Тайная Доктрина, Интерпретация снов, – практически каждый бродяга имеет шанс спасти мир, читая на ночь то святое писание, к которому лежит у него душа, предварительно предав ложные учения огню в специально предназначенном для этого дела камине.
– Камин в каждом номере? – удивился американец. – Но это же неэкономично!
– Зато безопасно. Таким образом предотвращаются пожары, смуты и бунты. Но самое любопытное в этом здании то, что оно полностью построено и содержится за счет денежных штрафов, взимаемых с граждан, позволяющих себе нецензурную брань в общественных местах.
– Относится ли этот запрет только к русскому мату или распространяется на все языки народов России?
– Оу, – воскликнул мэр, радуясь возможности проявить гостеприимство без ущерба для высоких принципов, – я понимаю ваше беспокойство, мистер Эббот, и могу вас обрадовать: на английскую ругань этот запрет не распространяется. Можете смело пересыпать вашу речь факами и щитами…
Гость не смог скрыть своего разочарования. А он-то, старый козел, всю ночь как нанятый зубрил эти непроизносимые русские матюги, надеясь блеснуть ими в подходящий момент. Досадное упущение со стороны мисс Атвуд. Впрочем, злиться на нее – грех. До того ль голубушке было… Проплыть девять миль под водой – не шутка. Да еще и неизвестно, что там, на этом секретном объекте ее ожидает: какие ловушка, какие сети, какая сигнализация… Пристыженный самим собой плейбой взял себя в руки, чтобы задать приличествующий теме вопрос.
– Надо полагать, число любителей соленого словца значительно сократилось?
– К счастью, нет, – поспешил успокоить его мэр. – Правда, не скрою, материться стали осторожнее, но и мы не лыком шиты: теперь наши инспекторы нравственности носят такую униформу, что их практически невозможно вычислить в толпе отдыхающих. Кстати, наши собачьи патрули, которые своей неусыпной службой обеспечивают финансирование строительства четырехзвездного приюта для бродячих животных, также вскоре перейдут на маскировочную форму одежды. Как замечательно выразился ваш великий соотечественник Ралф Уолдо Эмерсон, истинный показатель цивилизации – не уровень богатства и образования, не величина городов, не обилие урожаев, и даже не облик человека, воспитываемого страной, но искренняя озабоченность общества своими отбросами, – теми людьми и животными, которые еще не нашли или уже потеряли свое место в этой пыльной жизни…
– У вас впечатляющая база благих намерений, – пробормотал мистер Эббот и, не найдя что бы еще прибавить к сказанному (поскольку, в отличие от своего великого соотечественника, не считал созерцание, интуицию и экстаз пророческого вдохновения лучшим способом постижения не только истины, но даже государственных тайн вероятного противника), присоединился к толпе, освистывавшей прихлебателя наглых североатлантических агрессоров. Толпа, заметив, что к ней примкнул даже представитель НАТО, озадаченно смолкла.
– Остроумно, – похвалила плейбоя пришедшая в себя феминистка. Плейбой зарделся от удовольствия и чтобы скрыть, возможно, даже от себя самого свое замешательство, решил проявить соответствующее обстоятельствам любопытство.
– Мистер мэр, скажите, лицо оратора на самом деле покрыто боевой раскраской или это мне только кажется?
Мэр, бдительно озираясь, понизил голос до конфиденциального полушепота:
– На самом деле, сэр. Дело в том, что незадолго до вашего прибытия, этот оратор попытался приобрести вне очереди кружку контрабандного кваса, за что и был слегка раскритикован экспансивными любителями этого напитка.
– Контрабандного? – повторил плейбой, надеясь, что ослышался. Но не тут-то было. Заговорщицкий кивок мэра подтвердил, что и со слухом у гостя все в порядке, не только со зрением…
– Приготовьтесь, мистер Эббот, – прошептал мэр. – Еще два оратора и настанет ваш черед…
– Мой черед?! – ужаснулся американец.
– Ну да, – просто, как о чем-то само собой разумеющемся, пожал плечами мэр. – Вводная лекция в основы плейбоизма, как договаривались…
– Но, – побледнел плейбой, – я думал… я не думал, что мне придется выступать при таком стечении разнородной публики… Я полагал… – и гость умолк, заметив, что мэр, вцепившись в края трибуны, уже объявляет следующий номер.
