Seine Majestät der König hat es darauf abgelehnt, den französischen Botschafter nochmals zu empfangen, und demselben durch den Adjutanten vom Dienst sagen lassen, daß Seine Majestät dem Botschafter nichts weiter mitzuteilen habe.
Упомянутый в заявлении Adjutant vom Dienst — это обозначение высокопоставленного придворного, но слово почти совпадает с французским adjudant. Заявление Бисмарка было немедленно переведено парижским новостным агентством Havas и разослано во все газеты, которые опубликовали его в своих экстренных выпусках, тут же поступивших в продажу. В версии Havas слово Adjutant не было переведено, оно приводилось в оригинальной форме. Эффект от одного этого слова был чудовищный. Французское слово adjudant означает старшину. Получалось, что к французскому послу отнеслись крайне пренебрежительно, передав ему послание кайзера через военного столь низкого ранга. Французы были в бешенстве. Через шесть дней они объявили войну.
Весьма вероятно, что именно такого эффекта — начала войны — Бисмарк как раз и добивался, но вряд ли он для этого так составил свое заявление, чтобы оно было неверно истолковано из-за существования во французском слóва, сходного с немецким по звучанию, но отличного по смыслу. В конце концов, это же не Бисмарк, а агентство Havas оставило во французском тексте немецкое слово Adjutant.
В жизни вообще, а в переводе в особенности, трудно предугадать, к чему приведут наши слова и действия.
При переводе детектива Фред Варгас я столкнулся с комически высокопарным монологом, в котором использовались знаменитые строчки Виктора Гюго. Чтобы воспроизвести, как мне казалось, эффект неуместной гиперболы, я вставил в свой перевод слегка измененную цитату из речи Уинстона Черчилля. Но это не сработало. Одна критикесса отчитала меня за слова Черчилля, которых не было в оригинале. Можно ли винить ее за то, что она не знала, какого эффекта я стремился достичь? Конечно нет. Замена Гюго Черчиллем была всего лишь увлекательной игрой ума. Нельзя ожидать от читателей, что они поймут, что эта замена должна была произвести эквивалентный эффект, потому что невозможно оценить, вызвала она его или нет.
Столь же неудачную попытку достичь эквивалентного эффекта можно найти в коробках со звуковыми дорожками, которые Жак Тати использовал для своего оскароносного фильма «Мой дядя» (Mon Oncle). Еще до выхода фильма на экраны Тати решил самостоятельно создать англоязычную версию. Он переснял некоторые сцены, в которых фигурировали уличные вывески, написав School, Exit вместо École, Sortie
[158] и так далее. Ему сказали, что замена вывесок приводит к путанице — непонятно, где на самом деле происходит действие. Для устранения этой проблемы он заменил фоновую музыку англоязычной версии более «французистой», и именно поэтому архивы Тати содержат коробки, надписанные ambiance française pour version anglaise — французская атмосферная музыка для английской версии. Но это тоже не сработало. Несмотря на все старания, My Uncle
[159] так и не произвел эквивалентного эффекта, потому что дистрибьюторам и зрителям очень нравился французский оригинал. Английская версия со всеми своими французскими эффектами шла всего несколько недель в единственном нью-йоркском кинотеатре, а затем на полвека сошла с экранов.
Рабское следование идеологии эквивалентного эффекта способно сыграть с переводчиком злую шутку: если эффект и возникнет, то может оказаться совершенно непредвиденным. Центральный персонаж незаконченного литературного триллера Жоржа Перека под названием «53 дня» — следователь, расследующий исчезновение автора триллеров по фамилии Сервал. На столе писателя он находит его последний неоконченный роман и узнает от машинистки, что по меньшей мере одна из глав была скопирована из другой книги. Следователь внимательно сравнивает два текста — Перек предлагает нам вымышленный двухстраничный оригинал — и замечает, что при копировании некоторые слова были изменены. Удивительно, что все это двенадцатибуквенные слова и их двенадцать штук. Он выписывает их заглавными буквами, и из них образуется два словесных квадрата:
Следователь некоторое время рассматривает эти квадраты, но не может уловить смысл и откладывает в сторону. Конец главы.
Однажды, когда я уже начал переводить этот роман, в мой кабинет в Манчестере ворвалась аспирантка с вопросом, заметил ли я, что этот чертов Перек на самом деле поместил важный ключ в список слов, размещенный в левой колонке (см. выше). Если читать по одной букве в строке по диагонали, начиная с левого верхнего угла и до нижнего правого, получается название горного массива на юго-востоке Франции, которое служит и первым словом в названии знаменитого романа Стендаля. Надеюсь, вы это видите. До того момента никто — даже редакторы и издатели посмертного романа Перека — этого не замечал. Браво! — сказал я Хизер, моей востроглазой ученице. А мне-то что делать?
Бездумно стремясь достичь эквивалентного эффекта, я сделал следующее: подправил английский перевод псевдокопированного текста, чтобы включить в него двенадцать двенадцатибуквенных слов, которые при выписывании в столбик сохраняют референциальное, самореференциальное и истинное значение левой колонки Перека:
Но, вставив невидимый ключ и оставшись весьма довольным собой, я пошел дальше и изобрел совершенно фиктивный список взамен тех двенадцати слов, которые Сервал использовал для маскировки оригинала. Эти слова должны были вписываться в нужные места скопированного текста, поэтому мой выбор для списка 2 повлиял на список 1 и соответственно на формулировки фраз в переводе предполагаемого источника. Не один день Рим строился. А поскольку задачка оказалась такой головоломной, я решил придать ей личный оттенок, которого не было во французском. Вот два английских списка:
Оказался ли эффект всей этой работы эквивалентным? У меня нет никаких доказательств, что моя имитация игры Перека хоть как-то сказалась на читателях. Либо письмо от восторженного фаната задерживается на двадцать лет.
Еще более очевидная проблема, связанная с эквивалентностью эффекта, заключается в отсутствии рулетки для измерения эквивалентности. Эффекты, в особенности общие впечатления от масштабных произведений, невозможно извлечь из людей и измерить. И никакой читатель не может оценить, какой эффект на него оказали две языковые версии одного и того же текста. Ведь чтение текста всегда происходит на языке, а не между. Различия между языками А и В — материя тонкая, но одно известно наверняка: промежуточной необитаемой лингвистической земли не существует, как нет точки между Дувром и Кале, где можно было бы стать на воду и посмотреть на французский и английский одновременно.
