Священник.
Врач.
Нигерийцы арестовали всех служителей церкви Святого Духа, остававшихся со своей паствой в Биафре до конца. Большинство из них были ирландцами. Население их любило. Если они строили церковь, то поблизости, в обязательном порядке – школу. Дети, а также простые женщины и мужчины думали, что все белые люди были священниками, а потому они часто улыбались мне или Вэнсу и говорили: «Здравствуй, отец!»
Святые отцы депортированы навсегда. Их преступление состояло в том, что во время войны они оказались способными на сострадание.
Утром нас отвезли на «Пежо» в госпиталь, где работал французский доктор. Название деревни, где он находился, звучало как крик ребенка: «Ауо-Омама».
Я объяснял образованному биафрианцу:
– Американцы не очень хорошо знают, что происходит в Биафре, но про детей им известно.
– Мы благодарны, – отвечал тот. – Но хотелось бы, чтобы они знали больше. Они думают, будто мы – умирающая нация. Ничего подобного! Мы только что родившаяся энергичная современная нация. У нас есть врачи, больницы. Существуют программы общественного здравоохранения. Здесь так много болезней потому, что наши враги используют дипломатические и военные средства с единственной целью – уморить нас голодом.
О квашиоркоре. Это редкое заболевание, вызванное недостатком белка. Лечение его не представляло труда – пока Биафра не была блокирована.
Более всего страдают от нее дети беженцев, которых выгнали из дома, а потом с обочин дорог загнали в лес «МиГами» и бронированными колоннами. Биафрианцы – не лесное племя. Они живут в деревнях; они – фермеры, ремесленники, служащие, бизнесмены. У них даже нет оружия, с помощью которого можно охотиться. В лесу они кормили своих детей теми фруктами и корнями, какие можно было найти. В конце концов их рацион был сведен к воде и чистому воздуху.
Так квашиоркор стал массовым заболеванием.
Волосы детей рыжели. Кожа трескалась, как кожура спелого помидора. Живот распухал. Руки и ноги становились похожими на палочки от леденцов.
В Ауо-Омама мы втроем с трудом пробирались сквозь толпы таких детей. Если мы опускали руки, дети хватали нас за пальцы – по пять детей на одну руку. Странно, но палец незнакомца позволял ребенку какое-то время не плакать.
Пролетел «МиГ», несколько раз выстрелил, но на сей раз никуда не попал. Хотя раньше попадания в госпиталь были. Наш гид предположил, что за штурвалом самолета сидит либо египтянин, либо восточный немец.
Я спросил сестру-биафрианку, в чем более всего нуждается госпиталь.
– В еде, – ответила она.
У народа Биафры есть свой Джордж Вашингтон. Таковым он остается три Рождества. Его звали и зовут Одумегву Оджукву. Как и Джордж Вашингтон, генерал Оджукву был на родине в ту пору одним из наиболее состоятельных людей. В свое время он окончил Академию в Сандхерсте – британский аналог Вест-Пойнта.
Мы провели с ним час. Затем он пожал нам руки и поблагодарил за то, что приехали.
– Если мы будем идти вперед, то умрем, – сказал он. – Если станем отступать, то погибнем. Поэтому мы идем вперед.
Генерал Оджукву был на десять лет моложе нас с Вэнсом. Многие издеваются над ним за то, что он не погиб со своими войсками.
Может, они и правы.
Если бы он умер, это был бы еще один труп среди миллионов мертвых.
Когда мы встретили его, это был спокойный, грузный человек. Курил сигареты одну за другой. Сигареты в ту пору в Биафре стоили уйму денег. Генерал был в камуфляжной куртке, несмотря на то что сидел в прохладной гостиной в большом удобном плюшевом кресле.
– Должен вас предупредить, – сказал он, – мы находимся в радиусе выстрела их артиллерии.
У него был юмор висельника – все вокруг рушилось, а он сохранял спокойствие и поддерживал уверенность в себе. Отличный юмор.
Такой же тип юмора был характерен и для его непосредственного подчиненного, генерала Филипа Эффионга.
На его счет Вэнс заявил следующее:
– Эффионгу следовало быть вторым человеком в стране. Забавнее его – только командующий.
Шутки.
Вскоре Мириам стали раздражать мои разговоры, и она усмехнулась:
– Вы не можете открыть рот без того, чтобы не пошутить!
Это было правдой. Шутка была моей естественной реакцией на го́ре и страдания, с которыми я ничего не мог поделать.
Шутки Оджукву и Эффионга были связаны с тем преступлением, которое биафрианцы совершили и за которое их так жестоко наказывали столь многие нации. Суть преступления такова: они сами хотели стать нацией.
– Они называют нас точкой на карте, – сказал генерал Оджукву, – и никто толком не знает, где она находится.
Но внутри той точки живут 700 юристов, 500 врачей, 300 инженеров, 8 миллионов поэтов, 2 первоклассных романиста и бог знает кто еще – около одной третьей части всех чернокожих интеллектуалов Африки.
Ничего себе, точка!
Эти интеллектуалы попытались рассредоточиться по всей Нигерии, но там им стали завидовать, преследовать их и уничтожать. Тогда они вернулись в родные края, в эту самую точку.
Теперь точка исчезла. Опля!
Когда мы встретили генерала Оджукву, его солдаты готовились к бою, имея в своем распоряжении всего тридцать пять винтовочных патронов. Больше взять было неоткуда. До этого они неделями жили на одной чашке гари в день. Рецепт гари таков: добавьте воды в размолотый корень кассавы.
Теперь у солдат нет даже гари.
Генерал Оджукву описал нам типичную атаку нигерийской армии:
– Двадцать четыре часа они молотят по нашим позициям из артиллерии, а затем отправляют бронетранспортер. Если по бронетранспортеру кто-то стреляет, они отводят его, и артподготовка продолжается еще двадцать четыре часа. Когда вперед идет пехота, они прикрываются живым щитом из беженцев.
Мы спросили, что происходит с беженцами, попавшими в руки нигерийцев. У генерала Оджукву шутки не нашлось. Он глухим тоном объяснил, что мужчин, женщин и детей разделили на три группы и увели.
– Вы не хуже меня понимаете, – добавил генерал, – что случилось потом. – Он сделал паузу, а затем промолвил: – С мужчинами, женщинами и детьми.
Нам дали отдельные комнаты с душем в бывшем помещении учительского колледжа в Оверри, столице Биафры. Город был сначала захвачен нигерийцами, затем освобожден биафрианцами, и это была их единственная крупная победа в войне.
Нас отвезли в тренировочный лагерь на окраине Оверри. У солдат не было настоящих боеприпасов. Во время тренировочных атак пехотинцы кричали: «Бах!» А пулеметчики в ответ: «Тра-та-та-та-та!»
Офицер, который водил нас по разным местам, также выпускник Сандхерста, заметил:
