– Не было бы никаких проблем, если бы не бензин.
Он говорил об обширных запасах нефти, находившихся у нас под ногами.
Я спросил его, кому принадлежит нефть, и ждал, что он гордо сообщит, что она является собственностью народа Биафры.
– Мы ее не национализировали, – ответил офицер. – Она все еще в собственности «Бритиш петролеум» и «Шелл».
В его голосе не звучало ни ожесточенности, ни злобы. Я вообще не встречал ожесточенных или злобных биафрианцев.
Генерал Оджукву дал нам ключ к пониманию того, почему биафрианцы были способны так долго нести такие тяготы и не ожесточились. Им всем присуща эмоциональная и духовная сила, чувство принадлежности к огромной семье. Мы попросили генерала рассказать нам о своей семье, и он ответил, что в его семье – три тысячи человек и он каждого знает в лицо, по имени, знает, что о нем думают и говорят другие.
Более типичная биафрианская семья может состоять из нескольких сотен человек. Кроме того, в стране не было сиротских домов, домов престарелых, не было никакой нужды в общественной благотворительности. А в самом начале войны никто не имел даже представления о том, что нужно делать с беженцами. Семьи сами заботились о всех – совершенно естественным образом.
Семьи были укоренены в земле. Не было биафрианца – каким бы бедным он ни являлся, – чтобы у него не было огорода.
Чудесно!
Семьи часто собирались – и мужчины, и женщины, – чтобы осудить семейные дела и проголосовать за то или иное решение. Когда началась война, воинскую повинность не ввели. Сами семьи решали, кто пойдет воевать.
В более счастливые времена семьи голосовали по поводу того, кто отправится в колледж, что и где будет изучать. Решив, сбрасывались на одежду, проезд и обучение. Первым человеком, чье обучение в колледже полностью оплатила семья, был врач, получивший степень доктора в 1938 году. С той поры стремление к высшему образованию в любых его формах стало настоящей манией.
Эта мания, не исключено, и явилась причиной гибели Биафры – в не меньшей степени, чем наличие в ее землях нефтяных запасов. Когда в 1960 году Нигерия стала независимым государством, сформированным на основе двух бывших британских колоний, Биафра была его частью, и биафрианцы получили лучшие должности в промышленности, в государственных структурах, в больницах и школах – именно потому, что они были так хорошо образованны.
И за это их ненавидели – лютой, животной ненавистью.
Поначалу в Оверри было спокойно. Не скоро мы поняли – падет не только Оверри, но вся Биафра. Когда мы приехали, правительственные учреждения поблизости уже готовились к эвакуации. Я узнал для себя кое-что новое: столицы могут погибать молча.
Никто нас не предупреждал. Все, с кем мы говорили, улыбались. И улыбка, которую мы видели чаще всего, принадлежала мистеру Б. Н. Уначукву, начальнику отдела протокола Министерства иностранных дел. Только подумайте: к концу войны у Биафры осталось так мало союзников и сочувствующих, что начальнику протокола не оставалось ничего, кроме как добиваться расположения пары романистов да преподавателя английской литературы.
Он составил список наших встреч с министрами, писателями и деятелями сферы образования. Каждое утро присылал нам машину с водителем и гидом. Вскоре мы заметили: с каждым днем его улыбка становилась все более печальной.
В пятый день нашего пребывания в Биафре не было ни доктора Уначукву, ни шофера, ни гида. Мы ждали и ждали на крыльце. Потом подошел Чинуа Ачебе, молодой романист. Мы спросили, есть ли какие новости. Он ответил, что больше не слушает новостные программы. Ачебе не улыбался, прислушиваясь к чему-то меланхоличному, может, даже прекрасному, но – далеко-далеко.
У меня есть роман Ачебе «Все распадается» с автографом автора.
– Я бы пригласил вас к себе домой, – произнес он, – но у нас ничего нет.
Мимо проехал грузовик с офисной мебелью. У всех грузовиков в Биафре на борту написаны их имена. У этого краской было выведено: «Медленная ярость».
– Но ведь должны быть какие-нибудь новости! – настаивал я.
– Новости? – эхом отозвался Ачебе. – Подумал, потом сказал мечтательно: – Только что за тюремной стеной нашли массовое захоронение.
Ходили слухи, объяснил он, что нигерийцы расстреляли много горожан, когда Оверри находился в их руках. Теперь могилы отыскали.
– Могилы, – промолвил Чинуа Ачебе. Могилы ему были явно неинтересны.
– Что вы сейчас пишете? – спросила Мириам.
– Пишу? – переспросил он. Было очевидно, что он не пишет ничего. Просто ожидает конца.
– Заупокойную мессу на ибо, – ответил Ачебе.
Ибо был его родным языком.
Подошла хорошенькая девушка Розмари Эгонзу Эзирим. Она была зоологом и работала над проектом снабжения рыбных ферм проточной водой.
– Проект временно закрыли, – сообщила она, – поэтому я сочиняю стихи.
– Все проекты временно закрыты, – отозвался Чинуа, – поэтому мы все пишем стихи.
Остановился Леонард Холл из «Манчестер гардиан». Он сказал:
– Больше всего судьба Биафры напоминает судьбу евреев в Варшавском гетто.
Он был прав. Евреи из Варшавы понимали, что их убьют, что бы они ни сделали, а потому предпочли умереть сражаясь.
Биафрианцы продолжали говорить внешнему миру, что нигерийцы хотят их всех убить, но на внешний мир эти слова впечатления не производили.
– Трудно доказать факт геноцида, – заметил Холл. – Если кто-то из биафрианцев выживет, значит, геноцида не было. Если не выживет никто, кто станет жаловаться?
Подошел мужчина из беженцев, с протянутой рукой, потирая другой рукой живот. Закатил глаза.
– Еды нет, – сказали мы.
Потом совершенно здорового вида девушка предложила нам кварту меда за три фунта. Как я уже писал, основу экономики здесь составляло свободное предпринимательство.
День получился лениво-неторопливым.
Мы спросили Розмари о круглом ярко-оранжевом значке, который она носила.
– Это «Дочери Биафры», – объяснила Розмари. – Вставай! Вперед!
В центре значка была изображена винтовка.
Розмари добавила, что «Дочери Биафры» разными доступными способами поддерживают войска, ухаживают за ранеными, иногда участвуют в партизанской войне.
– Когда есть возможность, мы идем на передний край. Приносим мужчинам маленькие подарки. Если они плохо воюют, мы их ругаем, и они обещают исправиться. Мы говорим им – они узнают, когда дела будут обстоять действительно плохо, потому что тогда в окопы явятся женщины. Женщины сильнее и отважнее мужчин.
Может, так оно и есть.
– Чинуа, что вам прислать, когда мы вернемся домой? – спросил Вэнс.
– Книги, – ответил тот.
