Мэр Сейбелс только что передал ее мне, написанную большими буквами.
Я ГЛУБОКО ПРИЗНАТЕЛЕН ЗА ПРЕДОСТАВЛЕННУЮ МНЕ ЧЕСТЬ И ПРАВО ДОНЕСТИ ДО ВАС ЭТО ПОСЛАНИЕ: «ЕДИНАЯ НАЦИЯ ПОД ЕДИНЫМ БОГОМ» (ТАК ОНО НАЧИНАЛОСЬ), ПРЕДМЕТ, ЧРЕЗВЫЧАЙНО ДОРОГОЙ МНЕ, А ТАКЖЕ МИЛЛИОНАМ АМЕРИКАНЦЕВ ВСЕХ ВЕРОВАНИЙ, ЦВЕТА КОЖИ И РАС. И ОЧЕНЬ ВАЖНО ТО, ЧТО МЫ НАЧИНАЕМ НАШУ КОНВЕНЦИЮ СЕГОДНЯ, В ВОСКРЕСЕНЬЕ, С ТОРЖЕСТВЕННОГО БОГОСЛУЖЕНИЯ.
Я пристал к одной из сотен достигших брачного возраста девиц, прилетевших сюда, в Майами, за свой счет. Они являют собой живое доказательство того, что молодежь без ума от мистера Никсона. Накануне на вечеринке для молодежи и знаменитостей я слышал их восторженные вопли по поводу Этель Мерман.
– Я из журнала «Харпер», – произнес я. – Хотел вас спросить: может ли, по вашему мнению, атеист быть хорошим президентом Соединенных Штатов?
– Даже не представляю, как это могло бы быть, – ответила она.
– Почему нет?
– Ну, как вам сказать? Ведь наша страна находится под покровительством бога.
– А мог бы быть хорошим президентом еврей?
– Об этом я мало что знаю, – ответила девица.
Прелестное белое дитя. Нехотя я оторвал от нее свой взгляд. И что же я увидел? Десять американских индейцев, сидящих в вестибюле гостиницы в набивных креслах. Девять из них были огромные индейцы-мужчины. Десятый мальчик.
Цветом индейцы напоминали красное дерево.
Они не разговаривали, не вертели по сторонам головами, чтобы увидеть, кто есть кто.
Перед ними стоял кофейный столик, на нем лежал привезенный издалека, отпечатанный на ротаторе текст послания. Индейцы принадлежали к разным племенам.
Как я потом узнал, на послании был выведен следующий адрес: «Кому: Ричарду М. Никсону, президенту США».
В послании, в частности, говорилось:
Нашего вида сегодня постыдился бы сам Господь Бог. Страна, которая позволяет, чтобы часть народа жила в условиях, противоречащих ее собственным принципам, условиях, чреватых ежедневной дискриминацией и бесчеловечным отношением, – эта страна поистине полна ненависти, алчности и равнодушия.
К индейцам я не пошел. Сначала поболтал со знакомым репортером. Он рассказал мне, что́ доктор Дэниел Эллсберг, обнародовавший документы Пентагона, сообщил по поводу Генри Киссинджера, удивительно удачливого советника президента по международным делам. Он заявил: «Сделка, которую Фауст заключил с Мефистофелем, ни в какое сравнение не идет с тем, что сделал Генри».
Остро́та показалась мне замечательной. Эллсберг случайно оказался на конвенции. Никто, похоже, его не замечал, хотя он защищал именно те ценности, которые республиканцы считали предательством и злом. Происходило это, вероятно, оттого, что Эллсберг выглядел как простой сотрудник охраны.
Я рассказал своему приятелю, что смотрел по телевизору, как доктор Киссинджер одарял добродушными улыбками и своими автографами двух маленьких девочек в платьях из белого органди. Своими разговорами о Мефистофеле Эллсберг, безусловно, попал в точку, потому что то, что я видел тогда на экране, казалось мне действительным воплощением зла.
Маленькие девочки являли собой саму жизнь во всей ее юной красоте, добавил я. Любой же человек на посту доктора Киссинджера сегодня становится причиной новых бессмысленных смертей – как во Вьетнаме, так и на нашей стороне. Может, погибают даже маленькие девочки в белых платьях! Сама должность чревата злом. И нет ничего более отвратительного, чем то, что я видел на телеэкране – человек, занимающий такой пост, как добрый дядюшка мило улыбается детям и раздает автографы.
Вскоре я заметил Эбби Хоффмана, клоуна-революционера. Его раз десять останавливали люди из службы безопасности, которые все выглядели как доктор Эллсберг. Вид у клоуна Эбби был изнуренный. Его аккредитация была в порядке – он собирал материал для книги.
– Кого вы представляете? – спросил я.
– Журнал «Поле и река», – ответил он.
Мне показалось, что Эбби Хоффман больше не собирался паясничать. Многие от природы забавные люди, которые желали бы помочь лузерам, больше не будут кривляться и изображать клоунов. Они поняли, что клоунада не замедляет неуклонно-жестокого движения социальной машины. Более того, чаще всего клоунада становится для этого движения смазкой.
Кто-то говорит мне, что клоуны часто становятся самыми успешными революционерами. Такой вот, дескать, пикантный факт. Это неправда. Жестокая социальная машина в прошлом настолько нуждалась в клоунах для смазки своих частей, что она их сама же и производила. Вспомните испанскую инквизицию. Когда ей нужно было кого-нибудь публично сжечь заживо, она обривала этого человека с головы до ног, пытала, постепенно превращая в идиота, потом надевала на него дурацкий колпак и огненного цвета бумажный плащ и в довершение раскрашивала ему лицо или надевала маску.
Вот вам и клоун!
Мысль в том, чтобы сделать жертву смешной, а не жалкой. Жалость для социальной машины – все равно что ржавчина.
Я не хочу сказать, что американские победители собираются жечь американских лузеров на площадях своих городов; хотя, если бы они и начали это делать, я бы не удивился. Я говорю о том, что победители не обращают на лузеров никакого внимания, что также есть форма жестокости.
А делать это тем легче, чем больше сами жертвы или их представители стремятся выглядеть смешными. Даже если бы похожие на клоунов люди и не явились в Майами-Бич, чтобы превратить республиканскую конвенцию в ад, то здесь и без них хватило бы фриков всех мастей – в комиксах и агитационной литературе, которой тут навалом: агрессивных лесбиянок, жеманных гомосексуалистов, накачавшихся наркотиками хиппи, проституток, ожидающих съема, толстых черных мамаш с дюжиной малышей и отсутствием отца на горизонте.
Новость из официального органа партии «Первого понедельника»: Джерри Рубин, лидер политизированных хиппи, поддерживающий сенатора Джорджа Макговерна, «больше не считает», что люди должны убивать своих родителей, чтобы продемонстрировать приверженность переменам.
И так далее.
А эти индейцы в вестибюле отеля «Фонтенбло» сидели неподвижно и говорили мало потому, что дома их люди умирали от недостатка внимания, и они, эти посланцы, отлично знали: если они даже просто чихнут, это позволит кое-кому сразу выгнать их. Нужны нам тут всякие краснокожие клоуны!
В том, что индейцы сидели с видом каменного достоинства, и состояла главная опасность – они могли показаться смешными.
Эти индейцы потерпели унизительное поражение от белого человека в несправедливой и алчной войне. Им предложили выбор – смерть или безусловную капитуляцию, то есть жизнь в самых отвратительных условиях. Выбравшие жизнь, которую многие считают даром бога, теперь просили о милосердии. Средняя продолжительность жизни в их племенах составляла всего сорок шесть лет. Дети умирали с ужасающей регулярностью. Права на безраздельное распоряжение водными ресурсами были у них похищены. Многие лучшие их люди страдали от туберкулеза, наркомании и алкоголизма. Их школы, за которые отвечало правительство, были абсолютно безразличны к индейским представлениям о святости, как и белые законы, действовавшие на земле индейцев. Одной из вещей, которую приехали просить у президента Никсона индейцы, никогда и ничего ни у кого не просившие, была просьба – уважать и охранять с помощью закона религию их предков.
