ВОННЕГУТ: Нет, это будет недостаточно примитивное сообщество. Я хочу жить с людьми, которые вообще не думают – чтобы и мне не нужно было думать. Я устал от этого. Тем более что размышления не очень-то помогают. Человеческий мозг – слишком сильная машина для мелочовки практических забот, с которыми мы сталкиваемся в нашей Вселенной. Мне бы хотелось жить с аллигаторами, думать, как аллигатор.
«ПЛЕЙБОЙ»: А не может это чувство проистекать от усталости, вызванной тем, что вы недавно закончили новую книгу?
ВОННЕГУТ: Нет.
«ПЛЕЙБОЙ»: Хотя вы предпочли бы быть аллигатором, не могли бы мы все-таки еще поговорить о людях?
ВОННЕГУТ: Люди слишком хороши для этого мира.
«ПЛЕЙБОЙ»: Вы знаете о сообществах, в которые хотели бы вступить?
ВОННЕГУТ: Люди искусства составляют некую большую семью. Я полагаю, что принадлежу к ней. Художники обычно хорошо понимают друг друга, и никому ничего не нужно объяснять. В Нью-Йорке есть коммуна, она мне очень нравится, но я не хотел бы в нее вступать. Она основана одной моей знакомой. Там все со всеми трахаются. Это умно, поскольку формируется нечто вроде кровных связей. Конечно, в буквальном смысле связывает их не кровь, а некая иная жидкость, но и здесь возникает магическая связь, позволяющая одному человеку видеть в другом родственника. Моей знакомой пришлось потратить немало времени на создание этого сообщества, потому что существует множество людей, неспособных к подобному общению, неготовых сломать барьеры. Но все это действительно похоже на церемонию вступления в братство – как она описана в «Томе Сойере», где Том и Гек подписывают свою клятву кровью. Включены субстанции, лежащие в самом основании нашей жизни. Недавно я видел по телевидению фильм об исследованиях Верхнего Нила. Там британская экспедиция была остановлена вождем местного племени, и тот не позволял британцам двигаться дальше, пока они не смешают свою кровь с кровью вождя. В Нью-Йорке я знаю еще одну женщину – она организовала коммуну, основанную на ежевечернем совместном поедании огромных мисок чили со спагетти или рисом. Это тоже жизнеобразующие субстанции.
«ПЛЕЙБОЙ»: Это стремление жить сообществом хотя бы частично объясняет движение «фриков Иисуса», популярное среди молодежи. Но почему, как вы полагаете, их привлекает фундаменталистский вариант христианства?
ВОННЕГУТ: Выбор ядра для искусственно создаваемой большой семьи может быть достаточно произволен. Я уже говорил об искусствах, сперме, крови и спагетти. Христианство – такая же банальная и безобидная вещь. Вы знаете, что такое нуклеация? Я – нет, но притворюсь, будто знаю. Она имеет отношение к тому, чтобы определить, насколько большим должно быть нечто, чтобы не умереть, а, напротив, расти. Обычный пример – как зажечь огонь в угольной печке. Если зажженное вами пламя оказывается меньше определенного размера, оно погаснет. Но если больше – оно будет распространяться, пока не охватит все топливо в печке. Группы раковых клеток постоянно формируются в наших телах и постоянно же умирают, потому что эти группы не достигают размеров, необходимых для роста. В Америке нетрудно сформировать большую группу людей, кое-что знающих о христианстве, поскольку об этом предмете постоянно говорят. К примеру, большую компанию зороастрийцев собрать было бы сложнее. А вот христиан – сколько угодно. Есть также большие группы расистов. И тех, и других нетрудно заставить численно расти, особенно в обществе одиночек, таком как наше. Тут всего хватает.
«ПЛЕЙБОЙ»: То есть вы хотите сказать, что христианство вам нравится не больше и не меньше, чем миска спагетти по вечерам? Или что-нибудь иное, что может собрать вокруг себя большую семью?
ВОННЕГУТ: Христиане мне нравятся больше, чем кто-бы то ни было. Символом христианства являются добрые люди, сидящие вокруг общей миски.
«ПЛЕЙБОЙ»: Вы упоминаете о добрых людях, но каким-то образом эти разговоры про «фриков Иисуса» и большие семьи заставляют вспомнить Чарлза Мэнсона.
ВОННЕГУТ: Да, это так. Он принадлежал к большой семье. Собирал вокруг себя девиц с затуманенными мозгами, бездомных девиц; или, по крайней мере, девиц, которые чувствовали себя бездомными. И семья значила для них так много, что они готовы были что угодно для него сделать. Они были простушки, очень молоденькие.
«ПЛЕЙБОЙ»: Чем, как вы думаете, Мэнсон их подкупил?
ВОННЕГУТ: Он пожелал стать им отцом. Слабость нашего общества заключается в том, что мало людей хотят взять на себя роль отца, ответственность, стать организаторами, немногие могут подсказать, что нужно делать дальше. Если кто-то захочет это сделать, у него всегда найдутся последователи – в гораздо большем количестве, чем он мог бы контролировать. В нашем обществе обычная модель поведения отца состоит в том, что он отказывается от этой своей роли так скоро, как это только возможно – когда его ребенку исполняется шестнадцать лет. Я предполагаю, что Чарлз Мэнсон был готов взять на себя функции не только отца, но и деда, и прадеда. В нем была основательность, которой эти молодые люди не смогли увидеть в своих родителях.
«ПЛЕЙБОЙ»: А если твой отец оказался носителем зла, считай, что тебе не повезло?
ВОННЕГУТ: Именно! А как в иных случаях? Тебя родили и выбросили из своей жизни, а ты даже и понять этого не успел!
«ПЛЕЙБОЙ»: У вас есть предложения по поводу более здорового объединительного принципа, чем тот, что лежал в основании семьи Мэнсона?
ВОННЕГУТ: Конечно. Вместо убийства ядром такой семьи могут стать христианство или спагетти. Кстати, я рекомендую это для всех стран.
«ПЛЕЙБОЙ»: Есть ли способ, с помощью которого наша страна может способствовать росту больших семей?
ВОННЕГУТ: Есть. Это закон. Сейчас я пишу об этом в истории Килгора Траута.
«ПЛЕЙБОЙ»: Килгор Траут – вымышленный писатель-фантаст, образ которого вы использовали в своих романах?
ВОННЕГУТ: Да. Теперь он пишет роман о временах, когда наше правительство поймет, что оно не заботится должным образом о своем народе, потому что оно слишком медлительно и неуклюже. Оно хотело бы помочь людям, но никогда не поспевает вовремя. И тогда президент оказывается в Нигерии, где большие семьи существуют очень давно. Он находится под сильнейшим впечатлением, и неспроста. Большие семьи заботятся о больных и старых – о любом родственнике, попавшем в беду. Они делают это сразу, как только возникает необходимость, и правительству это не стоит ничего. И вот президент Соединенных Штатов возвращает домой и заявляет: главная проблема страны заключается в том, что ни у кого из граждан в непосредственной близости, на расстоянии вытянутой руки, нет достаточного количества родственников. Никто не может просто взять и крикнуть, чтобы те примчались помочь. Все обязательно должны заполнять бесконечные формы. Президент хочет с помощью компьютеров управления социальной защиты каждому американцу приписать тысячи родственников.
«ПЛЕЙБОЙ»: В произвольном порядке?
ВОННЕГУТ: Да. Человек выбрасывает из своего имени среднюю часть и вставляет туда имя, данное компьютером: имя греческого бога, название цвета, химического элемента, растения, животного. История начинается с того, что в Америку приезжает политический беженец, он не только должен принести стране присягу верности, но и принять новое среднее имя, которое ему выдаст компьютер. И получает его – Нарцисс. Теперь он Ласло Нарцисс Блитц. И у него по всей стране двадцать тысяч родственников с таким же средним именем от правительства. Он получает семейный каталог Нарциссов, подписку на месячный семейный журнал Нарциссов. В этом журнале много рекламных объявлений – работа, что продать, что купить!
