«ПЛЕЙБОЙ»: Какими бы ни были источники вашей популярности, за последнюю пару лет вы стали по-настоящему знаменитым. Сильно ли это изменило вашу жизнь?
ВОННЕГУТ: Большая проблема – почта. Мне кажется, я получаю столько же писем, сколько Эдди Фишер – в среднем шесть писем в день. Среди них много умных, хороших писем. Раньше я надеялся, что смогу ответить на все, но потом понял, что ничего у меня не получится. Стопки писем растут, и все это письма, на которые я обязан отреагировать. У меня была секретарша, с ее помощью я надеялся разобраться с немыслимой по объему корреспонденцией. Но потом оказалось, что полдня я трачу на то, что диктую письма. К тому же стоит мне ответить на письмо, как у меня появляется постоянный корреспондент, и, таким образом, объемы почты увеличиваются в геометрической прогрессии.
«ПЛЕЙБОЙ»: А другие стороны вашей жизни популярность изменила?
ВОННЕГУТ: Нет. Мне очень жаль, что все это не случилось раньше, когда я долгое время был не очень богат, а нужно было растить детей. Мы могли бы ездить с ними на отдых в приличные места, покупать чудесные игрушки. То есть, конечно, мои дети не ходили босиком, а некоторые из них даже учились в частных школах. Но все-таки было бы лучше, если бы деньги по годам распределялись равномерно. Теперь, когда дети выросли, деньги превратились в некую насмешку. Это одна из нелепостей писательской экономики. Писатель получает либо пятьдесят долларов, либо пятьсот тысяч – и никогда что-нибудь из того, что находится между этими цифрами.
«ПЛЕЙБОЙ»: Взлет популярности для вас не связан с какими-то неудобствами?
ВОННЕГУТ: Нет, со мной все в порядке, поскольку популярен не я, а мои книги. А я их не читаю и о них не думаю. В этом мире они живут сами по себе. И мы с ними – не одно и то же. Как и я со своей репутацией. Я значительно сократил количество публичных выступлений, потому что так непохож на свои книги и репутацию. Три раза в неделю на улицах в Нью-Йорке со мной заговаривают незнакомцы. И это меня радует. Я не ошеломляюще знаменит, и маленькая слава, которая у меня есть, пришла ко мне постепенно. Я восхищаюсь Норманом Мейлером, особенно его психическим здоровьем, потому что он выдержал самый сильный шок, который может пережить человеческое сознание, – он стал знаменитым в двадцать пять лет. И под этим грузом держался очень хорошо. Со мной же произошло то, что можно считать обычной историей американского бизнесмена. Как я сказал, моя семья всегда имела отношение к искусствам, поэтому искусства для меня – форма бизнеса. Начал я мальчишкой-разносчиком, а теперь у меня несколько супермаркетов на оживленных перекрестках. Карьера моя развивалась так, как развивается хорошо организованный бизнес. Двадцать лет я вкалывал на рудниках, зато теперь мои книги постоянно печатаются и продаются. И еще будут продаваться. За все несут ответственность компьютеры и печатный станок. Это очень по-американски – если машины сочтут, что могут тебя использовать, ты становишься успешным бизнесменом. Правда, сейчас меня уже не волнует, увеличивается мой бизнес или сокращается. Дети мои выросли. Какие-либо экзотические вложения денег меня не интересуют. Они не являются для меня символом любви.
«ПЛЕЙБОЙ»: Что же является для вас символом любви?
ВОННЕГУТ: Чушь это все. Или, допустим, приглашение в дом возле озера.
«ПЛЕЙБОЙ»: Вы состоятельный человек?
ВОННЕГУТ: Я знаю одну девицу, она постоянно задает людям этот вопрос. Каждый раз, когда она это делает, у меня выпадает челюсть. Моя мать говорила, что это самый грубый вопрос из всех, которые только можно задать человеку. Но, как правило, девица всегда получает ответ. Люди точно говорят ей, сколько они стоят. Потом она спрашивает, откуда пришли к ним деньги, и они опять отвечают. То, что происходит, мне напоминает откровенную порнографию. Мое состояние – это мои авторские права, которые имеют немалую стоимость – но только до тех пор, пока компьютеры и печатный станок будут считать меня своим человеком. Что же касается наличности, недвижимости и ценных бумаг, то я далеко не миллионер. И вряд ли им стану. Единственный способ в наши дни превратиться в миллионера – получать приличные проценты с капитала, а в этом смысле я не жду ничего значительного. Я получаю, так сказать, только прямой доход. Как я говорил, мои дети уже выросли, и у них может ум за разум зайти, если я стану предпринимать что-либо такое, что сделает их всех миллионерами.
«ПЛЕЙБОЙ»: У вас за плечами много лет того, что вы, конечно же, считаете хорошей работой. И, тем не менее, признание к вам пришло только сейчас. Что вы чувствуете?
ВОННЕГУТ: Во всяком случае, обманутым я себя не ощущаю. Читатели у меня были всегда, даже когда денег было совсем немного. Мои книги издавали в бумажных обложках, но с самого начала я получал дружеские послания от людей, находивших их в гарнизонном магазине, в аптеке или на автобусной остановке. «Матерь Тьма», «Канарейка в шахте» и «Сирены Титана» все поначалу выходили в бумажной обложке, да и «Колыбель для кошки» я писал с прицелом на этот сегмент рынка. «Холт» решил выпустить «Колыбель…» в твердой обложке после того, как продали права на ее версию в бумажной. Дело в том, что мне постоянно нужны были деньги, а за бумажную обложку я мог сразу получить три тысячи долларов. С издателем, выпускающим книгу в твердой обложке, этот номер не проходит. Но я также замечал, что мои современники получают приличные деньги, купаются в славе, и думал: «Черт, мне нужно поучиться писать лучше, хотя и то, что я делаю, я делаю прилично». Меня даже не рецензировали. «Эсквайр» опубликовал список американских писателей, гарантировав, что включил в него всех авторов, у кого есть хоть какие-нибудь литературные достоинства. Меня в этом списке не было. Список составлял Раст Хиллз. Я потом с ним познакомился и сказал, что его список меня убил. Прочитав его, я почувствовал себя человеком второго сорта. Раст заметил, что воспринимать этот список серьезно нельзя. «Это была шутка», – объяснил он. Вскоре они с женой выпустили антологию лучшей американской послевоенной прозы, и меня там опять не было. Ну и что, черт побери? Я постепенно воздвигал опорный пункт – из своих паршивых книжонок в бумажной обложке. В нашем обществе вымогательство – правило жизни, и ты способен получить что угодно, если построил надежный опорный пункт. Компьютеры издателей, печатавших мои книжки в бумаге, заметили, что торговая сеть их заказывает, что их постоянно нужно допечатывать. Тогда менеджеры решили посмотреть, что у них внутри. Издатели твердых обложек унюхали новые возможности. Остальное в этой истории – стипендия Гуггенхайма, профессорство, ресторан Элен Кауфман на Манхэттене. В этом году нас с Аленом Гинзбергом избрали членами Национального института искусства и литературы, и журнал «Ньюсуик» спросил меня: как получилось, что два таких фрика были выдвинуты в столь солидную организацию, само воплощение литературного истеблишмента? «Если истеблишмент не мы с Гинзбергом, то я уж и не знаю, кто», – ответил я.
«ПЛЕЙБОЙ»: «Бойня номер пять» была первым романом в твердой обложке, который хорошо продавался, не так ли?
ВОННЕГУТ: Да. Книга стала альтернативной позицией в рассылке книжного клуба «Гильдии литераторов». А «Завтрак для чемпионов» был основной позицией в рассылке и «Гильдии литераторов», и книжного клуба «Сэтердей ревю», и клуба «Бук файнд». Но я слишком похож на этого бейсболиста, Теда Уильямса, – медленно запрягаю…
