У Йоны в голове что-то взорвалось.
– Соответствующие критериям? – повторил он и прижал пальцы к левому виску.
– Смотри. – Натан щелкнул мышкой. – Вот что мы получили после всех разговоров и уговоров… сначала наши зарубежные коллеги вообще отрицали какие-либо убийства, но потом я связался с одним комиссаром из Гданьска… И он без обиняков рассказал, что из рукава Вислы под названием Мертвая Висла недавно выловили мужчину средних лет… жертва не утонула, ее забили до смерти. Лицо искусано, голова почти оторвана от тела.
– И у него имелся срок за три убийства и надругательство над трупами, – добавила Анья.
– Что еще у вас есть? – У Йоны пересохло во рту.
– Утром мы говорили с Сальваторе Джани, он передает тебе привет. – Натан откусил от яблока.
– Спасибо, – прошептал Йона.
– У Сальваторе убийство в Сеграте, возле Милана… В прошлый вторник там нашли женщину, Патрицию Туттио. Нашли ее со сломанной шеей в багажнике ее собственного автомобиля, рядом с больницей Сан-Раффаэле, отделение реконструктивной и пластической хирургии… Во время обыска у нее дома выяснилось, что до начала процедуры по смене пола она совершила как минимум пять заказных убийств.
Нахмурившись, Натан пощелкал мышкой и развернул компьютер экраном к Йоне.
Тень больничного купола падала на каменную кладку, доставая до красного “фиата-панды” с помятым бампером. В открытом багажнике лежало тело. Пластиковый пакет на голове убитой изнутри был запачкан губной помадой. Платье и меховой жакет черны от грязи. Убитая – высокая, с полной грудью, широкими бедрами и крупными коленями.
– А третья жертва? – спросил Йона.
Натан потер лоб.
– Недалеко от Брест-Литовска, на юго-западе Беларуси, есть национальный заповедник, Беловежская Пуща. На прошлой неделе там за помойными баками в кустах нашли труп. Дом Деда Мороза, новое развлечение для туристов. Нечто вроде восточнославянского Санта-Клауса… Убитый служил в парке охранником. Он был страшно избит, обе руки сломаны, ему стреляли в шею… Его звали Максим Риос.
– Так.
– Наш белорусский коллега сообщил, что в последний год жизни убитого пороли ремнем… по его словам, как какого-нибудь несчастного детдомовца.
– Мне надо подумать.
– Мы еще ждем фотографий, ждем ответа из многих стран… но, как сказала Анья, слишком многие, увы, не имеют ничего против того, чтобы преступники просто исчезали с лица земли.
Йона сидел, закрыв лицо руками, и слушал Натана – тот пересказывал ехидные ответы марсельских полицейских.
Серийных убийц такого рода не существует, думал он.
Случалось, что серийные убийцы мотивировали свою потребность убивать необходимостью очистить общество, но в этих случаях жертвами становились гомосексуалисты, проститутки или определенные этнические или религиозные группы.
Юрек – не из таких убийц.
Он никогда никого не убил бы, мотивируя свой поступок безнравственностью или извращенной моралью жертвы.
Вопросы морали его абсолютно не интересовали.
“А что, если они – способ добиться своего”, подумал вдруг Йона и поднялся.
Убийства не имеют никакого отношения к санации общества.
Это проверка. Какое-то испытание, тестирование.
– Он жив, – прошептал Йона и резко отодвинул стул.
Юрек Вальтер жив, и он немало времени посвятил вербовке и проверке тех, кто лучше всего подходит на роль помощника-сообщника.
Он искал нужного человека среди тех, у кого отсутствуют моральные границы.
Юрек искал кого-то, кто занял бы место его брата, абсолютно лояльного ему человека, который терпел бы наказание бритвенным ремнем за малейшую ошибку.
Он проверял, кто из претендентов может разделить его зацикленность на мне, думал Йона.
Юрек не хотел, чтобы человек из Осло забирал череп Суммы, ему не нужно было, чтобы человек из кемпинга звонил мне – все это просто побочный эффект промывки мозгов.
А урожай мертвецов означает, что кастинг окончен.
Убитые – это те, кто не прошел испытания.
Вот и мотив.
Мотив, которого до сих пор не хватало.
Йона понимал, что Натан что-то говорит ему, но не слышал, сознание выключилось.
– Йона! Что с тобой?
Йона повернулся и, пошатываясь, двинулся к двери. Проверил, в кобуре ли пистолет, открыл дверь и пошел к лифтам; на ходу достал телефон и нашел в списке контактов Люми.
Анья бросилась следом.
– Что-то случилось?!
– Мне надо идти. – Йона оперся рукой о стену.
– Из Истада только что пришло электронное письмо, тебе обязательно надо посмотреть. Полиция обнаружила труп в промышленной зоне… резаные раны головы, лица и груди…
Йона не заметил, как машинально сорвал объявление о женских соревнованиях по хоккею с мячом.
– Почерк сходится, – говорила Анья ему в спину. – Жертву звали Стеллан Рагнарсон, он сидел в тюрьме – перерезал горло своей девушке и ее матери.
Йона ускорил шаг и поднес телефон к уху, слушая сигналы. Не дождавшись лифта, он бросился бежать вниз по лестнице.
– Люми, – вполголоса ответила дочь.
– Это папа. – Йона остановился.
– Привет… я сейчас на лекции, не могу…
– Слушай меня, – перебил Йона, пытаясь совладать с рвущейся наружу паникой. – Помнишь солнечное затмение в Хельсинки?
Дочь помолчала, и за эти несколько секунд у Йоны от ужаса взмокли лоб и шея.
– Да, – тяжело ответила наконец Люми.
– Мне просто вспомнился тот день, поговорим потом… Люблю тебя.
– И я тебя, папа.
Глава 18
Люми сунула айфон в рюкзак и дрожащими руками закрыла тетрадь. Если бы профессор Жан-Батист Блом не прервал лекцию из-за проблем с компьютером, она бы не ответила на звонок.
Люми не могла поверить в реальность происходящего. В то, что отец и правда позвонил, напомнил о солнечном затмении.
Этого не должно было случиться.
Зимнее солнце через огромные окна лилось в аудиторию, освещало покрытые пятнами стены, вытертый пол.
Студенты-искусствоведы оставались на местах – они вполголоса переговаривались или смотрели в телефоны, пока профессор пытался вернуть компьютер к жизни.
– Мне надо идти, – прошептала Люми Лорану.
– Кто звонил? – спросил Лоран, придвигаясь ближе. Его теплая рука скользнула по спине Люми.
Люми сунула блокнот и ручки в рюкзак, встала, отвела его руку и стала протискиваться между рядами.
